— Я, по крайней мере, старалась без мучений обойтись. Это ж не в лес волкам и бродячим собакам на съедение относить, верно?
— Ты, стервь, не юли, ты убыток казне причиняла, — фыркнул Эвит. — Скажешь, нет?
— Не каждый желает участи государственного раба для кровинушки своей, — огрызнулась преступница, но больше с речами в свою защиту выступать не стала.
Ланс Лэйгин, хоть ученых степеней не имел, но университет окончил, а потому совершенно не удивился причудам калитарского закона. Как и во всех прочих античных царствах, в Калитаре младенец-подкидыш, если не было доказано, что он рожден от свободных родителей, становился рабом. Практично и прибыльно. Зачем же разбрасываться имуществом? Поэтому промысел детоубийцы толковался, как весьма тяжкое преступление против государства, наравне с фальшивомонетничеством.
Впрочем, среди эспитцев сыскался и мошенник, промышлявший подделкой монет.
И всех их ждала казнь-жертвоприношение во славу морских и подземных — вечных и подлинных хозяев недр и пучин, не имеющих по традиции ни облика, ни пола. Умиротворить чудовищ могла только человеческая кровь и то лишь в дни Летнего Фестиваля, когда морские и подземные склонны внимать мольбам смертных.
И странное дело, Ланса грядущее действо ничуть не смутило и не ужаснуло жестокостью подробностей. Будто с каждой следующей минутой пребывания в темнице блестящий выпускник Саломийского университета отступал в тень, давая место калитарскому стражнику-новичку, чье образование заключалось лишь в знании грамоты.
Раздвоение личности, как известно, явление неприятное и определяется медицинской наукой как серьезное душевное расстройство. Но никакого раздвоения Ланс не чувствовал вовсе. Скорее это напоминало участие в хорошо выученной когда-то и не единожды сыгранной пьесе. Позабытые слова сами всплывали в памяти. Чудеса!
Вот бы еще увидеть не только калитарскую тюрьму, но и город, который за её стенами. Бесценным даром перемещения во времени и пространстве следовало воспользоваться, невзирая ни на что. Понятно же, что никто не поверит, если рассказать, но так хочется пройтись по древним улицам, зайти в храмы и просто заглянуть в глаза живых калитарцев.
— А можно я в город схожу? — весьма осторожно спросил Ланс, словно заранее подозревал, насколько неуместен вопрос.
— У тебя в одно ухо влетело, а в другое вылетело, парень? Забыл, что мы заперты снаружи. И до окончания праздника никто отсюда не выйдет, — раздраженно напомнил Эвит, а потом вдруг вспомнил, с кем говорит, и сменил гнев на милость: — У мертвых принято лежать в своих могилках смирнехонько и живых не беспокоить. Бабочки до срока из куколок носа не кажут. Так-то вот.
И верно! Мертвые не встают из своих могил, но душа рождается вновь, переждав положенный срок во тьме безвременья. Эвит же, дорвавшись до свободных ушей, болтал и болтал без умолку, открывая гостю из будущего маленькие тайны давным-давно сгинувшего мироустройства.
Они покончили с кормежкой и присели отдохнуть на лестнице. Заодно и свежим воздухом подышать, пока от вонищи глаза не вытекли.
— Позавчера еще обряд провели — объявили наших подопечных мертвецами. Вымарали имена, заменили на прозванья.
— Но мы-то ведь не считаемся покойниками?
— Что с того? Мы — могильщики, мы по эту сторону границы, хоть сами живы. Исил-Палач всю жизнь так живет и — ничего. Привык, кажись.
— А потом что будет?
— Как обычно. Ночью отдохнут, и как солнце взойдет, так Исил займется нашими постояльцами. Каждому своя «награда» по вине и закону. Чтоб, стал быть, искупили содеянное и отправились на новый круг с чистыми душами. Кому ж охота в новую жизнь тащить старые злодейства?
Ланс слушал завороженно, боясь пошевелиться и спугнуть внезапную догадку.
«Так может быть… Нет! Рано делать выводы», — сказал он себе.
А может, просто хотелось подольше оставаться пытливым исследователем, первооткрывателем. И когда бы стражница Лив позволила, то Ланс с огромным удовольствием облазил бы тюрьму сверху донизу, собирая малейшие доказательства существования Калитара. А эти штандарты с бабочками? О! Лэйгин успел придумать пять разных планов похищения одного из них. Лучшего свидетельства не найдешь. Он так загорелся идеей прихватить несколько сувенирчиков из прошлого, что уже приглядывал себе подходящий по размеру. И не видел ничего странного в том, что предыдущие жертвы островитян пропадали или сходили с ума. Если они оказывались в столь далеком прошлом, то обязательно воспринимали калитарскую тюрьму, как бред.
— Всякое бывало, — вздохнул неожиданно Эвит. — Но таких, как ты, еще ни разу не попадалось, парень.
— Вы читаете мысли?
— Делать мне больше нечего. Просто знаю.
Селедколюб вдруг подтолкнул Ланса локтем и лукаво подмигнул.
— Хочешь, покажу, что тут к чему? Покажу арену и остальное?
— Хочу! — охнул археолог, но вовремя вспомнил: — А Лив не хватится?
Отчего-то губы Эвита вдруг покривила глумливая ухмылка:
— Не хватится покамест. Не дрейфь. Тебе ж интересно?
— Ещё как!
— Так пойдем. Ходи за мной и не шуми. Тут местечко еще то, сам понимать должен, капище где ни попадя не ставят. Морские и подземные, почитай, под твоими ногами шевелются. Чуешь?
Пол и вправду подрагивал, иногда резко, но большей частью плавно приподнимаясь и оседая, словно кто-то исполинский плавал в глубине, а по земной тверди расходились волны. Кто-то свирепый, ненасытный, алчный до крови и беспощадный. Кто-то древний как этот мир, и такой же суровый к мелким смертным букашкам, ползающим по поверхности и тщащимся назвать свои нелепые трепыхания жизнью.
— Очень даже понимаю, — сочувственно молвил Эвит. — Сидишь тут, как мышь под горшком, и ждешь непонятно чего. Я ж говорю — мы в могиле.
Снаружи и в самом деле что-то происходило: гремел далекий гром и яростно гудел ветер.
— Нехорошая примета — землетрясение во время Летнего Фестиваля. Не к добру, — буркнул кухарь. — Вишь, туча какая?
Они стояли перед подъемной решеткой, закрывающей сейчас проход на небольшое пространство арены. Отсюда был виден краешек черной клубящейся тучи, которая медленно наползала на город.
— Ветер пока отгоняет в сторону, — заметил Ланс.
— А ну как направление переменится? Завалит нас, как пить дать. Или, чего доброго, зальет арену, тогда злодеюг наших топить придется. Исил будет недоволен. Да и Кат шибко осерчает. Не любит она своих зверей жертвенных топить. Жалеет всегда.
Сбоку от ворот мурранец увидел внушительных размеров колесо, с помощью которого решетка и поднималась. Ланс присмотрелся к ней повнимательнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});