в строчке звук его голоса — «Метафизика Москвы» чрезвычайно поэтична. Это и есть своего рода поэма, потому что автор облекает свои рассуждения о городе (да и о прочих городах в форму именно поэтическую). Вот он пишет про Китай-город:
«Китай и Китеж слиты в образе Покровского собора-города. Собор и в самом деле восстаёт как Китеж — кремль кремлей, географически сторонний неподвижный центр, — а не так, как может восставать Посад на Кремль Москвы». Московские здания у Рахматуллина связаны со всей культурой разом — от городского камня он плавно переходит к живописи, к литературе или к национальной философии: «Творение столпа — столпотворение. Нерв этой темы в Ом, что всякое столпотворение способно оказаться вавилонским, — и в том, что после Вавилона, решимость на столпотворение есть опыт снятия проклятия Вавилона»…
Кстати, Рахматуллин со своей «Метафизикой Москвы» присутствует в коротком списке премии «Большая книга». Я не буду говорить о шансах, но если бы так случилось, ему дали бы практически за поэзию.
Рахматуллин, Р. Две Москвы, или Метафизика столицы. — М.: АСТ, Олимп, 2008. — 704 с. 5000 экз. ISBN 978-5-7390-2078-9
Извините, если кого обидел.
10 июля 2008
История про дождь
Непонятно и странно как-то сегодня. Начал думать, не наделал ли я каких-нибудь ошибок, непоправивмого и ужасного — на манер той опечатчки, что пропустила героиня фильма "Зеркало", и ринулась через дождь в типографию. Впрочем, вместо того, чтобы сделать что-то полезное, начал писать план книжки про послевоенную советскую экономику.
Извините, если кого обидел.
11 июля 2008
История про солдатские песни
Это мощная книга. Во-первых, это первый опыт фундаментальной книги по современному солдатскому фольклору. Во-вторых, это сборник текстов песен, стихов, цитат из солдатских альбомов.
Причём в нередактированном, аутентичном написании, производя неизгладимое впечатление даже вне страниц альбома, расцвеченного шариковыми ручками и росписью через фольгу
Вот песня "Авганистан":
Опять тревога опять мы
Ночью уходим в бой
Когда же дембель я
Мать увижу и дом родной
Когда забуду как полыхают
В огне дома
Здесь в нас стреляют
Здесь как и прежде идет война
За перевалом в глухом
Ущелье опять стрельба
Остались трое лежать
На камнях ведь смерть
Глупа
А может завтра на этом
месте останусь я
Здесь в нас стреляют
Здесь как и прежде идет война…
Или другая, поглаже:
Афганистан, Афганистан —
Письма редко приходят к нам
А шофёр держит руль, только сердце стучит:
Впереди перевал, а на нём басмачи.
Не отстать от своих, пока день и светло.
Ночью пуля летит в лобовое стекло.
А когда ты идёшь, за спиной автомат,
И тогда ты поймёшь, что такое солдат.
Ведь не зря ты пошёл воевать в ДРА —
Чтобы мама в Союзе спокойно спала.
А в родном краю, где сады цвели,
Где светло и тепло от любимой земли,
Ждали девушки нас, мама, вытри глаза,
Мы ведь живы пока и вернёмся назад.
По дорогам крутым, сквозь пески и туман,
Рвутся в гору ЗИЛы, надрывая кардан.
Автоматы в руках, передёрнут затвор,
Не остаться в горах — так молись на мотор…
Городской обыватель смотрит обычно на это всё как турист, обнаруживший в чужой стране кувшин для подмывания в туалете. Чужая кажущаяся дикость всегда хороший товар, можно иронизировать над орфографией и рифмами. Только вот не надо. Ну, да, это криво и наивно. Это пошло, но не так как вы, подлецы — иначе.
Я бы не стал смеяться — и не только в силу биографических особенностей (надо не забыть рассказать в следующий раз про пионерские лагеря колонии ИТУ и военные городки). Тут дело в том, что эмоции — настоящие, вполне себе хтонические, как сказали бы образованные люди.
Не сказать, что я считаю непосредственность и искренность самодостаточными качествами — нет. Мне например, нравится гэг "Камеди-клаб" про сумасшедшего десантника, что забрёл на конкурс бардовской песни и заставляет всех слушать историю про то, как он ползёт, сжимая А!..К!..М!..
Но всё равно, это какое-то очень важное варево, питательный (или не вполне питательный) бульон из которого получились целые поколения.
Я вообще заметил, что сейчас то и дело, люди в разной стадии общественного безумия придумывают себе прошлое (давнее и недавнее). Я только что читал такой мемуарный список обид от Советской власти, что Юрий Олеша просто отдыхает. (Списки благодеяний я тоже читаю регулярно).
Между тем, в аналитической части книги обнаружил утверждение "В целом солдатские песни Америки и Израиля отличает от российских гораздо большее внимание к смерти и отсутствие упоминаний об утраченной или утрачиваемой любви". Это мысль, которую я бы ещё обдумал (и такие наблюдения много говорят о жизни. Мотив верности-неверности в русских солдатских песнях — вечный. Он не при Советской Армии родился и не с ней исчез — чего там, вспомнить блестящий текст Константина Симонова "Как служил солдат…", и понятно, что вытаскивая ситуацию за этот хвостик, можно сказать, что в Израиле служат и мужчины и женщины, и при малых расстояниях и частых увольнениях ситуация другая. В общем, надо это обдумать.
Поэзия в казармах. Под ред. Михаила Лурье. — М.: ОГИ, 2008. - 586 с. (Нация и культура) (п) 1500 экз. ISBN: 978-5-94282-456-3
Извините, если кого обидел.
11 июля 2008
История про птицу Буфула
Страшен зверь-птица Буфул при тихой погоде. Страшен он и в бурю, часто летает он над серединой Днепра. Далеко простёр Буфул над Россией свои совиные перепончатые крыла, быстр его полёт: мелькнёт он, победоносец ночи, и пропадёт вновь. Только расступаются перед ним народы, утирая белую какашку с кафтанов и сюртуков. Не всяк видел Буфула в верховьях гнездовий, там, где он в своей тарелке. А в своей тарелке видали Буфула многие. Крылья Родины, настоящая сказочная птица Буфул, никого не оставит в стороне и за бортом. Но придёт час, когда заплачет птица Сирин, погрузит свои яйца в воду Алконост, заскребётся когтями о жесть птица Гамаюн, а от Жар-птицы понесёт палёным