Читать интересную книгу Таинственное убийство Линды Валлин - Лейф Перссон

Бекстрём, как обычно, наложил себе в тарелку болеутоляющее, филе анчоусов, яичницу и колбасу, и начал с таблеток, проглотив их с помощью нескольких приличных глотков апельсинового сока. Только тогда он опять почувствовал себя человеком и набросился на еду. Вдобавок еще буркнул приветствие Левину, который вежливо кивнул в ответ и даже чуточку опустил свою утреннюю газету, в то время как малышка Сванстрём вдруг истерически расхохоталась и, так и не сумев взять себя в руки, поднялась из-за стола со слезами от смеха на глазах и быстро удалилась в направлении дамской комнаты, прижимая к губам салфетку.

«Что, черт возьми, на нее нашло?» — подумал Бекстрём, засовывая в рот очередной кусок колбасы.

— Какого черта с ней происходит? — спросил он и подозрительно посмотрел на Левина, который, казалось, даже не заметил, как истеричная дамочка оставила их.

— Понятия не имею, — солгал Левин, хотя уже днем ранее вычислил, что Бекстрём конечно же был единственным во всем здании полиции, кто не читал протокол опроса, касавшийся его самого. Да и какое к тому же он имел право с раннего утра портить настроение коллеги, совершенно независимо от его профессиональных недостатков и человеческих слабостей. — Понятия не имею, — повторил Левин, а потом извинился и поднялся из-за стола, с целью позаботиться о том, чтобы Ева Сванстрём до конца дня находилась на безопасном расстоянии от Бекстрёма.

77

Монссон и его гостья, похоже, не имели никаких проблем с отдыхом ночью. Только около десяти утра у фон Эссена появилась причина сделать в журнале новую запись. Сначала — когда голый Монссон вынырнул в собственной гостиной и сразу же исчез в ванной комнате. А пару минут спустя его столь же раздетая дама проследовала за ним, причем оба явно очень серьезно относились к личной гигиене, поскольку прошел целый час, прежде чем они в намотанных вокруг бедер полотенцах, сначала Монссон, а потом его гостья, пошли на кухню, чтобы позавтракать.

К тому времени Адольфссон был уже на ногах, только из душа и полным ходом варил себе и напарнику кофе и яйца, разливал сок и делал бутерброды, и примерно тогда же позвонил Бекстрём с целью проверить, как обстоят дела, и был при этом на удивление краток.

— Ситуация? Она жива? — спросил он.

— Да, и, судя по всему, прекрасно себя чувствует, — отрапортовал фон Эссен.

— Как раз сейчас она и хозяин квартиры завтракают кофе, йогуртом с овсяными хлопьями, а также бутербродами с большим количеством овощей и тонкими кусочками сыра, — добавил он.

— Черт побери. Больные придурки, — сказал Бекстрём с отвращением. — Дайте знать, как только он возьмет ее за горло.

Фон Эссен пообещал сразу же это сделать. Затем, воспользовавшись случаем, быстро принял душ, в то время как Адольфссон позаботился о наблюдении и записях. Активность в квартире по другую сторону улицы могла означать, что подозреваемый собирается куда-то уйти.

Левин и его помощники потратили более полутора суток, пытаясь найти хоть какую-то связь между Бенгтом Монссоном, с одной стороны, и Линдой или ее матерью — с другой. Безрезультатно. И хотя они прошерстили все доступные им досье со всей тщательностью, сноровкой и изобретательностью, приобретенными за годы работы, это в конечном счете ничего не дало.

Обычно при таком раскладе напрашивался не самый оптимистичный вывод. Даже если и существовала какая-то связь, она лежала в иной сфере, чем семейные отношения, профессиональная жизнь, образование, среда обитания. Не существовало также никаких интересов, обычных хобби, друзей и знакомых, которые могли бы связать их друг с другом. Оставались лишь встречи случайного характера, и здесь утешало то, что все они, похоже, были обычными, приличными, нормальными людьми, а столь похожих личностей, как правило, рано или поздно сводит судьба в таком маленьком городке, как Векшё.

Одновременно это не слишком вдохновляло, поскольку Левина стало одолевать все более растущее беспокойство. Ведь его предыдущие выводы казались неверными. Где мог такой тип, как Монссон, научиться воровать автомобили и выламывать замок руля? Откуда у такого, как он, контакты с продавцами наркотиков? И насколько нормально для субъекта вроде него доходить до преступных крайностей. Насиловать, мучить и душить женщину, которая была на пятнадцать лет его моложе? Единственно хоть какую-то надежду пока давали отчеты фон Эссена и Адольфссона о, мягко говоря, неумеренном сексуальном аппетите подозреваемого. Одновременно создавалось впечатление, что эта его потребность вписывалась в рамки традиционного поведения.

