Читать интересную книгу Новеллы - Андрей Упит

Франк Аршалык минует усыпанную галькой площадку перед дворцом. Белый мраморный фонтан в римском стиле еще безмолвен. Только в наполненном с вечера бассейне с увитыми плющом каменными глыбами, сверкая плавниками, снуют мелкие, серебристые рыбки. От цветущих олеандров исходит неприятный запах. Франк Аршалык идет дальше, к зеленым воротам.

Вообще-то ему здесь нечего делать. Его специальность — розы в боковых аллеях и в оранжереях и декорации из цветов в комнатах. Здесь сфера старого садовника. Франк Аршалык заглядывает сюда только для того, чтобы подивиться человеческой безвкусице и тупости. Между метельчатыми группами пальм подстриженные овалы лавров. Темную линию миртов прерывают высаженные в горшках, подпертые колышками зазубренно-жилистые филодендроны. На ковры из распустившихся цветов падает убийственная для них тень широколистых растений… Все в каком-то южном вкусе, слишком пестро и ярко, чрезмерно и негармонично. Тихая прелесть этого края в пренебрежении, поругана. Но это не его сфера. Он всего лишь специалист по розам, не смеющий вмешиваться в дела других. Аршалык пожимает плечами и презрительно вскидывает бровь. Он делает это каждое утро для собственного удовольствия.

Потом бросает взгляд на дорожку. Там виднеются редкие следы. Большие, возле самого края — следы ночного сторожа. До самого утра проходив по двору, он заходит подремать здесь, хотя низшим слугам сюда строжайше запрещено ступать. Но комендант болен, а помощника его никто не боится. Ради крюка в сотню шагов этот глупец рискует своим местом и куском хлеба. Нет, вы гляньте! Пробираясь подле самого края, он даже обломил ветку азалии. Неслыханно — нет, добром это не кончится!

А вот другие следы по самой серединке… туда, почти до ворот, и обратно… Узкие, маленькие, чуточку схожие с листками олеандра — только одна женщина во дворце может оставить такие следы… Дошла вон до тех миртов. Постояла — земля здесь слегка изрыта. Сорвала несколько листьев. Три — нет, четыре валяются на земле. Пятый вдавлен каблуком… Франк Аршалык закрывает глаза, чтобы увидеть, как тонкие, в кольцах, пальцы мелькают в темной зелени листвы.

Потом он поворачивает и тихонечко идет назад к фонтану. На голове у него широкополая соломенная шляпа, на ногах — мягкие башмаки, которые чуть слышно поскрипывают по гравию. До одиннадцати во дворце и подле него никто не смеет ходить в сапогах.

Он бросает взгляд наверх, на окна. Третье, четвертое и пятое — это ее окна, молодой графини Франчески Эстергази. Желтые тяжелые занавеси опущены. За ними — он знает — другие, тонкие голубоватые. Комбинация желтого и голубого подобрана для того, чтобы комната, даже если солнце просвечивает сквозь занавеси, оставалась сумрачной. Как в старой капелле, куда свет пробивается сквозь потускневшие цветные мозаичные стекла. Графине Франческе в ее двадцать два года уже присуще своеобразное мистическое чувство. Религиозной в прямом значении этого слова ее не назовешь — как и вообще всех этих аристократов, потомков патрициев, всемогущих владык в семидесяти латифундиях, владельцев и совладельцев самых новейших промышленных предприятий и наследников миллионных состояний. Графиня Франческа — достойный отпрыск своего рода. Ее воспитание, образование и природные наклонности — своеобразная смесь эллинизма и католицизма. Вот и этот новый дворец построен отчасти в ее вкусе. С фасада он напоминает некий римский храм, который наиновейшая фантазия снабдила неподходящим орнаментом. А задняя сторона с глубокой колоннадой и сумрачным двором скорее напоминает какой-нибудь монастырь. Широкий, светлый вестибюль со стройными опорами, а боковые коридоры с узкими, готическими сводами и мутного стекла лампами. И порою, когда графиня Франческа утомлена автомобилем, прогулкой по парку или ванной, дворцовый капельмейстер где-то рядом с ее комнатой тихо играет на органе…

Франк Аршалык еще раз смотрит на закрытые желтыми занавесями окна, вздыхает и сворачивает в тополевую аллею, ведущую к теплицам.

На полпути — широкий просвет платановой аллеи, тянущейся в обе стороны. Здесь мир садовника Франка Аршалыка — до самого входа в оранжерею. Еще издалека струится тяжелый, душный аромат. А подойдешь ближе — и в глазах начинает рябить от игры цветочных волн, колышащихся по обе стороны ложбины. От белоснежных до темно-багровых, почти черных, эти волны роз сливаются в широкую радугу, которая целый день колышется в пьянящем ритме.

