— В «Женеве мы лучше узнали друг друга, ясно поняли характер разногласий, положили начало диалогу».
Но был и другой позитивный сдвиг, который остался тогда как бы за кадром. Беседы Горбачёва с Рейганом, Миттераном и другими лидерами Запада позволили ему трезво, без пропагандистских наскоков посмотреть на советскую позицию в вопросах безопасности и понять, что она нуждается в переменах.
Уже в Женеве после одной из встреч с Рейганом Горбачёв позвал своих экспертов в защищённую от прослушивания комнату и начал с пристрастием расспрашивать, почему мы предлагаем контроль над разоружением только национальными средствами и боимся инспекции. А вот американцы их не боятся и выступают за широкий международный контроль! Почему? Дело тут не только в том, рассуждал Горбачёв, что национальные средства контроля не всегда надёжны. Но получается ещё и так, что мы просто подыгрываем тем, кто говорят о закрытом характере советского общества, что нам нельзя доверять. В общем, советскую позицию по контролю надо менять.
Никаких решений тогда, разумеется, принято не было, но брожение началось. Медленно, порой зигзагами советская позиция по контролю стала меняться. И импульс к её переменам был дан тогда в Женеве.
КАК МЕНЯТЬ И ЧТО МЕНЯТЬ?
Отзвуки женевской встречи очень скоро докатились до Стокгольма в виде слухов и в виде указаний. Вопреки шуму о грандиозном успехе, который взахлеб описывала советская да и мировая пресса, слух утверждал, что Горбачев и Шеварднадзе вернулись в Москву недовольные. Советская политика, несмотря на приветливые улыбки Горбачева, оставалась по своей сути неизменной со времен Брежнева — Андропова — Черненко. Ее нужно было основательно перетряхивать, чтобы хорошие и красивые слова о мире, разрядке и мирном сосуществовании из пропагандистских лозунгов действительно стали нормами международной жизни.
А указания требовали представить предложения, как надо менять эту советскую позицию. 3 декабря, например, делегация получила напоминание: «подготовить проект записки в Инстанцию, в которой содержалась бы оценка прошедшего этапа, а главное — предложения о дальнейшей нашей работе». При этом, однако, предписывалось «точно следовать положениям мандата Мадридской встречи, в частности, по мерам военного доверия (охват ими деятельности ВМФ и ВВС)».
Каждый раз, получив такие указания от высокого начальства, хотелось либо хохотать, либо горько плакать. В них было все выверено до миллиметра — с какой бы стороны не подул ветер, начальство будет всегда право. Но попробуй пойми, что от тебя хотят: дать новые предложения, но точно следуя старой позиции?
Тем не менее, мы посовещались в делегации и решили серьезно проанализировать, что происходит на переговорах и что нужно менять.
Восьмая сессия не принесла долгожданного прорыва, хотя «джентльменское соглашение» внесло некоторые перемены на Конференции. Теперь основная деятельность переместилась в рабочие группы. После краткого официального открытия заседания следовала быстрая смена декораций: таблички с названиями государств убирались, делегаты покидали свои обычные места и рассаживались по группам стран. Теперь они выступали как бы в личном качестве, и председатель, давая им слово, просто называл фамилии. Как выразился один из участников этих дискуссий: «наконец — то нам разрешили снять пиджаки». Ну и что это дало?
Рабочие группы плавно перешли к редактированию строго в соответствии с «джентльменской договоренностью». Там под руководством координаторов из нейтральных стран началось параллельное обсуждение всех внесенных предложений, хотя каждая сторона, разумеется, делала упор на собственных позициях.
Но чем дальше шёл поиск договоренности, тем более становилось очевидным, что главным камнем преткновения является теперь вопрос, на какие виды вооруженных сил будут распространяться меры доверия. Разумеется, имелись и другие расхождения, и их было немало. Но нельзя ни на шаг продвинуться вперед в редактировании, когда одна сторона говорит только о деятельности сухопутных войск, а другая называет всю триаду — сухопутные войска, ВВС и ВМС. Поэтому в качестве развязки мы решили предложить следующий компромисс:
«На нынешнем, первом этапе Конференции дать согласие на уведомления о крупных учениях ВМС в соответствии с предложенными нам параметрами, когда эти учения связаны с учениями сухопутных войск и угрожают безопасности в Европе. Одновременно можно было бы условиться о том, чтобы отложить рассмотрение вопроса об охвате мерами уведомления также и самостоятельной деятельности ВМС на второй этап Конференции. При этом, разумеется, подлежали бы уведомлению все крупные учения ВВС в Европе, как это предлагается Советским Союзом».
Генерал Татарников угрюмо сказал, что не может подписаться под таким предложением. Его министерство никогда не пойдет на отказ от договоренности по ВМС. «Соседи» колебались. Тогда я сам направил эту телеграмму в Москву. И тишина… Никакого ответа.
МОСКВА ГУДИТ
Делегация прилетела в Москву на рождественский перерыв 24 декабря. Столица буквально кипела новостями. Последние полгода, возвращаясь домой, мы каждый раз попадали как бы в другую страну. В дневнике у меня записано:
«Столица полна слухов. Чиновный люд волнуется происходящими переменами — гадают, вычисляют кого — куда, но в основном напрасно, т.к. никто ничего толком не знает. Поражает общее состояние неуверенности и выжидания. Простой же люд доволен, что шерстят начальство.
Контора родная также гудит от слухов. Если отбросить бесполезную суетню кого — куда, то вырисовывается такая картина. Шеварднадзе медленно, но верно ищет перемен — и по существу политики, и по формам работы. От улыбок перешел к втыкам, и порой жестким».
Новый министр явно менял точки опоры в МИДе. Корниенко еще сидел в своем кабинете, но ему даже бумаг не размечали. Остальных замов тоже отодвинул в сторону. Вместо них напрямую к нему стали ходить Петровский, Адамишин, Карпов, Бессмертных. Ковалев в этих встречах не участвовал, но его присутствие все время было как— то обозначено.
Меня предупредили, что предложения из Стокгольма встретили сильное раздражение и у военных, и у «соседей». Да и в самом МИДе основательно щипали за «сдачу позиций» по ВМС. В общем, картина невеселая, и только оптимист Адамишин настойчиво твердил о грядущих переменах и советовал твердо стоять на своем.
28 декабря, суббота, 16.30.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});