«С одной стороны, с другой стороны…» — подумал Левин, главным образом чтобы приглушить собственный страх.

Около пяти вечера Бекстрём снова дал о себе знать фон Эссену и Адольфссону и в первую очередь поинтересовался, почему они не звонят ему сами. В качестве главной причины фон Эссен назвал отсутствие каких-либо событий такой значимости, чтобы из-за них беспокоить уважаемого шефа. Наверняка крайне занятого более важными делами.

— Кончай болтать ерунду, Эссен, — перебил его Бекстрём. — Рассказывай, чем занимается этот идиот.

Завершив завтрак, Монссон и его гостья оделись и упаковали немного всякой всячины в сумку, что в данном случае говорило об их желании прокатиться на природу и заодно насладиться фантастической летней погодой. Когда они находились в коридоре, какая-то искра, вероятно, пробежала между ними, поскольку они снова торопливо стащили друг с друга одежду и совершили ряд действий сексуального характера там же прямо на ковре. В чем эти действия состояли, осталось, однако, неясным, поскольку наблюдатели могли видеть только голые ноги обоих действующих лиц.

Это несколько неожиданное событие закончилось относительно быстро, и уже через пятнадцать минут Монссон и его гостья отправились в дорогу в ее автомобиле. И, судя по их поведению, оба пребывали в исключительно хорошем настроении. Адольфссон и фон Эссен последовали за ними на безопасном расстоянии, и примерно через десять километров парочка остановилась у пляжа на северном берегу озера Хельгашён. Там они провели всю вторую половину дня, валяясь на покрывале, болтая, загорая и плавая. Кроме того, они утоляли голод захваченной с собой немудреной снедью. Температура воздуха была двадцать семь градусов, а воды — двадцать четыре, и даже фон Эссен и Адольфссон по очереди охладились, окунувшись несколько раз на приличной дистанции от объекта наблюдения.

Потом любвеобильная парочка поехала назад в сторону дома Монссона. По дороге они остановились и купили немного еды, и распрощались друг с другом на улице перед его домом. Гостья укатила, а Монссон вернулся к себе в берлогу, где сразу разделся, а затем исчез в ванной и провел там полчаса, прежде чем появился оттуда завернутый в то же самое синее банное полотенце, что и утром. Затем он лежал на диване в гостиной и читал вечерние газеты.

— Сначала «Афтонбладет», а потом «Экспрессен», — констатировал фон Эссен нейтральным тоном.

— И ничего иного за все время? — спросил Бекстрём недовольно. — Никаких фокусов на свежем воздухе?

Ничего такого, если верить фон Эссену и, естественно, с оговоркой относительно того, что Монссон мог придумать для себя, пока находился в ванной комнате.

«Чем, черт возьми, собственно, занимается этот идиот? — Бекстрём раздраженно посмотрел на свои часы. Они показывали почти шесть, а он за весь день еще не выпил и бокала пива. — По крайней мере, с этим я могу разобраться почти сразу же, — подумал он, поскольку уже с утра предусмотрительно отправил Рогерссона в работающий по субботам винный магазин, чтобы пополнить запасы перед его последней и, вероятно, очень долгой ночью в Векшё. — И пусть даже чертовы лентяи из лаборатории не выполнят свое же обещание, хуже не будет, если я переночую здесь напоследок».

В окружении идиотов и обычных бездарей, среди которых он оказался, ему пришлось потратить массу времени на всякую ерунду. Да еще этот чертов лопарь, которого соцдемы поставили командовать им и его товарищами по несчастью… Никто не сможет сказать, что Бекстрём оставил после себя незаконченное дело, сказал себе комиссар, и сразу почувствовал себя значительно бодрее.

Бенгт А. Монссон, где А. означала Аксель, похоже, был человеком твердых привычек и правил. Одновременно он явно отличался либерализмом и большой гибкостью там, где дело касалось выбора партнерш. Субботний вечер он начал точно так же, как и предыдущий. Сначала лежал на диване и пару часов смотрел телевизор. Потом провел несколько разговоров по телефону, после чего отправился на кухню и к половине десятого вечера сервировал свой обычный поднос, поставив на него хлеб и различные закуски, тарелки и два бокала, а также трехлитровую коробку с вином, очевидно оставшуюся от предыдущей посетительницы.