Сначала Франк Аршалык поворачивает в правую половину своего царства. Здесь весь розарий с непонятным для посторонних расчетом и намерением разбит на простые и комбинированные группы из кругов, полумесяцев, квадратов, ромбов, трапеций, шестиугольников и треугольников. И растения в каждой группе высажены линиями, кольцами или ячейками сети. Если рассматривать каждую группу порознь, то видны лишь отдельные красивые цветы и пышные грозди бутонов. Но если подойти к мраморной скамье и скользнуть взглядом по всему розарию, то перед глазами вспыхивает радуга. Тогда становится понятно, что ни один куст здесь не высажен просто так. Ни одна группа не находится без своего числового значения в этой математике красок и цветов. В этой радуге нет ни одной посторонней черточки, ни одного чужого пятна. Переход от одной краски к другой происходит по удивительно согласованным оттенкам. И пронзительно яркие и чуть уловимые имеют свое место в этом едином целом. Это цветущие волны, которые, постепенно нарастая, вздымаются до предела и затем, понемногу спадая, баюкают душу в легких объятьях… Графиня Франческа сидит здесь после дурного сна, когда болит голова или когда она взволнована какой-нибудь редкой книгой. Она приходит с пылающими глазами, высоко вздымающейся грудью, нервно стиснутыми пальцами. Иногда нарочно закрывает глаза и не хочет смотреть. Но цветочные волны проникают и сквозь закрытые веки. Радуга лучится ей в лицо, и спустя минуту она уже сидит кроткая, беспомощная и улыбающаяся от пьянящего убаюкивания.

Франк Аршалык проходит в левую половину аллеи.

В первый момент не понять, что здесь поражает глаз. Те же самые розы, те же цветы и цвета, но впечатление совсем иное. Как будто нечто невидимое, неуловимое и все же непреодолимое подчиняет своей власти и куда-то влечет. Глаз ни на миг не может успокоиться, и перебегает с одного цветка к другому, к третьему — по всему розарию и снова обратно. И вновь, и вновь. И безразлично, в каком направлении мечется взгляд. Здесь нет ни путеводного ритма, ни определенного эмоционального потока. Здесь уже нет цветовой радуги и убаюкивающей цветочной волны. Здесь искрящаяся отдельными цветами, кипящая яркими пятнами гладь, которая мелкими, изменчивыми переливами щекочет нервы, волнует и воспламеняет. Контраст за контрастом, один ярче другого, и каждый еще больше волнует. К карминному шелковистому цветку припал льдисто-холодный, матово-белый. За слегка розоватым, в пунцовом пятне макового цвета вдруг распустилось что-то тяжелое, золотисто-желтое. Есть тут несхожести, словно таинственные враги, угрюмо взирающие друг на друга. А есть такие, что борются в любовном упоении, возбуждая один другого и стыдясь друг друга… Графиня Франческа приходит сюда, когда рокот органа и желто-голубоватый сумрак комнаты делают ее мрачной и подавленной. А через минуту глаза ее уже сверкают, и губы жадно впивают этот изливающийся в радости жизни аромат цветов.

Франк Аршалык садится на мраморную скамью. Здесь, к ногам графини Франчески, он высадил маленькую радугу. Семь причудливо сочетающихся красок. Семь изумительных растений, каких нет больше ни в этом саду, ни где-нибудь в мире.

Все здесь для нее… Франку Аршалыку кажется, что только для того он и учился в Праге, Берне и Гейдельберге, оставил химию ради ботаники, ездил в Ниццу и на Кавказ, чтобы вырастить для графини Франчески эти розы. Это же ее розы! На выставке в Будапеште она получила за них высшую похвалу. Про эти розы были длинные статьи в журналах — и ее портрет. Взглянуть на ее розы приезжают издалека. Их посылают в Вену к августейшему двору в дни больших торжеств… Франк Аршалык чрезвычайно горд этим.

На этой самой скамье она впервые подала ему руку, и он осмелился ее поцеловать. А сколько раз потом! Эти самые розы она с яростно сверкающими глазами приказала вырыть и перенести в оранжерею, когда приехавшая в гости разведенная жена американского миллионера Вандершильда присела здесь и смотрела больше на него самого, чем на его розы. Какое это было время!

Франк Аршалык вздыхает и смотрит на землю. И вчера ее здесь не было. Вот уже который день… И придет ли сегодня?

Он встает и понуро бредет к оранжерее. Теперь он уже не замечает, что одна из перламутровых раковин, которыми выложены края дорожки, выпала. В другом месте трава, которая должна только покрывать черную, хорошо унавоженную и всегда сырую землю, дотянулась до нижних ветвей приземистого розового куста. И у аллеи кто-то вчера осмелился сорвать цветок. Сломанный стебель с увядшими листьями так бросается в глаза. Но Франк Аршалык сегодня ничего не видит.