Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я была к тебе сурова, – заявила она через несколько секунд, опустив взгляд. – Рассуждала о твоем выборе, сомневалась в твоих чувствах. Мне не следовало этого делать.
Ее искренняя растерянность вызвала желание поставить пустую банку на столик и сжать руки подруги вместе.
– Ты не говорила неправильных вещей. И была права насчет Альберто.
Она кивнула, но осталась недовольна собой.
– Мне было плохо из-за Диего. Целыми днями я ломала голову, не зная, что делать, злилась на тебя, потому что ты не рядом, когда так нужна, что за тобой ухаживают два красавца, а ты тратишь время на сомнения, гадаешь, нужна ли им на самом деле или они просто ведут друг с другом войну. – Елена перевела на меня полный горечи взгляд. – Амелия, пойми, с тобой все в порядке. Прекрати удивляться, когда тобой кто-то очарован.
Елена любит меня и порой забывает о моих недостатках, а в этот раз еще и о моем социальном статусе.
– Мне тоже было непросто, поверь.
– Если ты решишь вернуться в Англию, я поеду с тобой. Кто знает, может быть, мне удастся соблазнить хорошего близнеца. Ты же подумаешь об этом? Мы могли бы стать невестками.
– Ты хочешь переехать?
– По твоим словам, Доунхилл огромен. Если мы станет родственницами, то мне будет легче дотянуться до Кэтрин Лэньон. Я бы выведала у нее секреты успеха и через несколько лет открыла собственную галерею в Лондоне, – с мечтательным видом проворковала она.
– Не могу поверить, что ты говоришь это всерьез.
– Я тоже.
Мы расхохотались.
– Однако никогда не говори «никогда», – заключила Елена, держась за живот.
Внезапная перемена ее настроения заставила насторожиться. Всего несколько дней назад она твердила, что меня тянет к чужим несчастьям, а теперь мнение изменила и даже собралась поехать в поместье со мной. Либо она что-то недоговаривает, либо это связано с завтрашним днем. Я слишком устала, чтобы думать об этом.
– Пожалуй, я пойду спать, – на прощание я поцеловала Елену в щеку.
В 8:45 мы с Еленой добрались до Национального института опухолей в районе Читта-Стади, куда госпитализировали тетю.
Машину оставили на охраняемой парковке, вошли в здание и поднялись на лифте. Елена знала, куда идти, мои ноги механически следовали за ней. Ночью я почти не спала, сама того не желая прокручивала в памяти восемнадцать лет, прожитых с Редигьери, и все думала, что делать, когда окажусь у постели мачехи. В голове звучали слова Джулиана, он предлагал простить Сару, но сейчас это казалось невозможным. Я боялась ее увидеть и одновременно боялась испытать сострадание.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила Елена.
Она умела считывать мое настроение, хотя в данный момент нетрудно понять, что меня угнетает.
Утром мы не разговаривали. Пока Елена завтракала, я позвонила мистеру Лоранди, чтобы узнать подробности о состоянии тети. Он сообщил, что у Сары последняя стадия рака мозга, что она отказалась от предложенных медиками паллиативных методов лечения и, несмотря на мольбы своих детей, предпочла уповать на Бога. Элиза, старшая, даже связалась с одним американским светилом, но тетя и слышать об этом не захотела. Поэтому вместо возможных трех-четырех месяцев ей осталось несколько дней.
– Никому бы не пожелала смотреть, как уходят родители, а ты при этом не можешь ничего сделать, – прошептала я. – Даже злейшему врагу.
– Это ужасно, не хочу и думать об этом, – вздрогнула Елена.
Из лифта мы попали в длинный коридор. По белым стенам тянулись зеленые полосы, а в воздухе витал запах дезинфицирующего средства и боли. Никто не любит больницы, особенно если здесь твой родственник и он никогда больше не увидит свет.
У многих палат двери были закрыты, у некоторых распахнуты настежь, позволяя разглядеть пациентов, прикованных к постели или с трудом передвигающихся. Поражало, что среди них есть и молодые, примерно моего возраста.
Члены семьи пользовались временем посещений и разговаривали с врачами, обсуждали новости, которые вряд ли хотели слышать. Смотреть на них было больно: осунувшиеся лица под маской мужества, слезы, спрятанные за темными очками. Одна женщина забегала к мужу перед работой, попрощалась с ним, встретилась со мной взглядом и улыбнулась, поделившись силой надежды. Мне стало неловко из-за моего лицемерия. Здесь люди страдают, а я пришла, чтобы пожелать тете такого финала, которого она заслужила.
В конце коридора мы остановились, у входа в последнюю палату сидели мои кузены. Узнав меня, Элиза вскочила на ноги – под глазами темнели круги, а в стеклянном взгляде угадывался привычный воинственный настрой. Прежде чем подойти к ней, пришлось взять свой страх под контроль.
– Где, черт возьми, ты была? – прорычала она. – Мы искали тебя несколько дней.
Это правда, я получила голосовые сообщения, как только оказалась на итальянской земле. В Доунхилл-Хаусе ужасная связь, с Еленой мы общались через WhatsApp.
– Там, где я была, не ловит телефон, – объяснила я.
– Мама умирает, а ты уехала в отпуск? – за спиной сестры появилась Джорджия.
Видно, что она плакала: нос красный, потрескался, а в руке зажат мятый носовой платок.
– Как она? – я притворилась, что волнуюсь.
– А как ты думаешь? – прошипел Джованни.
В мою сторону он даже не повернулся, сидел и вертел в руках телефон. Среди остальных он всегда был самым жестоким. Мы давно повзрослели, но в груди тревожным звоночком отдалось эхо того ужаса, что он вселял в меня, когда хотел позабавиться. Некоторые вещи не меняются с годами.
Я почувствовала слабость; как хорошо, что Елена пошла со мной. Она взяла меня под руку, даря такую необходимую поддержку.
– Сара захотела поговорить с Амелией. Наедине.
Подруга не жила с Редигьери под одной крышей, не знала, на что они способны, вот и не побоялась выступить против, несмотря на их горе.
Элиза окинула меня взглядом с головы до ног и скривилась от отвращения. Она ненавидела меня и никогда этого не скрывала, но обычно ограничивалась словами.
– С какой стати? О чем ей с тобой разговаривать?
– Вини рак, – буркнул Джованни, продолжая что-то печатать в телефоне.
– Если ты надеешься получить хоть пенни из наследства, можешь об этом забыть! – Джорджия встала передо мной, скрестив руки.
Я шагнула к ней и прошипела прямо в лицо:
– Да я лучше поселюсь под мостом и буду до конца дней просить милостыню, чем возьму ваши деньги.
Она напрягла челюсть. Перепалку в зачатке прервала Елена:
– Амелия, давай уже со всем покончим, чем быстрее ты навестишь тетю, тем быстрее мы сможем уехать. С остальным твои кузены прекрасно справятся сами, – последняя фраза прозвучала с вызовом.
Стараясь производить как