К тому времени солнце почти поднялось в зенит, по-прежнему сияя в чистом небе, и при почти полностью отсутствующем ветре нам пришлось попотеть, волоча санки по взрытому паковому льду. Мы подошли так близко к айсбергу, что, хотя я и не думаю, что он был выше шестидесяти-семидесяти метров, он, казалось, навис над нами ледяной скалой, переливающейся холодным синим, белым и грязно-желтым оттенками, испещренный черными оспинами гротов. А у его основания протаявший лед образовал арки, в которых шумно плескалась соленая вода, двигая крупные куски льда.
Именно здесь мы наткнулись на брошенный снегоход. Дальше они пошли пешком, с трудом волоча сани вдвоем по нагромождению искореженных льдин, пока, недалеко от западного края айсберга, им не пришлось оставить и их, взяв с собой только то, что могли унести.
Вскоре и мы были вынуждены поступить точно так же. Движение с санками стало слишком медленным и слишком изнуряющим.
— Думаю, мы уже близко, — сказал Айан. — Иначе разве они решились бы все бросить?
Так он оправдал свое решение идти дальше налегке и нам. У нас была с собой пара рюкзаков. Мы наполнили их самым необходимым, а он взял еще и автомат. Затем, прежде чем уйти от санок, он засек компасом азимуты разных частей айсберга, диктуя их мне, чтобы я записал их с пояснительными пометками. Он использовал маленький пластмассовый французский компас из тех, что нужно подносить к глазу. Он висел у него на шнурке на шее, и Айан его снял и передал мне, чтобы я перепроверил его измерения.
— Мы не можем взять с собой наши спальники — слишком тяжелые. Но нужно позаботиться, чтобы мы их обязательно нашли, когда они нам понадобятся.
В 14:17 мы снова отправились в путь. Я записал это в карманном ежедневнике рядом с азимутами. Даже без санок пробираться по хаотическому нагромождению пака было делом непростым. К тому же еще и местами опасным, так как было очень скользко и тут и там чернели трещины, в которых можно было вывернуть, а то и сломать себе ногу.
После четырех мы дошли до подветренной западной стороны айсберга, и неровность постепенно стала уменьшаться, пока наконец мы не достигли места, с которого открылся вид на относительно гладкое ледяное поле впереди. И еще там были отпечатки их ног, уходящие вперед до тех пор, пока не скрывались за краем айсберга, выступающего извилистым контуром замерзшего водопада с блестящей от влаги поверхностью. Айан пошел вокруг этого гладкого выступа понизу. Он спешил. Я решил сократить путь, приметив место, где можно было перелезть через его низкую часть. На подошвах моих ботинок были небольшие металлические шипы, и я без труда забрался почти до верха, но оставшиеся несколько футов были полностью открыты солнцу и обтаяли до гладкого как стекло состояния, поэтому дальше пришлось карабкаться на четвереньках, цепляясь пальцами. Наконец я вылез наверх, и передо мной открылся вид на столпившиеся полукругом айсберги, а под прикрытием этой сверкающей стены ледяное поле, ребристое от старого слоистого льда, тая и снова замерзая, превратилось в череду гладких холмов, напоминающих белую пустыню, покрытую барханами, а посреди них стоял корабль.
Я крикнул Айану, но он продолжал пробираться по исковерканному льду вокруг северо-западного края айсберга, на верху которого я был, и меня не услышал. Отсюда мне было видно, что следы, по которым мы шли, вели к обледенелому фальшборту корабля, но не напрямик, поскольку им приходилось обходить многочисленные озерца с плавающим на поверхности ледяным крошевом.
Я, должно быть, лежал на высоте метров в пятнадцать, откуда мог хорошо обозревать всю цепь вмерзших айсбергов. Вид ошеломлял: почти непрерывная стена, искрящаяся в лучах яркого солнечного света подобно сахарной глазури и увенчанная ледяными замками, изваянными солнцем и ветром из сплошной массы вершин айсбергов. И почти в самой середине этой ледовой гавани силуэт погибшего корабля, покоящегося в ледяной гробнице.
То, что мы его в итоге отыскали посреди безграничной замороженной пустыни, казалось почти невероятным, и я некоторое время лишь зачарованно взирал на эту поражающую своей красотой и удивительной безжизненностью картину и снова позвал Айана только тогда, когда он появился в поле моего зрения. Но и тогда мне не хотелось отрываться от этого зрелища, и я продолжал лежать там, размышляя о том, куда везли этих несчастных и почему их корабль оказался в столь необычайных обстоятельствах.
— С вами все в порядке, Пит?
Голос Айана прозвучал в неподвижном воздухе как будто из ниоткуда. Взглянув на него вниз, я понял, что он до сих пор еще не заметил корабль, глубоко погруженный в лед и снег. Я сполз вниз к нему, и из меня потоком полилось описание того, что я увидел.
— Невероятно, эти айсберги словно стена, оберегающая его, а он там вморожен в лед, хотя сверху айсберга выглядит так, будто просто стал на якорь в этой ледяной гавани.
Не сказав ничего, он лишь прибавил шагу, пока не подошел достаточно близко, чтобы увидеть его очертания. Потом он остановился и, стоя неподвижно, стал принюхиваться.
— Какой-то запах…
Я его до сих пор не замечал, но теперь, когда он об этом сказал, я тоже его почувствовал. Скверный запах.
— Что это?
— Разложение.
Поднеся бинокль к глазам, он стал осматривать местность по обе стороны от корабля.
— Труп. Или трупы.
Он выпустил повисший на шейном ремешке бинокль и снял с плеча автомат.
— Ждите здесь.
Сказав это, он осторожно пошел вперед, вытянув шею и шаря глазами по сторонам.
Неужели Ангел действительно вооружен? Мне казалось это маловероятным. Воздух стоял неподвижно. Сияющее в северной стороне живописного неба солнце буквально припекало, и весь ледяной ландшафт так ослепительно искрился, что было больно смотреть. Очень красивая, очень умиротворяющая картина. И все же была в ней скрытая холодность, делающая ее хрупкой, готовой в любую минуту исчезнуть в завывающей черноте антарктической метели.
Я стоял там, пока Айан не дошел до покрытого ледяной глазурью фальшборта. Когда корабль наскочил на подводный риф или отмель, или на чем там покоились эти айсберги, его развернуло носом к шельфовому леднику, сверкающему вдали. Корма была обращена к северо-востоку, поэтому течение нагромоздило лед у его левого борта так высоко, что корабль почти не было видно с того места, где я стоял. Фальшборт весь изломан, все, что находилось на верхней палубе, разрушено, сама палуба представляла собой иззубренную неровную линию, по которой было трудно понять, где были намерзшие одна на другую плиты льда, а где обледенелые части самого корабля.