Змея начала распрямляться, демонстрируя неземную красоту узора, поползла к дрожавшей в углу крысе. Животное неестественно замерло, перестал дрожать даже кончик носа. Крыса прижалась животом к полу, шерсть на ней встала дыбом. Она, как загипнотизированная, смотрела на приближавшуюся к ней неминуемую смерть.
Змея остановилась в двух футах от грызуна и выгнула туловище буквой «S», а потом быстро, неуловимо для глаза, нанесла удар.
Крысу отбросило к стенке, а змея мгновенно свернулась. На красновато-коричневой шкурке крысы появились капельки крови, а тело начало пульсировать. Задрожали лапки, потом крыса завизжала от нестерпимой боли, перевернулась на спину и замерла.
Врач достал безжизненное тельце из клетки деревянными щипцами и вынес из комнаты.
— Конечно, — сказал Питер Фунгабера, — масса твоего тела намного превосходит массу тела грызуна. Ты будешь умирать дольше.
Врач вернулся вместе с капитаном и двумя солдатами.
— Доктор внес некоторые изменения в конструкцию аппарата. Я считаю, что он блестяще справился с работой, учитывая недостаток материалов и времени.
Солдаты подняли Тунгату вместе со стулом и перенесли ближе к клетке. В руках одного из солдат была клетка поменьше, похожая на слишком большой шлем для фехтования. Солдат надел клетку на голову Тунгаты и застегнул на горле. Спереди к шлему была подсоединена сетчатая труба, напоминавшая укороченный хобот слона.
Солдаты наклонили Тунгату так, чтобы хобот коснулся двери клетки с гадюкой. Края быстро соединили защелкой.
— Когда мы откроем дверь клетки, — пояснил Питер Фунгабера, — ты и гадюка будете вынуждены делить жизненное пространство.
Тунгата смотрел через трубу на дверь клетки.
— Впрочем, ты можешь остановить все в любой момент, сказав одно-единственное слово.
— Твой отец — пожирающая дерьмо гиена, — тихо произнес Тунгата.
— Мы заставим гадюку покинуть свою клетку и вползти в твою, нагрев заднюю стенку клетки. Советую вести себя разумно, товарищ, и провести нас к гробнице Лобен-гулы.
— Гробница короля священна… — начал было Тунгата, но вовремя замолчал. Он сам не подозревал, насколько слабыми были его тело и воля. Слова сорвались с его губ. До этого момента он упрямо отрицал само существование гробницы.
— Отлично, — с довольным видом произнес Питер. — По крайней мере, мы пришли к соглашению, что гробница существует. Осталось только, чтобы ты проводил нас к ней, и все благополучно закончится. Безопасный перелет в другую страну вместе с любимой женщиной…
— Я плюю на тебя, Фунгабера, я плюю на поганую шлюху, которая была твоей матерью.
— Откройте клетку, — приказал Фунгабера.
Дверь загремела, и Тунгата посмотрел на открывшуюся дверь как на дуло винтовки. Свернувшаяся в дальнем углу гадюка смотрела на него блестящими черными глазками.
— Еще есть время, товарищ.
Тунгата не смог ничего ответить. Он собрал все остатки силы и смотрел на змею, пытаясь подчинить ее своей воле.
— Продолжайте, — приказал Фунгабера, и один из солдат поставил на стол угольную жаровню. Даже Тунгата чувствовал исходившее от нее тепло. Солдат медленно придвинул жаровню к клетке, гадюка зашипела и распрямилась. Она начала подползать к двери, чтобы убежать от нестерпимого жара.
— Быстрее, товарищ, — подгонял его Фунгабера. — Скажи, что согласен. Осталось всего несколько секунд. Я еще могу закрыть дверцу.
Тунгата почувствовал, как защекотали голую спину побежавшие по ней струйки пота. Он хотел закричать проклятие, обречь Питера Фунгаберу на такую же ужасную смерть, но пульс громко стучал в ушах, оглушая его.
Гадюка остановилась у входа в трубу, явно не желая заползать в нее.
— Еще есть время, — прошептал Питер. — Ты не заслуживаешь такой отвратительной смерти. Скажи, скажи, что согласен!
Тунгата только сейчас понял, насколько большой была гадюка. Ее глаза находились всего в восемнадцати дюймах от его лица. Змея снова зашипела, громко, как проколотая шина, и волна звука ударила по ушам Тунгаты. Солдат придвинул жаровню вплотную к стенке клетки, и гадюка поползла в трубу, заскрежетав чешуйками по сетке.
— И сейчас еще не поздно. — Питер Фунгабера расстегнул кобуру и достал пистолет. Он приставил ствол к сетке в нескольких дюймах от головы гадюки, — Скажи, что согласен, и я отстрелю ей голову.
— Будь ты проклят, гореть тебе в вонючем машонском аду, — прошептал Тунгата. Он уже ощущал запах гадюки, сладковатый мышиный запах с примесью разложения. Он почувствовал тошноту. Рвота поднялась из желудка и обжигала горло. Он постарался проглотить ее и начал отчаянно вырываться из оков. Клетка задрожала, солдаты схватили его за плечи, а гадюка, встревоженная его движениями, выгнулась буквой «S» и зашипела.
Тунгата прекратил борьбу и заставил себя замереть неподвижно. Холодный пот стекал по его телу, собирался на стуле под ягодицами.
Гадюка медленно распрямилась и поползла к его лицу. Она была всего в шести дюймах от лица, а Тунгата замер как статуя, оцепенев от ужаса. Она была так близко, что он уже не видел ее отчетливо. Он видел только расплывчатое пятно. Потом змея высунула раздвоенный язык и принялась исследовать его лицо легкими прикосновениями.
Каждый нерв Тунгаты был напряжен до предела, его ослабшее тело переполнял адреналин, и он задыхался. Он изо всех сил цеплялся за сознание, иначе давно бы провалился в черную бездну небытия.
Гадюка двигалась очень медленно Он почувствовал холодное прикосновение к щеке, к уху, к задней части шеи, потом, к величайшему ужасу, он понял, что змея обвивает своим телом его голову, закрывая нос и рот. Он не смел пошевелиться или закричать.
— А ты ей нравишься, — произнес Питер Фунгабера хриплым от возбуждения голосом. — Решила отдохнуть на тебе.
Тунгата видел Питера краешком глаза, его лицо казалось расплывчатым из-за сетки.
— Это нас не устраивает. — Тунгата увидел, как Фунгабера потянулся за жаровней, и заметил, что из раскаленных углей торчит тонкий, похожий на кочергу, металлический стержень. Его конец был раскален докрасна.
— Это твой последний шанс согласиться, — сказал Питер и вытащил стержень из жаровни. — Змея придет в ярость, когда я прикоснусь к ней этим.
Он подождал ответа.
— Конечно, ты же не можешь говорить. Если согласен, быстро поморгай.
Тунгата смотрел на него, не мигая, пытаясь передать взглядом всю свою ненависть.
— Хорошо, — сказал Фунгабера, — не говори, что мы не пытались, теперь вини себя самого.
Он вставил раскаленный стержень в отверстие сетки и коснулся им гадюки. Зашипела обжигаемая плоть, и гадюка пришла в бешенство.