У нее были пышные, очень пышные красно-каштановые волосы, завязанные в такой гордиев узел, что казалось невозможным его развязать. Цвет ее глаз было трудно определить. Все зависело от ее мимолетного каприза, но все же они были глубоко-глубоко синими. Что бы она ни одевала, одежда ее была всегда коричневой и зеленой. Этой одежды было столько, что казалось, ее можно завернуть в нее с ног до головы, отчего эта женщина казалась каким-то бесформенным растением.
Это было ее странной прихотью, если только она не стремилась скрыть свою беременность, в чем я, правда, очень сомневался.
— На Цейлоне я был совсем недолго. Большую часть времени я провел на Средиземноморье.
Внутри раздались аплодисменты. Я был рад, что меня там не было. Актеры только что закончили «Маску Деметры» Гребера, сочиненную им в честь наших гостей с Веги. Пьеса продолжалась два часа: нудная и плохая. К тому же написана она была пятистопным ямбом.
Гребер писал длинные, пронизанные метафизикой поэмы. Он много рассуждал о просвещении и ежедневно выполнял на пляже упражнения для дыхания. Во всем же остальном он был вполне пристойным человеком.
Аплодисменты утихли, послышалась негромкая музыка, как будто играли стеклянные бубенцы, и стал слышен тихий говор.
Эллен облокотилась о перила.
— Я слышала, что вы женились.
— Да, — кивнул я. — А зачем меня позвали сюда?
— Спросите у своего босса.
— Я спрашивал. Он сказал, что мне предоставляется роль гида. Но я хотел узнать: почему? Мне нужна истинная причина. Я все время думаю об этом, но тем не менее причина этого становится для меня все более загадочной.
— Но откуда же мне знать истинную причину?
— Вам известно все.
— Вы переоцениваете меня, дорогой. А как она из себя?
Я пожал плечами:
— Похожа на наяду.
— А на кого похожа я? — спросила с усмешкой Эллен.
— Я бы не стал говорить кому-либо, на кого вы похожи.
— Я оскорблена. Я просто должна быть на кого-то похожа, так как в противном случае…
— Да, именно так. Вы — уникальны!
— Тогда почему же в прошлом году вы не забрали меня с собой?
— Потому что вы любите быть на людях. Требуется, чтобы весь город был перед вами. Вы могли бы быть счастливы только здесь, в Порт-о-Пренсе.
— Но я несчастна здесь!
— Но вы здесь менее несчастны, чем были бы в любом другом месте на этой планете.
— Мы могли бы попытаться, — сказала она и повернулась ко мне спиной, чтобы взглянуть на огни в районе гавани. — Вы знаете, — продолжала она, немного погодя, — вы настолько дьявольски уродливы, что поэтому даже и привлекательны…
Я замер рядом с ней, в нескольких сантиметрах от ее плеча.
— Поймите, — продолжала она ровным голосом, — вы — кошмар, который шествует как человек.
Я опустил руку и слегка кивнул:
— Я знаю об этом. Приятных сновидений.
Я уже повернулся, но она удержала меня за рукав:
— Подождите.
Я посмотрел на ее руку, перевел взгляд на ее глаза, затем опять на руку. Она отпустила рукав.
— Вы же знаете, что я никогда не говорю правду, — начала она. — И я подумала кое о чем, что вам следовало бы знать в отношении этой поездки. Здесь Дональд Дос Сантос, и я думаю, что он также собирается в путь.
— Дос Сантос? Любопытно!
— Он сейчас в библиотеке вместе с Джорджем и каким-то арабом.
— Что?! — воскликнул я. — Арабом? С руками, покрытыми шрамами? Желтоглазый? Как его имя? Хасан?
— Да. Вы что, с ним уже встречались?
— В прошлом он кое-что сделал для меня, — признался я.
Я улыбнулся, хотя внутри меня все похолодело, ибо я терпеть не могу, когда мой собеседник догадывается, о чем я думаю.
— Вы улыбаетесь? — спросила она. — О чем вы думаете?
— Я думаю о том, что вы относитесь ко многому гораздо более серьезно, чем это казалось мне раньше.
— Чепуха! Я уже не один раз говорила вам, что я трусливая лгунья. Даже всего несколько секунд назад, а ведь речь идет о небольшой стычке во время большой войны. И вы совершенно правы, что я здесь менее несчастна, чем где-нибудь в другом месте Земли. Поэтому-то, может быть, вы поговорите с Джорджем и уговорите его взяться за работу на Галере или на Бакабе. Это возможно?
— Безусловно, — кивнул я. — Кстати, как там коллекция жуков Джорджа?
Некоторое подобие улыбки.
— Растет, — ответила она, — и очень быстро. И так же живут и ползают, а некоторые из этих тварей радиоактивны. Я ему говорю: «Джордж, а почему бы тебе не поволочиться за другими женщинами вместо того, чтобы проводить свое время с этими жуками?» Но он только трясет головой. Тогда я говорю: «Джордж, когда-нибудь одна из этих уродин укусит тебя, и ты станешь импотентом. Что ты тогда станешь делать?» Тогда он объясняет, что этого не может случиться, и снова читает лекции о ядах насекомых. Может быть, он и сам какой-нибудь огромный паук в личине человека? Мне кажется, что ему доставляет удовольствие, определенное сексуальное удовлетворение наблюдать за тем, как они копошатся в своих банках. Не знаю, что еще…
Я повернулся и заглянул в зал, потому что ее лицо уже не было ее лицом. Когда мгновением позже я услышал ее смех, я снова повернулся к ней и сжал ее плечо.
— О’кей. Я теперь знаю немного больше, чем прежде. Спасибо. Мы еще встретимся?
— Мне подождать?
— Нет. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, Конрад.
И я побрел прочь…
Пересечь зал — трудное и продолжительное занятие, если он полон людей и они знакомы с вами. Если все они держат в руках бокалы, а у вас к тому же заметная тенденция прихрамывать.
Так вот, все это было здесь, и я прихрамывал.
Я пробирался вдоль стены по периметру людской толпы и внезапно очутился среди молодых дам, окружавших старого холостяка.
У него не было подбородка, почти не было губ и волос. Выражение, которое некогда имела плоть, покрывавшая его череп, давным-давно перешло к его темным глазам. И оно появилось в этих глазах, как только они увидели меня. Насмешливое выражение надвигающейся ярости.
— Фил, — произнес я, поклонившись. Никто иной не может расписать маску, подобную этой. — Я слышал, что говорят, будто это умирающее искусство, но теперь я понял, что это не так.
— Вы все еще живы? — удивился он, причем голос у него был на семьдесят лет моложе, чем все остальное. — И снова, как обычно, опоздали.
— Я ничтожно раскаиваюсь, — сказал я ему, — но меня задержали на именинах одной дамы семи лет от роду, в доме моего старого знакомого.
— Все ваши приятели — старые приятели, не так ли? — рассмеялся он, и это был удар ниже пояса. Именно потому, что я когда-то был знаком с его родителями и водил их вдоль южного фасада Эрехтейона в афинском Акрополе, показывая, что вывез оттуда лорд Элджин.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});