— Дело того стоит, — заметила я. — Если он, конечно, говорит, когда пьет. О чем вы вообще разговариваете?
— Об охоте и женщинах, — кисло ответил Джейми и этим ограничился. Выходит, политика занимает принца куда меньше, чем Луиза де ла Тур, или же он скрытен и не склонен откровенничать даже в отсутствие своего наставника мистера Шеридана?..
Второе событие сводилось к следующему. Месье Дюверни, министр финансов, проигрывал Джейми в шахматы. Причем не раз или два, а постоянно. Как и предвидел Джейми, поражения лишь укрепляли месье Дюверни в намерении взять реванш, а потому нас часто приглашали в Версаль, где я бродила по залам, собирая сплетни и избегая альковов, а Джейми играл в шахматы, собирая вокруг себя толпу зрителей, хотя лично я отнюдь не считала этот вид спорта зрелищным.
Итак, Джейми и министр финансов, маленький кругленький человечек с сутулой спиной, сидели за шахматной доской настолько сосредоточившись, что не замечали ничего происходящего вокруг, их не отвлекали ни ропот голосов, ни даже звон бокалов за спиной.
— В жизни не видела ничего более утомительного и скучного, чем эти шахматы, — заметила одна дама другой. — И это называют развлечением! Для меня так куда веселей наблюдать, как служанка вылавливает блох у пажа. Они хоть при этом хихикают и визжат.
— А я бы не возражала, чтоб этот рыжий немного похихикал и поверещал, — ответила ее собеседница и послала Джейми очаровательную улыбку — как раз в этот момент он обернулся и обвел толпу рассеянным взглядом. Тут одна из дам заметила меня и ткнула товарку, приторную блондинку, локотком в бок.
Я приятно улыбнулась ей, одновременно со злорадством отметив, как она начала краснеть — снизу, с шеи, вскоре все лицо у нее пошло розовыми пятнами. Что до Джейми, то все ее прелести никак не могли отвлечь его от игры, разве только в том случае, если б она запустила свои пухленькие пальчики ему в шевелюру.
Интересно, подумала я, отчего это он так сосредоточен. Вряд ли только на игре — месье Дюверни предпочитал осторожную позиционную борьбу, часто использовал одни и те же гамбиты. Два средние пальца на правой руке Джейми потерли бедро — знакомый мне признак еле сдерживаемого нетерпения, и я окончательно убедилась, что волнует его вовсе не игра. Еще какие-нибудь полчаса — и в руке его окажется король месье Дюверни.
Рядом со мной стоял герцог де Нев. Я заметила, как его маленькие черные глазки остановились на пальцах Джейми, затем он отвел взгляд. Секунду он стоял у доски, задумчиво созерцая ее, потом отошел — удвоить свою ставку.
Мимо меня прошел лакей и, отвесив почтительный поклон, предложил бокал вина. Я жестом отказалась, сегодня я уже выпила достаточно — голова слегка кружилась, в ногах ощущалась некоторая слабость.
Высматривая, где бы присесть, я вдруг заметила графа Сент-Жермена. Возможно, именно на него поглядывал Джейми. Граф же, в свою очередь, смотрел прямо на меня, скорее даже не смотрел, а пялился во все глаза и улыбался. Необычное для него выражение лица, и я сочла, что улыбка ему вовсе не идет. А впрочем, мне все равно, и, отвесив в его сторону наивозможно грациознейший поклон, я присоединилась к группе дам, болтая о том о сем и пытаясь, когда предоставлялась возможность, навести разговор на Шотландию и ссыльного короля.
Однако складывалось такое впечатление, что перспективы восстановления Стюартов на троне мало занимали французскую аристократию. Стоило упомянуть Карла Стюарта, и дамы в ответ лишь закатывали глаза или недоуменно пожимали плечами. Несмотря на самые лестные рекомендации от герцога Мара и других парижских якобитов, Людовик по-прежнему упрямо отказывался принимать Карла при дворе. И почти нищий ссыльный, не являвшийся к тому же фаворитом короля, никак не мог рассчитывать на то, что его будут приглашать в общество и знакомить с состоятельными банкирами.
— Король был далеко не в восторге, что его кузен прибыл во Францию, даже не спросив у него разрешения, — заметила однажды графиня де Браман, когда я вдруг упомянула принца. — Поговаривают даже, будто бы он не против, чтобы Англия и впредь оставалась протестантской, — добавила она. — «Пусть эта Англия горит синим пламенем, а вместе с ней — и этот самый Георг из Ганновера», — процитировала она, затем, будучи по природе женщиной доброй, скорбно поджала губки. — Мне очень жаль. Знаю, вас и вашего мужа это огорчает, однако… — И она беспомощно пожала плечами.
В тот вечер я рассчитывала услышать еще кое-какие интересные сплетни, однако не слишком преуспела. Похоже, якобиты здесь давным-давно всем надоели.
— Ладьей на королевскую пешку!.. — пробормотал Джейми чуть позже тем же вечером, когда мы уже ложились спать. Мы снова остались ночевать во дворце. Поскольку игра в шахматы затянулась до полуночи, а министр и слышать не захотел о том, чтоб мы возвращались домой в столь поздний час, нам предоставили маленький «апартамент» — насколько я поняла, он располагался этажом или двумя выше первого. Там была пуховая перина и окно, выходящее на южную сторону сада.
— Ладьей? — сонно переспросила я, забравшись в постель, и со сладостным стоном потянулась. — Тебе что, всю ночь теперь будут сниться шахматы?
Джейми кивнул и так смачно, с хрустом зевнул, что на глаза у него навернулись слезы.
— Да уж наверняка. Надеюсь, что не разбужу тебя криком «шах» или «мат»…
Ноги у меня ныли от усталости и тесной обуви, позвоночник тоже, пока я устраивалась в постели поудобнее.
— Можешь хоть всю ночь на голове стоять, — ответила я и тоже зевнула. — Сегодня меня никто и ничто не сможет разбудить.
Если б я знала в тот миг, как ошибалась!..
Мне снился младенец. Он уже созрел и брыкался и кувыркался в моем раздутом животе. Я гладила живот, пытаясь унять его. Но бурление продолжалось, и внезапно я поняла, что это вовсе не младенец сидит у меня в животе, а змея. Я сложилась пополам, подогнула колени, пытаясь утихомирить чудовище, затем стала нащупывать рукой голову гадины, что металась у меня под кожей. На ощупь кожа казалась страшно горячей, а все внутренности вдруг скрутились в клубок и сами превратились в змей, кусая и толкая меня изнутри.
— Клэр, девочка! Проснись! Что с тобой? — Тряска медленно вернула меня к реальности. Я была в постели, на плече лежала рука Джейми, а тело окутывали льняные простыни. Но змея продолжала крутиться в животе, и я застонала, да так громко, что испугала не только Джейми, но и саму себя.
Откинув простыни, он перевернул меня на спину, стараясь распрямить колени, прижатые к животу. Я упорно сопротивлялась, оставаясь скрученной в шарик, и пыталась унять чудовищной силы спазмы, сотрясавшие все мое тело.