— Ушел? — удивленно переспросил Гаральд. Требовательно посмотрел на меня. — Куда он отправился?
— Откуда мне знать? — с неменьшим изумлением отозвалась я. — Быть может, он захотел прогуляться перед завтраком?
— Или же решил навестить отца Ольтона. — Гаральд покачал головой и резко встал, так ни к чему и не притронувшись. — Знаешь, Хеана, я не голоден. И с куда большим удовольствием отправился бы по следам твоего брата. Я уже говорил тебе, что Ольен меня иногда пугает?
— С твоего позволения или без оного, но я составлю тебе компанию. — Я тоже поднялась со своего места.
Гаральд не стал возражать. И верно сделал. Если Фабион поддался соблазну демона и опять позволил тому воплотиться в его теле, то только у меня есть крохотный шанс остановить кровавое безумие. Хотя… Боюсь, куда больше вероятность для меня погибнуть в числе первых.
* * *
Стук каблуков звонкой дробью отражался от высоких каменных стен домов Укардии, слитых воедино в подобие лабиринта. Я почти бежала за Гаральдом, не обращая внимания на красоту приморского городка, которая так восхитила меня накануне. Теперь пьянящий аромат цветущих деревьев лишь вызывал тошноту. В голове крутилась только одна мысль: неужели Фабион вновь превратился в зверя? Но почему?
«Из-за усталости, — ответила я сама себе на этот жуткий вопрос. — Фабион слишком устал вчера после всех этих допросов. Потратил много сил, и ночью демон захватил власть над его рассудком. Однако ему удалось сохранить капельку здравого смысла и уйти из дома, не желая, чтобы пострадала я или Гаральд. Наверное, именно поэтому он отправился к отцу Ольтону. Подумал, что если демона возможно усмирить лишь кровавой жертвой, то пусть это будет тот, кто действительно заслужил смерти».
Эти жуткие в своей логичности рассуждения заставили меня ускорить шаг. Если все именно так, как я подумала, то наши с Фабионом дела очень и очень плохи. Демон вряд ли удовлетворится жизнью лишь одного человека. Что, если с минуты на минуту узкие улочки Укардии окажутся залитыми потоками крови? Если вот-вот мы с Гаральд ом столкнемся лицом к лицу с отвратительным чудовищем, в чьем воспаленном сознании живет единственное желание — охотиться и убивать?
Однако вопреки всем моим самым страшным предположениям мы безо всяких проблем добрались до местного храма Светлого близнеца. Он располагался в центре городка напротив магистрата, на шпиле которого гордо развевался государственный флаг Ромалии — ярко-синее полотнище с изображенным на нем летящим орлом.
Я окинула придирчивым взглядом круглое здание храма, увенчанное красным куполом. Да, стоило признать — в Ромалии к служению богам относились без такого фанатизма, как в моей родной Пакасии. Я несколько раз бывала в городке неподалеку от нашего семейного поместья. Хоть тот и не превосходил размерами Укардию, но тамошний храм Светлого близнеца был больше местного раза в четыре. И каждую неделю там проводились пышные и многолюдные богослужения.
Я завертела головой, выискивая прихожан. Уже давно рассвело, наверняка вот-вот к храму потянется вереница желающих приложиться к святому кругу перед длинным трудовым днем. Ан нет, немногочисленные люди, спешащие по каким-то своим делам, даже не обращали внимания на храм, хотя по правилам обязаны были преклонить колена и отвесить три земных поклона, оказавшись перед ним.
— Пойдем скорее! — поторопил меня Гаральд, заметив, что я остановилась в нерешительности, не смея приблизиться к священному зданию. — Не робей, Хеана, тут тебе не Пакасия. Не стоит на коленях ползти по мостовой к храму. Лишь прохожих повеселишь.
На всякий случай я быстро коснулась указательным пальцем правой руки лба и подбородка, отдавая дань уважения Светлому близнецу и молчаливо прося у него прощения за то, что не исполнила ритуал приветствия полностью. Гаральд, потеряв терпение, схватил меня за локоть, принуждая следовать за ним. И спустя неполную минуту мы миновали тяжелые дубовые двери храма.
Внутри было темно и удивительно холодно. Я сощурилась, привыкая к резкой смене освещения. Невольно потерла плечи, чувствуя, как кожа покрылась мурашками от ледяного сквозняка. Да, наверное, в раскаленный южный полдень находиться здесь — настоящее наслаждение.
Сквозь сумрак медленно проступали очертания длинных скамей, чьи стройные ряды заканчивались в нескольких шагах от возвышения, на котором располагался алтарь. Я машинально потянулась к сосуду с освященной водой, стоящему около входа, чтобы смочить пальцы и прочитать краткую благодарственную молитву, но замерла.
Из одного из боковых приделов послышался непонятный шум. Словно кто-то тихо плакал, жалуясь кому-то на свои беды. Мы с Гаральд ом переглянулись и, не сговариваясь, бросились туда. От волнения я даже забыла, что женщинам наистрожайше запрещено входить в алтарную, а когда опомнилась — уже пересекла заветную черту. Возвращаться в данном случае было глупо: прегрешение совершено, тогда какая разница, сколько времени продлится мое пребывание в этом месте?
Причитания тем временем стали громче. Гаральд, шедший впереди, остановился так резко, что я едва не врезалась ему в спину. Вытянула голову, пытаясь поверх его плеча увидеть, что происходит.
Прямо на полу темного коридора сидел мужчина. Черная сутана и выбритый затылок указывали на то, что перед нами был сам отец Ольтон. Живой и на первый взгляд вполне здоровый.
Я позволила себе краткий вздох облегчения. Значит, Фабион его не убил. Наверное, просто сильно испугал, раз он рыдает, словно маленький ребенок.
— Отец Ольтон? — негромко спросил Гаральд. — Что с вами?
Мужчина поднял голову, и я невольно вздрогнула, увидев, что его глаза сухи. Священник не плакал. Он смеялся, хотя больше всего его истерические всхлипывания напоминали именно рыдания.
— Вам плохо? — Гаральд присел рядом с Ольтоном, выглядевшим сейчас как настоящий безумец. С пальцев целителя посыпались синие искры заклинания, видимо призванные успокоить священника.
— Мне? — Мужчина расхохотался еще громче. С трудом выдавил из себя в краткие моменты между приступами непонятного и пугающего веселья: — О нет, мне хорошо. Безумно хорошо. Наконец-то я отомщен!
— Отомщены? — Гаральд отдернул руку, будто прикосновение к священнику причинило ему боль. — Отец Ольтон… Это вы убили Ксану Ортензия?
Мужчина прекратил смеяться. Только что он кривился в неуместных гримасах, как вдруг стал совершенно серьезен.
— Да, я, — спокойно подтвердил он, и от его нарочито равнодушного тона мне стало страшно. — Но это было не убийство. Всего лишь… акт милосердия и справедливости.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});