«Черепашка живёт долго потому, что никуда не спешит. И потому, что где бы она ни оказалась, она всегда дома. Не нравится снаружи – ушла в себя и порядок. Мудрый зверь.» Я плеснула черепашке ещё, тронула край её полусферы своим бокалом и выпила за мудрость долгоживущих, которой я себе пока ещё не нажила. Вечный безмятежный покой меня не привлекал, мне было в нём скучно, как было скучно в последнее время с Райном, с тех пор, как его визиты из просто дружеских превратились в агитационные.
Райна приставили ко мне для того, чтобы он следил за жизнью демона-иерарха, я догадывалась об этом, и он не раз прозрачно намекал. Во время нашей практики в 220м атака была не только на Каста-Либра, демоны ударили по границе широким фронтом, в некоторых местах они прорвались, была затяжная война, Иссадоры там сражались и погибали, опять, в который раз, и их оставалось всё меньше. Алан пропал из светской жизни почти на год, и вернулся только тогда, когда стали возвращаться врачи, потому что война закончилась и их демобилизовали, отпустив домой, как бы «в запас», с условием, что они вернутся на прежнее место, если будут нужны. Насколько я знала, это не понадобилось.
После того года, масштабных боевых действий на Грани Ис больше не было, «Джи»-корпорация опять начала покупать активы и заниматься исследованиями, Алан опять замелькал в новостях и светской хронике. Весь мир верил, что война закончилась, а я знала, что нет – мне иногда прилетало через канал Печати очень чувствительно, я помогала, но мы не разговаривали, и курьеров с оплатой Алан ко мне больше не присылал.
Я не смотрела телевизор, потому что там было сплошное враньё и показуха, предпочитала интернет и старые печатные издания, с именем и репутацией, которую невыгодно портить желтухой и враньём в чью-то пользу. И из этих независимых источников я собирала для себя картину происходящего, в которой находила подозрительные белые пятна.
Алана с Деймоном продолжали называть властителями и наследниками, как и Лиона, который в политической жизни не участвовал, зато прекрасно смотрелся на рекламных плакатах. А владыка куда-то пропал. Алан цитировал его в интервью, рассказывал о его деятельности, но это были просто слова, свежих фото или живых встреч с журналистами у владыки не было, как будто он существовал только на бумаге.
«И не он один.»
Иерархов было мало, и это было плохо – я ощущала это по тому вниманию, которое вдруг стал проявлять ко мне Райнир, и соответственно, Альянс. Даже Альянс напрягся, хотя раньше им было наплевать, каким именно образом демоны будут уничтожать друг друга.
«У демонов из Мира демонов появилось какое-то внезапное преимущество перед демонами с Грани Ис? Они стали представлять реальную угрозу, и именно поэтому меня резко стал осаждать Райн, навещая почти каждый месяц, хотя раньше мы не виделись годами?»
Я знала, что Райн меня не любит, но и фальши с его стороны не чувствовала, он просто совместил приятное с работой, как и я, и использовал свои тёмные таланты ради благого дела, тоже как и я. Мы были похожи, и я бы с удовольствием поработала с ним в библиотеке, но на стене крепости рядом с собой предпочла бы видеть не его.
«Столько лет прошло, ничего не изменилось.»
Попадая в любую непредвиденную, стрессовую или просто сложную ситуацию, я автоматически оглядывалась, ища глазами того, кто знает, что делать, и обязательно мне поможет. А его не было. Это было то самое обманчивое ощущение близости, о котором Алан говорил, когда просил меня быть рядом, когда он просыпается. Я тогда этого не чувствовала и не понимала, чувство было слишком тонким и неосязаемым, его было невозможно объяснить, нереально поймать и зафиксировать, как едва уловимый запах кожи кого-то, кто прикоснулся на мгновение и исчез, а место прикосновения стало священным и оберегаемым, потому что хранило след, полностью физический, но невероятно хрупкий. Я ощущала его рядом, всегда, хотя канал был закрыт, я просто чувствовала, что не одна, как будто он тихо присутствовал в комнате или у окна дома напротив, не очень близко, но в зоне видимости, с телефоном, с полным резервом и со снайперской винтовкой, готовый дать совет, подпитать и убивать, если понадобится, в любой момент. Это делало меня смелой.
Я тоже готова была прийти на помощь, если он позовёт, без раздумий и сомнений. Это случалось очень редко, он старался меня не беспокоить, но иногда обстоятельства вынуждали, и тогда я творила чудеса. Я жила в этих моментах на максимальном форсаже, а вне этих моментов я жила в ожидании этих моментов, училась и практиковалась, добывала редкие книги, повторяла упражнения сотни раз, как будто вечно жила в состоянии ночи перед главным в жизни экзаменом, к которому была максимально готова, но всё равно полировала свои навыки до идеальности, просто ради наслаждения перфекционизмом. Это делало меня сильнее. И слабее тоже – я иногда была сама себе противна, когда доводила до идеальности очередной навык, а применить его было негде, потому что Алан и без меня был в порядке. Я сама перед собой выглядела глупо, как отличник-промокашка, который тянет руку в ответ на любое слово учителя, хотя учитель и так знает, кто тут самый заядлый зубрила, и весь класс знает, и все над ним смеются, а ему всё равно, потому что он выучил и хочет похвастаться, и тянет свою руку от самых пяток – ну вызовите меня, ну пожалуйста...
«Как была заучкой, так и осталась. Ничему меня жизнь не учит.»
Город на берегу реки постепенно утонул в деревьях, сначала редких, потом они становились выше и пышнее, прятали в кронах дома, которые становились всё меньше, а потом исчезли совсем. Катер вышел к озеру и остановился в центре, заглушил двигатели, стало очень тихо, даже разговоры за столами стихли. А потом вздрогнула палуба, когда с небольшого острова в отдалении в небо выстрелили пушки.
Снаряды взорвались высоко над катером, рассыпав по