«Странно, что даже вчетвером, они до сих пор не смогли сломать эту дверь» – обеспокоенно думал я, скача вперед и прижимаясь к стенам поезда при каждом толчке, сопровождающим очередной поворот. Разошедшиеся по своим купе пони сопровождали меня обеспокоенными взглядами, но с истинно немецкой педантичностью следовали полученным инструкциям и не лезли под ноги суетившимся стражам. К счастью, в тот момент я даже не представлял, что же меня ждет…
– «Ух ничего себе! И для этого вы меня отослали куда подальше, извращенцы?».
Вломившись в первый вагон, я обнаружил всю компанию спасителей, сгрудившихся в тамбуре в довольно… интересной позе. Два стража, пыхтя и напрягаясь, удерживали за широко расставленные крылья Медоу, который, странно шипя и ругаясь сквозь сжатые зубы, нависал над крупом желтого единорога, подозрительно отклячившего свой зад. Оглянувшись на мой ошарашенный выкрик, Графит, стоящий рядом со всей этой живописной группой, лишь покачал головой, тут же болезненно сморщившись, и аккуратно приложив эту самую голову к холодному оконному стеклу. Выражение страдания появилось на его морде лишь на секунду – уже через мгновение он выпрямился и продолжил командовать этим странным, групповым гимнастическим упражнением.
– «Ну что там, Тейл? Видно что-нибудь?».
– «Ха-ха! Винтовая сцепка Хуффисона, позаимствованная у сталлионградских лафетов – легче не придумать! Сделаю за тридцать секунд!» – возбужденно орал Комет Тейл, свесившись до середины крупа в межвагонное пространство и бдительно удерживаемый от падения держащим его за хвост Медоу. Нам оставалось ждать и надеяться, что желтый хвастун окажется хоть немного полезным.
– «Пошло! ПОШЛО!» – наконец, заорал единорог. Подавшись вперед, он резко мотнул головой, и изогнутая железка толщиной с мою ногу, с воем вылетевшая откуда-то снизу, просвистела возле его головы, с грохотом ударившись о стену вагона. Освобожденный от надоедливо болтающегося позади него груза, паровоз, казалось, радостно зашипел и наддал ходу, начав быстро удаляться от останавливающихся под действием тормозов вагонов. Вся компания, с дружным выдохом, вывалилась мне под ноги, оставив после себя широкий проем тамбура, звенящий отломанным металлическим мостком, через который в вагон мгновенно стало заносить холодным и очень мокрым снегом.
– «А к-кто н-нибудь знает, далеко еще до Кантерлота, а?» – лязгая зубами от порывов холодного ветра, внезапно спросил я. Уж очень нехорошие мысли пришли мне в голову при виде удаляющейся задницы бешено пыхтящей машины…
– «Не очень!» – проорал в ответ Комет, стоя в проеме двери и щурясь, вглядывавшийся в периодически проносящиеся мимо нас какие-то столбы – «Судя по табличкам, осталось не больше часа. Пара холмов, затем всего одна железнодорожная кривая, выводящая на мост возле Кантерлота – и вокзал за ним.
«Вокзал!» – с ужасом подумал я. Так вот, что не давало мне покоя с самого начала этого ЧП[60] – мысль о том, КУДА может отправиться эта неуправляемая, многотонная машину смерти, внезапно оформилась в моей голове во всей ее ужасающей красоте. «Вокзал. Паровоз. Толпа… БЛЯДЬ!».
Едва не заорав от ужаса, я оглянулся на своих попутчиков. Ничего не подозревающие стражи, пыхтя и маша крыльями, изо всех своих сил пытались хоть как-то замедлить все еще летящие вперед вагоны, в то время как Графит вновь привалился к окну, прикрыв глаза и прижавшись головой к холодному стеклу. Только Комет, не имеющий возможности хоть как-то повлиять на скорость, с которой мы продолжали нестись вперед, хмурился и казалось, что-то высчитывал, периодически потирая подбородок.
«Блядь, страшно-то как… Но что же делать? Сам подложил всем эту свинью – значит, тебе и расхлебывать. Ну, не поминайте лихом…».
Резко выдохнув, я раскинул крылья, и резким хлопком, бросил себя вперед. Мне показалось, что сзади донесся чей-то крик, подхваченный и смятый порывами ледяного ветра. Не оглядываясь, я несся вперед, широко раскидывая ставшими жесткими и неподъемными крылья, вперед – по ходу рельс, стальными нитками блестевшими в лунном свете. Вперед – чтобы попытаться исправить то, что мы натворили.
«Кажется, нагоняю» – устало подумал я. Шипящий и плюющийся дымом паровоз был виден даже без лунного света, косыми лучами молочно-белых дорожек пробивавшийся сквозь редеющие тучи, которые продолжали посыпать мир белоснежным снегом. От усталости, мне даже стало мерещиться, что их становилось все меньше, но я не стал отвлекаться на странности местной погоды, упрямо махая тяжелыми, обледеневшими крыльями. Открытая кем-то топка освещала кабину паровоза мерцающим багрянцем адского пламени, по которому я уже без труда находил несущуюся вперед машину. Но проникнуть внутрь я не мог – намертво запертые двери и окна не позволили мне вломиться в кабину с крыши будки машиниста, а попытка приблизиться и разбить стекло в полете лишь привела к тому, что я едва не оказался под колесами многотонной машины, зацепившись за какую-то железку кончиком непомерно большого крыла.
Ветер немного стих, и я рискнул подняться повыше, чтобы оценить свои возможности и запас времени, остававшегося до принятия какого-либо решения. Увиденное заставило меня похолодеть. Спускаясь с холма, рельсы начинали огромный, не меньше пары десятков километров, поворот, заканчивавшийся длинным, невероятных размеров виадуком[61]. Прижимавшийся одним краем к горе, он огибал ее, на всем своем протяжении крепясь на тонких, почти неразличимых отсюда решетчатых ножках, отчего казалось, что рельсы сами, безо всякой поддержки, висят над многосотметровой пропастью, заканчивающейся льдом замерзшей реки.
В ужасе, я вновь бросился к паровозу, но столь же быстро понял, что моих, теперь уже невеликих сил, попросту не хватит даже для того, чтобы оторвать что-либо от этой стальной громадины, а не то, что столкнуть ее с пути в…
Столкнуть!
Разогнавшись на склоне, паровоз начал проходить поворот. Свист, раздающийся от трущихся о кромки рельс колес был слышен даже сквозь шум ветра, воющего у меня в ушах. Времени оставалось все меньше, и поднявшись так высоко, как только было можно, не теряя из виду несущийся паровоз, я начал свой разгон. Снижаясь, я старательно загребал крыльями, представляя, что вновь создаю за своей спиной плотную, горячую подушку воздуха, трогающего меня протуберанцами горячих струй из пара и огня. «Вокзал уже рядом! НЕ ДАМ! ПРОЧЬ, СТАЛЬНАЯ ТВАРЬ!» – странная, необычно злобная мысль молотом стучала в моей голове, и ускоряясь в стремительном падении, я почувствовал, как мою спину лизнул первый горячий язык.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});