class="p1">— Когда Кристина чем-то возмущена, есть повод не слушать ее крики, — улыбнулся Вася при упоминании жены, но затем нахмурился: — «Оковы тишины» разорвали связь зеркальщика с его источником. Я считал его погибшим.
— Все считали, — мрачно изрек я. — Пока Оксана Мечихина не выплюнула осколок на допросе.
— Почему ты? И почему сейчас?
Тени в коридоре задвигались, и мне почудилось, будто тот стал длиннее. Осколки под ботинком хрустнули, затем с шелестом понеслись по воздуху тысячей сверкающих звезд. Раздался детский смех, который сразу сменился голосами взрослых. Они спорили так громко, что я разобрал отдельные слова, словно стоял за стеной или у двери. Постепенно звуки усиливались, крики сливались в единый гомон, в котором я с трудом улавливал человеческую речь.
Рука легла на кобуру с пистолетом, а его тяжесть на поясе принесла некоторое облегчение. Как будто у меня появился шанс на спасение. Мизерный, но шанс. Как тогда в квартире злыдня, после нашего попадания в ловушку. Открытие портала в пустоту для выхода команды и мой последующий вызов Карачуна — все это дало мне выжить.
Или Макс позволил?
— Отражения, — я поднял голову и заметил, как расходятся трещины на потолке. А за ними зияла темнота. — Он использует их, чтобы создавать вокруг нас видимость другой реальности. Обман. Фикция. Понимаешь?
Я повернул голову, но с удивлением понял, что Шумский меня не слушал. Бессмысленным взглядом он уставился мечущиеся тени и сверкающий вихрь из осколков. Не успел я окликнуть его, как ухо обожгло чужим дыханием:
— Бум.
В грудь ударила мощным потоком, из-за чего меня сбило с ног. Отлетев к стене, я на мгновение лишился возможности видеть и слышать. В голове беспрестанно щелкало, по вискам долбило отбойным молотком. Затылок прострелила боль, когда он дважды встретился с кирпичной кладкой. Просто чудо, что я не лишился сознания на месте.
Кажется, я ошибся в своих предположениях. Мы в настоящем Зазеркалье!
— За что вы боретесь, офицер?
Я со стоном сполз на пол, обхватив гудящую голову. Сквозь туман проступала движущаяся фигура. Она постоянно ускользала, то распадаясь на осколки, то собираясь вновь. Приятный тембр голоса сейчас походил на раскаленный нож, который мне вонзили в глаз. Или скрип пенопласта о стекло. Настолько меня передергивало, стоило Максу подойти ближе.
Края черного пальто, будто беспросветная дымка, двигались в такт его шагам. Ботинки отбивали ритм, но в бестолковом шуме я уловил неуверенность движений. Словно Волконский практически не ступал на половицы, потому что поскрипывали они через раз. А еще постоянно примешивалась вода.
Кап-кап-кап. Противно и до ужаса неприятно. Аж до мурашек. Хотя источник шума находился в другом конце коридора.
Иллюзия? Или нет? Мой защитный браслет нагрелся, но толку от него не было. Слишком силен оказался противник. Магии артефакта не хватало, чтобы разрушить зеркальные барьеры.
— Верни нас в корпус, — я попытался встать, цепляясь за шершавую стену.
— Отвечайте на вопрос, офицер.
Я видел его лицо уже отчетливее, поскольку Макса плотным одеялом укутал голубоватый свет из соседней комнаты. Он встал как раз напротив прохода и поднял голову. Узкое, бледное — высокие скулы и глубоко посаженные глаза непонятного цвета. Или серебристые из-за магии, или темно-серые, как на старой черно-белой фотографии в деле. Черты тонкие, но четкие. Нарисованные умелой рукой мастера, как и нос, похожий на птичий клюв со слегка опущенным кончиком.
В народе бы его назвали благородным. Хотя мне и раньше казалось, что в Максе Волконском прослеживалась связь с дворянскими домами Российской империи. Где-то в хрониках осталась ветвь, которую посчитали прервавшейся.
Или виновато мое бурное воображение, вызванное хорошим ударом по башке.
— А ты непохож по описанию на того, кого мы уничтожили в Урюпинске. Даже я не видел тебя настоящим. Очередное отражение? — я рассмеялся и сплюнул скопившуюся во рту кровь.
Разбитая в прошлом бою губа саднила. Лопнула корочка от бесконечных трясок.
— Мне нравится менять образы на те, что подходят для общения с определенными людьми.
Макс поднял руку, затем крутанул кистью. Из осколков появились девичьи пальчики с розовыми ноготками. Сквозь мужское лицо проступило женское, ушла чрезмерная бархатистость голоса и сменилась визгливостью.
— Твои жертвы. Ты носишь личины поглощенных душ, будто одежду на выход, — я задохнулся, потому что невидимый обруч стиснул горло.
— Они здесь добровольно, — Макс снова стал собой и шагнул ко мне вплотную. — Пришли за помощью, попросили убежище. От ищеек император, горечи, забвения, тоски, смерти.
— Ты используешь их, как источник своей магии! Ты — убийца! Призванный при живой душе!
Выплюнув жестокие слова, я дернулся, когда холодные пальцы сомкнулись шее. Но кислород не перекрыли, я снова дышал полной грудью. Только двигаться не мог, провалившись в бесконечную серость его взгляда. Смотрел и тонул, захлебывался, цеплялся за пустоту и проваливался глубже. Прямо как в тот раз.
— Если я убийца, то кто же вы, офицер? — задал Макс вопрос.
Смысл дошел до меня не сразу. Но целую минуту, показавшуюся вечностью, я задохнулся от мощи проснувшегося вулкана из эмоций. Мы по-прежнему смотрели друг на друга: не отрывали взглядов, не отворачивали головы. А от прикосновений Максима Волконского озноб пробрался под теплый свитер.
— Убийца.
Мы все убийцы. Так или иначе. По приказу, добровольно или по вине психических отклонений. Не существовало в мире причины, чтобы оправдать человека, который отнял чью-то жизнь. Насилие и смерть оставались насилием и смертью в любой плоскости мироздания.
— И я снова задам вопрос, — проговорил Макс, внезапно убирая руки. — За что вы боретесь, офицер?
Я не знал, что сказать. Весь словарный запас превратился в чистый лист, будто кто-то нажал удаление и снес подчистую систему. Одно до меня дошло точно: от выбранного ответа зависли наши с Васей жизни.
— За себя, — я отправил все на самотек. Позволил отпустить внутренние вожжи и речи литься с языка без долгих размышлений над их правильностью. — За семью, которой у меня никогда не было. Страну, людей, нелюдей, своих ребят, друзей.
За спиной Волконского мелькнула тень. Кажется, Вася отмер. Поэтому я расслабился, успокоился и сморгнул кипящие в глазах слезы. После чего поддался к Максу и выдохнул:
— За любовь. Ко всему вышеперечисленному.
Свист сменился громким звуком, переросшим в непрерывное гудение. Воздух завибрировал, я почувствовал, как зазвенели стеклянные осколки и противное пение. Послышался хаотичный треск, повсюду лопались зеркала. Макс с криком отскочил, его буквально подбросило в