около двух месяцев назад, и с тех пор они были неразлучны. Его звали Стивен, но я называла его Парень-Гот – по крайней мере, про себя. Я пока его не видала, но сам факт, что у него был свой дом, в котором он устраивал пивные вечеринки, уже вызывал симпатию. А это должен быть полный отпад, с ансамблем и всем таким. Ну, в смысле не то чтобы это был какой-то знаменитый ансамбль, который кто-то знает – какая-то местная группа с названием «Фантомная Конечность», – но все равно живая музыка!
«Черт».
Облизав ватную палочку, я попыталась поправить макияж. В очередной раз.
«Как можно разучиться наносить жидкую подводку?»
«Заткнись. Я не делала этого больше месяца».
«Ну да, ну да».
«Отлично, а теперь на правом глазу линия толще».
«Ну, давай все заново».
«Может, я просто добавлю немного слева, чтобы было одинаково?»
«Ты и про право то же самое говорила».
Нанеся еще один слой подводки, я заставила себя отложить карандаш и найти себе другой предмет для страданий. Это было несложно. Я неделями не выходила из дома, и это было заметно. Джинсы еле застегивались, навыки нанесения косметики проржавели до чертиков, а мои волосы…
Боже, волосы.
Последний раз я брила их больше года назад. Челка доросла до линии челюсти, длинные прядки по бокам – до плеч, а сама стрижка превратилась в кудлатую, неопрятную, волнистую копну. Я и не замечала, как они отросли. Я просто откидывала их набок и закалывала заколкой.
Я не могу никуда идти с такой головой. Как только она попадет на влажный воздух, она меня задушит. Буквально. Или кого-то еще.
Голос в моей голове – тот самый, которому было плевать, кто что подумает, тот самый, который напрочь заткнулся с тех пор, как Ланс Хайтауэр сказал, что я похожа на мальчика, – снова зашептал, впервые за множество лет. Он сказал: «Где твои ножницы, сучка?»
Я услышала эту группу за квартал до того, как увидела дом Парня-Гота. С поднятыми стеклами машины. И включенной музыкой. Шум доносился из милого маленького желтого одноэтажного домика в семейном пригородном райончике. Не совсем то, чего можно было бы ожидать от холостого фаната Мэрлина Мэнсона двадцати-с-чем-то лет. Ну, может, ему нужно место, чтоб прятать трупы.
– Отпадная прическа! – завопила Дева-Гот, открывая мне дверь. – Обожаю такую стрижку! Ты похожа на Дрю Бэрримор, когда она обстригла волосы.
Сама она была в зените готской славы – в черном коротеньком платье, массивных черных туфлях на платформе и с косметикой, делавшей ее похожей на жуткую фарфоровую куклу. Я вдруг засомневалась в своем коротком черном топике с булавками, но хотя бы мои штаны были из псевдокожи. Судя по тем, кто был в комнате, это было частью униформы.
Я зашла в затемненную гостиную. Там оглушительно орал хеви-метал, и пульсировали огни цветомузыки. Вся мебель была сдвинута к стенам, и десятки тел дергались и извивались перед группой из четырех человек, игравших в углу комнаты. Пока мои глаза привыкали к темноте, Дева-Гот кому-то помахала.
– Стивен! – крикнула она.
Из толпы вынырнул худой мужик с черными волосами до плеч и черной козлиной бородкой. На нем была черная рубашка в сетку и виниловые штаны, которые были ему велики. Он напомнил мне Лорда Лакрицу из Страны Леденцов.
Когда он подошел, Дева-Гот наклонилась к его уху и прокричала:
– Это Биби! Правда она похожа на Дрю Бэрримор?
Потом она улыбнулась и дернула меня за прядку моих трехсантиметровых, самостоятельно высветленных добела волос.
Парень-Гот оглядел меня сверху донизу, отчего я почувствовала себя маленькой, и прокричал в ответ:
– Ну да, если бы у нее были сиськи.
Ага, пойди отсоси. Козел.
Дева-Гот сделала вид, что хлопает его по щеке, захихикала, они обнялись и исчезли в толпе.
«Ну, офигеть».
Мне надо было выпить. И пойти спрятать в доме этого придурка какую-нибудь гадость. Может, у него в холодильнике найдется пара яиц? Через несколько дней они чудесным образом протухнут.
Пока я пробиралась через потную незнакомую толпу в сторону того, что, по моему представлению, было кухней, дикий шум стих и перешел в хриплую, шепчущую песню, которую я узнала. И которая мне, в общем, нравилась. Обернувшись, я поглядела на солиста «Фантомной Конечности» – тощего, гибкого паренька с черной стрижкой под горшок, разделенной спереди пробором, – он хрипел и шептал в микрофон. При таких крошечных размерах он излучал прямо удивительное количество уверенности.
Ведущий гитарист был низким, крепким парнем, который пытался спрятаться за певцом и собственными сальными волосами до подбородка. Барабанщика было не видно за сложным набором барабанов, тарелок и прочих штук. Но басист был огромного роста. А уж на фоне остальных членов группы он казался просто гигантом.
Я поняла, что смотрю на него, а не на солиста, хотя он никак не привлекал к себе внимания. В этой песне был сложный перебор басов, и он был полностью поглощен им. Мне нравилось наблюдать за людьми, которые не видят, что за ними наблюдают, а этот парень вел себя так, словно вообще не знает, что вокруг полно других людей.
Когда песня кончилась, они заиграли что-то другое, чего я не знала, и очарование погасло. Я отправилась в кухню и встала в очередь к бочонку пива за какой-то телкой с блондинистыми косичками и в огромной майке. К несчастью, ей захотелось изобразить барменшу, она стала наливать пиво соседям, туда стекся еще народ, и внезапно я перестала быть следующей в очереди.
«Потрясающе».
Когда я наконец все же добралась до бочонка, живая музыка сменилась записью техно, а вся толпа из гостиной, похоже, ломанула на кухню. Я наполнила стаканчик пивом цвета мочи, повернулась и буквально уткнулась лицом в неколебимую стену разгоряченных потных мышц. Я отшатнулась, в ужасе глядя на то, как примерно половина моего пива с громким плеском растекается по полу, едва не попав на здоровенный черный «адидас» этой баррикады из человеческой плоти. К счастью, гигант успел ухватить меня за плечи и удержать, прежде чем я сама плюхнулась в эту лужу