– Произносили, мсьё. Его зовут шевалье де Лагардер.
– Запомни, ни в коем случае его не называй Кокардасу и Паспуалю. Они этого знать не должны. Если спросят, ответишь: «там живут две женщины: одна пожилая, другая – молодая, и подросток».
– Мне их нужно проводить?
– Приведешь их на это место, две мы с тобой стоим, и покажешь им дверь. Давай, действуй.
Паж пустился бегом. А Пейроль, опять закрыв плащом лицо, затерялся в толпе.
Аврора открыла конверт, что ей вручил паж.
– Это его почерк, – воскликнула она.
– Пригласительная карточка на бал, – заметила не перестававшая удивляться донья Круц, – точно такая же, как у меня. Наш волшебник предусмотрел решительно все!
Аврора с любопытством разглядывала листок. На лицевой стороне красовались пузатые амурчики, несущие цветы и гирлянды и какое то симпатичное взрослое божество мужского пола, державшее рог изобилия. Ничего инфернального, дьявольского в этих изображениях не было. Оборотная сторона билета представляла записку:
«Дорогое дитя!
Праздничный наряд и украшения – от меня. Я хотел тебе преподнести сюрприз. Оденься во все это. У дверей дома ждут два нанятых мной лакея с носилками. Они тебя доставят на бал в Пале-Рояль, где я с нетерпением жду твоего появления.
Анри де Лагардер».
Аврора передала билет донье Круц. Та долго протирала глаза, не веря своему зрению.
– Ты веришь этому? – спросила она, прочитав строки.
Странный народ, эти гитаны. Они вас легко смогут увлечь, убедить в самом невероятном, но едва им самим придется столкнуться с чем-то мало-мальски необычным, они становятся трудно исправимыми скептиками.
– Верю. Верю как в то, что днем светит солнце, а ночью – луна и звезды. Сегодня у меня вдобавок есть на то особые причины, – произнесла Аврора с загадочной улыбкой.
Действительно, разве Анри не предупреждал о том, что в предстоящую ночью ей не нужно ничему удивляться. Необъяснимое спокойствие Авроры казалось донье Круц тоже одним из проявлений магии Лагардера.
Тем временем пришедшие выгрузили на стол содержимое коробок и пакетов. В них оказался полный комплект бального наряда для молодой женщины: платье с кружевами, с прошитыми золотой тесьмой оборками. На груди точно по центру была вшита изящная жемчужина вместе с перламутровой раковиной. Рукава украшались вышивкой из перьев колибри. Это была самая последняя мода. Кроме платья имелось домино – накидка из розового муслина. Ну а уж шкатулка с драгоценностями стоила, наверное, не меньше, чем чин полкового командира.
Беришон так и застыл на месте, широко раскрыв глаза от восхищения и рот от удивления. Вернулась Франсуаза. Увидев подарки, она пожала плечами. Было ясно, что она не столько удивлена, сколько озадачена, и наконец, бал еще один наблюдатель, которого никто не видел и который совершенно ничему не удивлялся. Он стоял на полуоткрытой дверью одной из комнат на втором этаже. Поскольку он находился на известном расстоянии вверху, ему не мешали головы и плечи столпившихся посреди комнаты, и он хорошо видел все, что находилось на столе.
Это был не мэтр Луи с его грустным благородным лицом. Это был тот самый, маленький одетый в черное человечек, который привез сюда в карете донью Круц, тот, кто так искусно подделал почерк Лагардера, тот, который снял конуру Медора, словом горбун Эзоп II, он же Иона, победитель Кита. Он довольно улыбался и потирал руки.
«Черт возьми, – думал он, – мсьё принц де Гонзаго постарался на славу, а у прохиндея Пейроля весьма недурной вкус».
Горбун здесь появился вскоре после прихода доньи Круц. Конечно же, он дожидался мсьё де Лагардера. При виде нарядов и украшений сердце Авроры восторженно забилось. Сколь ни необычной была ее судьба, сколь ни закалила ее полная лишений скитальческая жизнь, она все равно оставалась женщиной со всеми присущими ей слабостями. Нисколько не мучая себя вопросами, где и каким образом ее друг сумел заполучить эту роскошь, во что ему все обошлось, она безмятежно предалась новой для себя радости, – радости быть нарядно одетой. Однако теперь перед ней возникло одно небольшое затруднение. У нее не было горничной. Старая Франсуаза была прекрасной кухаркой, но больше ничего не умела.
Словно поняв замешательство Авроры, из группы пришедших вышли две девушки:
– Мы к вашим услугам, госпожа, – сказали они и дали знак остальным, после которого те, почтительно поклонившись, ушли.
Донья Круц ущипнула Аврору за плечо.
– Ты не боишься предоставить себя в руки неизвестных синьорит? – прошептала она ей на ухо.
– Нисколько, – улыбнулась Аврора.
– И наденешь это платье?
– Конечно, надену.
– Ты – храбрая, – пробормотала гитана, – впрочем, ты, наверное права. Конечно же, красиво выглядеть, никогда не повредит.
Аврора, донья Круц и две вызвавшиеся помогать девушки, взяв наряды и украшения, перешли из общей комнаты в спальню Авроры и закрыли за собой дверь.
Около опустевшего стола на скамейку устало опустилась Франсуаза. Взволнованный внук сновал взад вперед, не в силах угомониться.
– Кто эта нахалка? – спросила Франсуаза.
– Какая нахалка, бабушка?
– Та, что в розовом домино?
– Ах эта симпатичная брюнетка. Не знаю, но, по-моему она красивая, глаза так и сверкают. Кажется, я ее уже когда то видел. Точно. Бабушка, да мы с тобой оба ее видели. Помнишь в Мадриде мы с тобой как то вечером бродили по улицам и вдруг увидели на площади танцующую цыганку. Послушай, я готов поклясться, что это она!
– Что за вздор ты несешь?
– Ну, если даже не она, то все равно, очень похожа.
– Ты видел, как она входила в дом?
– Нет, она пришла раньше.
Франсуаза вынула из кармана передника спицы и принялась за вязанье. Время от времени она прекращала шевелить пальцами и погружалась в размышления.
– Знаешь, что я тебе скажу, мой миленький, – пробормотала она с какой то странной торжественностью. – В том, что происходит, я ничего не понимаю. Ничего.
– Хотите, я вам все проясню, бабушка?
– Нет. Не хочу. Если хочешь меня чем то порадовать то…
– Ах, бабушка, неужели вы сомневаетесь в том, что я всегда хочу вас радовать…
– То прежде всего будешь вежливо молчать, когда говорю я. Я ломаю голову и ничего не могу понять. Что значит вся эта кутерьма с праздничным нарядом, украшениями и неизвестными девицами.
– Да что же тут непонятного, бабушка?
– Напрасно мы вышли на улицу, напрасно покинули дом, я тебе скажу. Кто знает, что на уме у этой трещотки Балаоль. А ну как она нас выдаст?
– Ах, бабушка, зачем вы о ней так дурно понимаете? Знаете, какая она добрая, а какие умеет делать сиропы и кремы из стеблей анжелики! Язык проглотишь!