«Прощаюсь».
И я детонирую!
— Блядь! — ору на всю квартиру, а затем пулей вылетаю из неё и еду туда, где две старые перечницы прячут от меня мою (мою!) женщину.
По дороге перебираю в голове все возможные варианты, что могли случиться и, не отходя от кассы, придумываю миллионы удобоваримого вранья, чтобы вернуть Райскую себе в кратчайшие сроки и с минимальными потерями. Выстраиваю сам с собой диалоги, привожу доводы и жалею тысячу раз, что так и не выбил из Леры признания в любви.
Я бы мог им страховаться.
Я бы знал, что у меня есть это запасное колесо.
А теперь…
Нет! Никаких «но, если и кабы». Она моя. И точка!
На адресе у бабок я был уже спустя минут двадцать, не больше. Гнал, как в зад ужаленный, и собрал все возможные штрафы, но мне было в высшей степени плевать на это. Лишь бы быстрее до Леры добраться.
Набираю в домофон — скидывают. На третий звонок вежливо посылают.
— Чёртовы гаргульи.
С силой дёргаю на себя дверь и срываю магниты, а затем в секунду взлетаю на нужный этаж и начинаю звонить в дверь. Не получив ответа, стучу всем подряд. Руками, ногами. Даю себе и им пять минут, а затем планирую просто выставить преграду между собой и Лерой на утиль.
Когда время почти истекает, дверь наконец-то открывается, и Райская выходит ко мне. Зарёванная. Осунувшаяся. Несчастная.
За рёбрами от её вида что-то жалобно скулит. Она не должна быть такой. Никогда…
Но я почти сразу всё понимаю. Что. К чему. И почему.
За мгновение собираюсь с мыслями и приготавливаюсь крутиться ужом на этой раскалённой добела сковородке, но оказываюсь неготовым к тому, что тихая и недалёкая супруга подложила мне такаю свинью.
Чем крыть? Я не знаю…
И я неожиданно понимаю, что не смогу просто так взять и играючи решить этот вопрос. Да, я умею врать. Но против неприкрытой правды уже не попрёшь. Да и у Леры, что уж греха таить, железобетонные принципы и стальные яйца.
И единственное, что я могу сделать в создавшейся ситуации — это давить на неё. На её любовь. На её страх потерять меня. И гнуть её стальную волю под себя.
Я был уверен в успехе.
Я бы поставил всё, что у меня есть на то, что Райская согласится с реальным положением дел.
Но я ошибся.
Бабы эгоистки. И Лера тоже. Измены, другие женщины, мнимые вторые роли — ты, блядь, раб для их хрупкого эго, где должен дрочить только на невзъебенную персону своей зазнобы. Так я и так это делаю! Полгода ничего не вижу кроме неё. Но нет, блядь! Я должен персонально и под роспись ей быть выдан, а иначе всё — табу!
Будто бы я чья-то собственность. Грёбаная движимость.
Перечеркнула всё, что я для неё делал. Всё! И только потому, что в моём паспорте стоит хренов штампик.
— Правда, что ты переписал на меня квартиру? — её голос дрожит, но меня бесит это её сосредоточенность на собственной трагедии.
Будто бы только ей приходится несладко в этом злоебучем мире. Я поставил на кон собственную жизнь в угоду чужих планов, а она носится со своей гордостью, как с писаной торбой.
— Да, — пожимаю плечами, уже всё для себя решив.
— Зачем? Мне ничего от тебя не надо.
Я переписал на неё две квартиры просто потому, что лишил её собственного жилья. Я хотел всё исправить. И я бы мог сейчас сказать правду, но намеренно говорю то, что ей будет удобнее переварить. Ибо она уже вознесла меня в ранг негодяя.
— Плата за твои услуги, — рублю коротко.
Разворачиваюсь и ухожу. Ни разу не оглянувшись.
Навсегда…
А в задницу это всё! Если Лера не способна рассмотреть моего истинного к ней отношения из-за «непреодолимой» преграды в виде сраного договорного брака, то она на хуй мне не нужна.
Баб много. Просто овердохуя. На её, упоротой на гордости, персоне свет клином не сошёлся.
Песня спета. Расходимся…
Глава 54 – Крутое пике
Данил
Сажусь в тачку и буквально насилую собственное тело, заставляя себя не шарахать дверью со всей дури, а медленно и спокойно закрыть её так, будто бы мне только что не мозги трахали, а нежно гладили по голове. Вот только чувствую я себя сейчас катапультировавшимся пилотом уже давно и безнадёжно терпящего крушение истребителя. И ведь я знал, что нечто подобное однажды случится, но даже не догадывался, что аварийно покидать летящую в пропасть посудину буду не по собственному желанию, а вот так — когда я был к этому совершенно не готов.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И пинком под зад.
Завожу двигатель и, казалось бы, вечность сижу неподвижно, слепо глядя перед собой. Что бурлит внутри меня в это время? Даже описывать страшно — там чёртов термоядерный коктейль и если не взять его под контроль, то он грозится снести всё на своём пути.
И Айза будет первой в очереди, если я сейчас поеду к ней. Я просто окончательно стрясу её куриные мозги — это по минимуму. По максимуму — сверну ей на хрен шею. Ибо я злой, пиздец!
Тянусь к бардачку, где лежит моя заначка, к которой я не притрагивался вот уже несколько месяцев. Дёргано вскрываю её, матерясь на то, что пальцы мои чуть дрогнули. Достаю отраву, подкуриваю и буквально сдалбливаю первую сигарету за несколько секунду. Сразу за ней следует вторая. С непривычки тело ведёт, а разум туманится. Мутит по жести, но я только как безумный улыбаюсь своему отражению и наконец-то трогаюсь с места.
— Баба с возу — кобыле легче, — бормочу себе под нос и дважды бью кулаком в грудь.
Но там по-прежнему что-то до безобразия противно ноет и будто бы выламывает мне изнутри рёбра.
— Легче, я сказал!
Вот только какого-то хера легче мне не становится. Я прокручиваю в голове диалог с Лерой и всё больше зверею.
— Сука! — вдариваю ладонями по рулю и подкуриваю третью сигарету к ряду, а затем беру курс домой, где с первой попытки не могу припарковаться.
Мысленно я не здесь. И даже не с самим собой. В своих больных и явно кукукнутых на всю катушку мозгах, я сажаю Райскую на цепь у своих и ног. И только тогда чувствую какое-то болезненное удовлетворение на пару с облегчением и триумфом.
Но сам я не вернусь. Никогда. Уж кто-кто, а я себя знаю — если я что-то решил, если что-то втемяшилось мне в голову, то всё. Тушите свет!
Никаких больше девочек с глазами цвета стали.
От этой чёткой позиции хочется что-нибудь сломать, а лучше кому-нибудь. Но я ничего не делаю и никуда не рвусь, потому что знаю, откуда растут ноги у этого деструктивного чувства. Я вот такой — терпеть ненавижу, когда лезут в мою жизнь. И особенно, когда беспардонно забирают из-под носа и ломают мои игрушки.
Запарковавшись с горем пополам косо-криво, я всё-таки покидаю машину, а затем медленно бреду к лифтам. Поднимаюсь на свой этаж. Выхожу на лестничную площадку и наконец-то замираю у двери в собственную квартиру. Просто стою и как чумной смотрю на связку ключей в своих руках и ничего не делаю.
Потому что раньше это была моя тихая гавань, где я мог спрятаться от всего мира и спокойно перевести дух. А теперь?
Представляю, как это всё будет и рот наполняется горечью.
Я зайду туда. Вдохну аромат Леры и нашего прошлого, которым пропитался каждый чёртов квадратный метр. И разнесу к хуям все! Просто все! Но с особым рвением я буду крушить то, что принесла в мою жизнь она — грёбаные картинки, статуэтки, вазочки, коврики и прочую псевдопрекрасную ерунду, которую Райская называла приятными и уютными мелочами.
Но это же не всё. Там, на втором уровне за раздвижными дверями находится гардеробная, набитая её вещами. И ведь ни одной тряпки с собой не взяла.
— Пися гордая, — выплёвываю из себя, а затем разворачиваюсь и ухожу.
Сбегаю.
Потому что не хочу быть разъярённым монстром. Я чёртов айсберг и мне на всё до пизды.
Ушла и ушла. Ещё вернётся. Пройдёт пару дней, ну, может быть, неделя, и начнутся звонки или сообщения из разряда «я забыла у тебя свою кофточку» или ещё какую-нибудь хрень, без которой она ну вот просто никак «не может жить». И я с барского плеча позволю ей сделать это, а потом всё будет до оскомины на зубах прозаично.