– На что мне она, эта Рига?
– А куда молодой человек повезет продавать масло, сыр, яйца, овчины, ветчину? До Парижа отсюда, помнится, далековато…
Мач вспомнил – из Парижа была Адель Паризьена. Стало быть, ехидный господин Бротце прав.
В дверь поскреблась, а затем и просунула голову краснощекая Лизхен в поникшем от кухонной сырости накрахмаленном чепчике.
– К господину господин пришел!
– Как зовут? – спросил учитель.
– Из этих, русских.
– Их тут двенадцать тысяч, – отвечал господин Бротце, имея в виду весь рижский гарнизон. – Кто именно? Он раньше бывал?
– Бывал! – радостно доложила служанка. – Господин ему свои картинки показывал.
– Капитан Веденеев? – сам себя спросил старичок.
– Господин без мундира, – отвечала служанка.
– Веди его сюда, – и когда голова скрылась, а дверь захлопнулась, господин Бротце заторопился:
– Молодому человеку здесь больше делать нечего. Вот двугривенный, который молодой человек заработал.
– За что?.. – изумился Мач.
– За то, что постоял вот тут, пока я рисую. Ну, пусть молодой человек теперь поспешит…
Но Мач не уходил. Он прикидывал. Если за полчаса приятной беседы и полного безделья получен двугривенный, то сколько же выйдет за целый день?
– А нельзя ли к господину наняться? – решительно спросил он. – Я буду стоять, сколько потребуется!
Старый учитель неожиданно громко расхохотался.
– А я буду за это платить? – воскликнул он. – Молодой человек получил сейчас двугривенный всего лишь за то, что он родом из Курляндии, где носят именно такое платье. А если молодой человек рассчитывает впредь получать деньги только за то, что он родом латыш, так ему придется с голоду помереть! Или найти себе поскорее другое занятие! Ну, пусть Господь хранит молодого человека…
Старичок словсем было собрался вежливо выпроводить парня за дверь, как в нее решительно постучали. Господин без мундира, о котором докладывала служанка, успел подняться по лестнице и собирался войти.
– Не туда, – почему-то прошептал господин Бротце и, резко развернув Мачатыня, направил его за ширму. – И молчи!
Пришлось повиноваться.
Уверенным шагом вошел мужчина, которого Мач, понятное дело, сквозь ширму не видел. Одни только сапожки, модные, светлые, с отворотиками, призванные подчеркнуть стройность ног, которой в то время мужчины гордились не менее женщин.
– Ах, да это господин Рубцов! – в голосе учителя было вроде бы и облегчение, но Мач уловил какую-то новую тревогу. – Немедленно прикажу сварить кофе!
– Все ли вы сделали, как я велел? – первым долгом спросил, после по-военному четкого поклона, господин Рубцов. – Я ведь о вас, Иван Христофорович, от всего сердца беспокоюсь!
– Не стал я никуда отправлять свое семейство, потому что не вижу опасности, – отвечал старичок.
– Вот это прекрасно! – весело воскликнул гость. – Господину Тидеману только опасность и мерещится, господин Эссен спит в обнимку с горным единорогом, а вы, человек штатский, вовсе не боитесь?
– Господа Тидеман и Эссен – люди молодые, с буйным воображением, – тут господин Бротце препотешно вздохнул. Гость не сразу нашелся, что ответить.
Очевидно, ему потребовалось время, чтобы понять – Эссен и Тидеман годятся старенькому учителю в сыновья, как сам он годится в сыновья Эссену и Тидеману.
– Однако я к вам явился, чтобы предупредить, – сменил тему господин Рубцов. – Все знают про ваши симпатии к городскому мещанству, про ваши обширные знакомства, и так далее…
– Как бы иначе я пополнял свое собрание? – спросил господин Бротце, указывая на кучу картонных папок, загромоздивших гостиную. – И чем такие знакомства могут быть опасны для пожилого благонамеренного человека?
– Знаете ли, почему господин Эссен распорядился сжечь рижские предместья?
– Потому что ошиблась ваша разведка, – без тени сомнения отвечал господин Бротце. – Потому что какой-то дурак принял пыль от стада коров за приближающуюся колонну солдат. Об этом вся Рига знает.
Господин Рубцов вздохнул.
– Дураков у нас изрядно, и сам я во всем этом деле – первый дурак, – сообщил он. – Как ответ держать перед Яковом Ивановичем – уж и не знаю.
– Вы доверились мне… – начал было господин Бротце взволнованно. – Вы знали мой образ мыслей…
– Иван Христофорович, если не вам, так кому же тут доверять? – в отчаянии спросил господин Рубцов. – И вы мне верьте… Знаете ли подоплеку этого пожара? Эссен боялся, что мещане перейдут на сторону французов. Он так и заявил – мы уничтожили очаг французской заразы! А если нет более предместий, если их жители разбрелись кто куда, – то и опасности более нет! Куда как мудро! Был, видно, у него с Тидеманом уговор – воспользоватьсяя первым же случаем, чтобы сжечь предместья. И вот Тидеман сообщает об итогах разведки – а на следующую же ночь вспыхивают предместья! Поди теперь докажи, подняли там коровы пыль или же не подняли!
– Как это отвратительно, – пробормотал господин Бротце.
– Дальше будет еще хуже, – обрадовал Рубцов. – Как вы понимаете, весь город поднялся против Эссена. Ему нужно чем-то отбиваться. Он заявляет, что Рига кишьмя кишит французскими шпионами, что население на их стороне. И, как на грех, сегодня мы одного чуть не словили!
– Хотелось бы мне посмотреть на французского шпиона…
– Иван Христофорович, уж вы мне поверьте, что одет он точно так же, как и все смертные… Оказался это молодой парень, который пронес в Ригу – угадайте, что! Полную корзину фальшивых российских ассигнаций. Почему я и поспешил к вам – теперь пойдут тормошить всех, кто навлекает на себя хоть малейшее подозрение! И до вас, пожалуй, доберутся.
– Что же это был за шпион? – казалось, вовсе о себе не заботясь, спросил господин Бротце.
– Парнишка, лет восемнадцати. Его, видно, наняли отнести корзину. Доставил он свой груз одному человечку, который и без того был у нас на подозрении. Тот молчит, хоть его на ремни режь. Худо то, что малый принес еще и крайне подозрительное письмо от одного русского офицера. Тот был недавно переведен в… в один из наших кавалерийских полков. И до полка не доехал. Оказался он в Курляндии, но сам почему-то к своим не пробирается, а вот, вишь ты, письма шлет! Ну и вообразите – приходит паренек с письмом от поручика Орловского и с корзиной ассигнаций! Прямо как на блюдечке – государственная измена! После пожара и общего возмущения – драгоценный подарок господину Эссену! Мне бы с парнишкой потолковать…
– Ничего он вам путного не скажет, – вздохнул старенький учитель.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});