сих пор валялся… нет, вставать вставал, даже ходил худо-бедно, но обернуться не мог и в целом слабый был, что кутенок.
— Искали…
— И чего нашли?
— А ничего не нашли. И очень от этого распереживались. Так что аккуратней надо, как бы за этими переживаниями дурить не стали.
— А…
— А чего они не нашли, это не твоего ума дело, — сказал Стас и щелбан дал. — Лучше думай, как ты с Марусей объясняться станешь. Чем она это поле засевать будет…
Трактор дернулся, как-то по-другому заворчал и остановился. Александр попробовал завести его снова. И еще раз. И вынужден был признать, что трактор встал.
Намертво.
Александр еще немного понажимал на кнопки и подергал рычаги, чисто для того, чтобы создать иллюзию деятельности, затем вздохнул и выбрался из кабины. На поле припекало. Сзади протянулась черная полоса вспаханной земли, но по сравнению с окружающей зеленью казалась она узкой и тонкой.
— Чтоб тебя, — сказал он не трактору, замершему бронированной громадиной, а комару, который возжелал испить венценосной крови.
Александр обошел трактор.
Постоял у плуга, чьи зубья глубоко вошли в землю. Вернулся к трактору. Попытался сунуться в мотор, но вовремя осознал, что ровным счетом ничего не понимает в моторах.
И как быть?
Звать на помощь? Как-то… неловко, что ли. Трактор дали. Пользоваться научили. А он, выходит, не способен даже поле вспахать.
Оставить, как есть?
Соврать чего-нибудь героического? А чего? Налетели комары тучей, а он отбиться не сумел и вынужден был совершить стратегический маневр, оставив трактор на поедание?
Комаров вокруг вилось множество. И мух каких-то. На распаханную землю слетелись птицы.
Александр вздохнул. В голову пришла одна мысль, которая была нелепой, но… а если…
Он забрался в кабину, однако среди небольшого количества приборов не нашел того, которое показывало бы уровень топлива. Заглядывать в бензобак или что тут у трактора Александр не решился, но постучал. И гулкий пустой звук подтвердил догадку.
— На каторгу, — проворчал Александр, чувствуя, как закипает в душе обида. Он к ним, стало быть, со всею душой, а они…
Вернуться?
Теперь с полным правом? Плюнуть в рожу… или лучше дать. Или хотя бы высказать все, что он о них думает.
Взгляд его окинул поле. Потом зацепился за плуг. Он, конечно, внушает, но… Александр стянул майку, закинул её в кабину и подошел к сцепке.
Император он или как…
И вообще.
Сцепка поддалась не сразу, пришлось потратить пару мгновений. Зато плуг сдвинулся довольно легко, правда, тотчас зубья попытались выскочить из земли, но тут уж Александр сплел заклятье, которое их придавило. Примерился… дернул.
— Вспахать, значит… — проворчал он. — Будет вам… поле… чтоб вас всех…
А заодно, глядишь, мысли полезные в голову придут.
Или какие-нибудь.
Поржавский вон уверял, что мысли любят тишину. А посреди леса, стоило признать, было вполне себе тихо… и главное, плуг хороший, ровно идет.
Шагов через десять Александр остановился, оглянулся, убеждаясь, что, если и скосил, то не сильно. Пошевелил плечами. Тащить плуг за сцепку было неудобно. Цепь бы…
Цепи не нашлось. Зато в ящике, том самом, на котором Александр ехал, отыскался моток веревки. Это помимо болтов, гаек и старого молотка.
Веревка-то тонкая, но если чуть доработать.
Усилить.
Александр оскалился. Пошутили? Что ж… у него тоже чувство юмора имеется.
Глава 37
Ох рано встает охрана
Глава 37 Ох рано встает охрана
«Я часто и искренне молилась, чтобы Господь послал мне хорошего мужа. И желание мое исполнилось. Господь послал мне очень хорошего мужа. А вот он, по видимости, совсем не молился»
Из беседы двух благообразных леди
Леший поглядел на Залесского-старшего, который спешно спрятал за спину пирожок. Судя по запаху — с яблоками и корицей. Тот облизал пальцы, сделав вид, что вовсе даже ничего не жевал. А Ворон только икнул и поглядел с немой печалью во взоре.
— Откуда? — мрачно поинтересовался Леший и руку протянул.
— Так… — Ворон вложил в нее пирожок. — Принесли…
— Кто?
— Девицы… красавицы… гуляли тут утром… корзинку оставили. С пирожками. На пенечке.
— А вы и взяли?
— Там написано было, что для добрых молодцев, — подал голос Залесский и корзинку показал. С запиской. И вправду значилось, что для добрых молодцев угощение.
Корзинка была внушительной, а вот пирожков осталась пару штук.
— А вы и взяли?
— А чем мы не молодцы? — Залесский пирожок сунул в рот и активно задвигал челюстями.
— Добрые? — уточнил Леший.
— Добрее некуда! — Ворон протянул было руку к корзинке, но Леший на правах старшего по руке этой хлопнул.
Жрать хотелось.
Так оно всегда бывает после оттока силы, что жрать хочется неимоверно.
— Вы тут совсем страх потеряли, — Леший пирожок надкусил и зажмурился, до того хороший. Тесто тоненькое, сверху поджаристое, румяное, а внутри — начинка, пусть и остыть успела, но густая, сладкая.
— Обижаешь, мы на яды проверили.
— И на заклятья.
— И на приворотные. Хотя такие пирожки сами по себе приворотные…
— А секретность? — ругаться не хотелось.
Почему-то вспомнилась та поляна, о которой Леший точно никому не расскажет. И не из-за секретности, скорее уж… просто его это.
Личное.
К службе отношения не имеющее.
— Ну… на секретность не проверили, — вынужден был признать Ворон. — Только чуется, что эта самая секретность… она давно уже того.
Пирожок закончился быстро, оставив сладкое послевкусие и печальные мысли.
— Да ладно тебе… это ж свои были.
— А не свои?
— Тоже были. От как ты сгинул… — и взгляд любопытный, но вопроса Ворон не задаст. — Так и появились.
— Сколько?
— Дюжина. Всю поляну истоптали. Искали… этих вон.
Не найдут. Если Леший правильно понял, «эти вон», сданные давече по описи, не скоро к людям вернутся. И правильно. Не хрен закон нарушать.
— И?
— Обижаешь. Мы свое дело знаем. И вообще запись сделали. На всякий случай. Центру кинь, пусть крутят… а эти даже металлоискатель приперли. Очень матерились, что помехи выдавал.
Это Ворон сказал даже с гордостью.
Ну да, он, как раскроется, не то, что металлоискатель, и куда более серьезную технику положить способен.
— И как?
— Три рубля нашли. Гвоздь и подкову, — завершил Залесский. — Мы ж не звери какие, совсем без добычи… но подкова не наша.