Господь приказал ей заняться работой. Она надела бикини, взяла рукопись, ручки и бисквиты для Динсдейла, который, ворча, вернулся, и вышла на террасу.
Зачесав назад волосы, чтобы загорал лоб, она приподняла бикини, намазала бледную грудь кремом и задумалась. Клеопатра всегда что-то выкрикивала Антонию, обаятельному, самовлюбленному, обожаемому слугами. Джорджия увидела на западе красное зарево под клубами дыма. Солому жгли, как некогда погребение Антония.
Джорджия, закрыв глаза, запела. Постепенно мелодия, мучавшая ее уже несколько дней, сформировалась, и быстро нашлись слова:
– «Мне б от любви ещехотъраз сгореть, пока настанет время умереть».
Она радостно начала писать, но на местах пятен от крема перо не оставляло следов. Пришлось взять свежий лист; так или иначе, но Джорджия должна спеть об обреченности их любви.
Она не знала, как долго писала, мелодия лилась вместе со словами, как речные потоки с гор после дождя. Она собиралась остановиться, находясь «еще в работе», и сделать кофе, но тут залаял Динсдейл, а через лужайку понеслись Джек и Мегги. Мегги тащила растрепанный ею конверт. Джорджия едва успела завязать и распушить волосы и натянуть на грудь бикини, как из-за угла появился Лизандер.
Надев темные очки Ферди, он нес бутылку шампанского и букет розовых и лиловых астр. Было непонятно, отчего его трясет – от волнения или с похмелья.
– Проваливай, – сказала Джорджия.
– Я должен просить прощения. Я Бог знает что натворил, будучи пьян, и Джек извиняется.
Он нагнулся поднять брошенный Мегги конверт.
– О, Иисусе, бедная моя головушка! Ничего никогда, кроме шампанского, не буду пить.
Протянув ей бутылку «Мюэ»( он бросил взгляд из-под бровей и разочаровался, не увидев оживления.
– Почему ты не на финальной игре в поло?
– Я отказался. Ты важнее, и у меня нет никаких отношений с Флорой.
– Я тебе не верю, – произнесла Джорджия, пытаясь забыть о жаре и возрасте, когда зашла речь о чести дочери.
– Она так и не возвращалась после четырех часов утра в прошлое воскресенье, и я общался с ней только по телефону.
Жаль, что нельзя было сходить прочитать дневник Флоры.
– Она вообще пробыла у нас только полчаса и выпила немножко, – говорил Лизандер. – И что самое ужасное, – возмущенно продолжил он, – ее совершенно не заинтересовал Артур, лежавший на боку и храпевший. Она только отряхнула руки от крошек «Твикса» и выпила банку «Фанты». Я был испуган.
«Это уж точно не путь к его сердцу», – оттаивая подумала Джорджия.
– И она постоянно смотрела на часы, – продолжал он. – Потом к нашей подъездной дорожке подъехал автомобиль, и она исчезла. Спроси у Ферди.
– Он всегда тебя прикроет.
– Ну нет. Он только что устроил мне очередную взбучку.
– И вы не догадываетесь, кто был в автомобиле?
– Нет, – солгал Лизандер. – А где же адский водитель?
– Уехал в Оксфорд на финальную встречу.
– Я тебе помешал? – Лизандер посмотрел на бумаги. – Ты должна много написать.
– У меня было удачное утро. – Джорджия вдруг почувствовала себя абсурдно счастливой. – Не хочешь перекусить?
– Думаю, что не удержу пищу. О, Джорджия, спасибо, что больше не злишься. Я чувствовал себя таким несчастным.
Он последовал за ней на кухню, прохладную и темную, как пещера.
– Я должна одеться, – сказала Джорджия, кладя цветы в раковину.
– Пожалуйста, не надо. Ты и так одета.
– Не хочешь цыпленка или морской форели? – открыла дверцу холодильника Джорджия.
– Ну если ты так голодна. Но я, честно, нет. Давай сначала посмотрим «Истэндерз».
– Ты должен приготовить для меня, – произнесла Джорджия, – так как победил в конкурсе шоколадных тортов.
Лизандер расхохотался, раскрыв покрасневшие глаза.
– Да я же разбил его. Не удивительно, что судьи так |и не смогли определить, из чего он. А Ферди еще злился, ;:когда я ел тесто ложкой, пока он его мешал. Сырое тесто гораздо вкуснее самих тортов.
– Как и женщины, – едко заметила Джорджия.
– Не все, – возразил Лизандер, протягивая ей бокал. Лежа в гостиной на темно-золотой софе, Джорджия жалела, что Гай срезал розы, закрывавшие вид из окна. Яркий солнечный свет, теперь проникавший в комнату, подчеркивал морщины.
Динсдейл проворно устроился рядом с ней и не желал пошевельнуться, так что Лизандеру пришлось растянуться на коврике у ног, как частенько делали дети. Он был похож на одного из приятелей Флоры по крикету – восхитительного, но вряд ли к чему пригодного.
Выпуск «Истэндерз» был захватывающим, и Джорджия так им увлеклась, что незаметно для себя стала поглаживать Лизандера по волосам.
– Я думала, это Динсдейл, – произнесла она испуганно.
– Если бы я им был, – сказал Лизандер, удерживая ее руку, – забирался бы к тебе в постель каждое утро. О, Джорджия, я же не сводил бинокль с «Ангельского отдыха» в ожидании ухода Гая. И подсматривал за тобой сегодня днем во время работы, ты великолепно выглядела. Я просто грежу тобой.
– Не будь смешным!
Джорджия ощетинилась, как кошка на собаку.
– Я действительно был готов поцеловать тебя в лесу тогда, во время матча. И я знаю, ты тоже обо мне думаешь.
– Вот уж нет.
– Да, ты тоже, иначе бы так не разозлилась из-за нас с Флорой.
Обняв за шею, он притянул ее к себе, пока не соприкоснулись их губы, а затем с такой страстью поцеловал что Джорджия почувствовала, как сваливается на него с дивана.
– Нет, мы не должны...
Они восхитительно переплелись руками и ногами, его язык скользнул ей в рот, и Джорджия уже боролась с желанием сбежать. Вдруг застежка лифчика расстегнулась, и на ней не осталось ничего, кроме голубых трусиков-бикини. Рыжие волосы рассыпались по золотистым плечам и по-девичьи округлым грудям.
– О, как они милы! Лизандер поцеловал соски:
– Ты прекрасна.
Положив ее на себя и откинув челку, он стал целовать лоб, веки, нос, а затем с восхищением опять в губы. Он гладил ее шею, подмышки и грудь ниже сосков, каждое чувствительное местечко, прежде чем скользнул под трусики к ягодицам, пока не почувствовал, что ее сердце бешено бьется и бедра подрагивают.
– Я думала, у тебя похмелье, – прошептала Джорджия.
– Господи, как я хочу тебя. Опытная женщина, это так здорово.
– Опытная в отпугивании мужчин, – печально сказала Джорджия. И почему она не делала упражнений для укрепления внутренних мышц?
– Тем не менее мы не можем, хотя бы потому, что рядом Динсдейл.
Смеясь, Лизандер положил ее на коврик. Выключив «Истэндерз», он снял темно-голубую рубашку, бросил ею в Динсдейла и повернул фотографию Гая к стене. И, скинув джинсы, встал на колени рядом с Джорджией, нежно снимая с нее трусики. Уткнувшись лицом в грудь, он пробормотал: