Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так Матвей Юргин и Лена Малышева, встретясь на восходе солнца, увлеченные узнаванием друг друга, совсем не чувствовали тяжелой власти тех минут перед боем, каких никто не любит на войне.
Старая ель внезапно уронила на них комок снега; не менее доброй горсти его попало в котелок девушки.
— Ой, да что я делаю? — с ужасом воскликнула Лена, заглядывая в котелок.
— А что? — спросил Юргин. — Не оставили подруге?
— Господи, что вы говорите, да я почти не ела! — Лена выгребла ложкой снег из котелка. — Машенька, милая, убей меня! Суп-то ледком подернуло! Вот болтушка, вот болтушка! Бегу, бегу, бегу! Может, успею разогреть, а?
— Успеете, успеете, время еще есть, — успокоил девушку Юргин и, взяв ветку, предложил: — Разрешите, я отряхну с вас снег?
Лена посмотрела на Юргина с удивлением.
— Я сама, сама!
— А вот здесь, со спины?
— Со спины отряхните.
Собираясь уходить, Лена вдруг спохватилась:
— Да, о собаках-то! Товарищ сержант, что же с ними надо делать? Говорите скорее, и я бегу! Они же обижают Найду!
— А с ними один разговор, раз они не понимают военной дисциплины… зачищая котелок, ответил Андрей. — Дать им выговор перед всем собачьим строем, и вся недолга!
— Ну, погодите, товарищ сержант, погодите! — пригрозила Лена и, не прощаясь, быстро пошла тропой к деревне…
VII
Через весь еловый лес, где сосредоточились наши танки и пехота, с севера на юг идет извилистый овраг; дойдя до южной опушки леса, он разбивается на два рукава: левый, идущий к шоссе, короткий, а правый тянется далеко, постепенно обнимая с запада высоту 264,3. По этому оврагу, похожему на противотанковый ров, глубиной до трех метров, густо заросшему по бровкам серой ольхой, и проходил наш передний край.
Оттуда, где овраг разбивается на два рукава, строго на юг — триста восемьдесят метров до вершины высоты 264,3, прозванной в народе Барсушней. Из оврага высота кажется небольшой; на вершине ее — несколько старых берез, под ними — одинокие кресты, по склонам — молодой в свежем инее липняк…
Наши наблюдатели редко видели вражеских солдат на Барсушне. Считалось, что на ее вершине — только наблюдательный артиллерийский пункт и боевое охранение. Но это была грубая ошибка нашей разведки. Высоту Барсушни гитлеровцы сделали своим опорным пунктом на Скирмановском рубеже. Долгие осенние ночи укреплялись гитлеровцы на Барсушне. Они перерыли все кладбище: всюду устроили дзоты и блиндажи, установили противотанковые орудия, зарыли в землю танки, оставив снаружи только замаскированные башни…
Гитлеровцы осквернили и потревожили на Барсушне большинство могил. Они выбросили с кладбища десятки гробов, крестов и груды костей. И все же им пришлось жить среди останков тех, кто когда-то дал название этому взгорью, пахал вокруг него землю, убирал хлеба, собирал в ближних лесах ягоды и пел песни: всюду из стен дзотов, блиндажей и ходов сообщения торчали углы гробов и гнилые доски, показывались желтые кости и черепа. Гитлеровцы жили там, где каждая горсть песка была пропитана смертным ядом, где было душно от тяжкого запаха векового тлена.
Но гитлеровцы не зря облюбовали вершину Барсушни. С северной стороны подъем на нее спокойный, незаметный, прикрытый лесами; только с нашего переднего края, из оврага, и заметишь, что перед тобой высота. Но когда поднимешься на вершину Барсушни — не веришь своим глазам. На восток, юг и запад с нее открываются необозримые, чудесные просторы подмосковной земли; десятки сел и деревень, купола четырнадцати церквей, огромное Тростенское озеро, лесное половодье до горизонта…
На 9.30 была назначена получасовая артподготовка. Затем наши войска должны были атаковать немецкие позиции в районе Марьино — Скирманово Горки и, разгромив здесь врага, занять Козлово, выйти на рубеж речушки Гряда. Основной удар намечался непосредственно на Скирманово. Нанести этот удар Батюков поручил танковому батальону Руденко в сопровождении мотострелкового батальона своей бригады, а Бородин — двум батальонам Озерова и двум батальонам Уварова, которые занимали в эти дни оборону в районе предполагаемых боевых действий.
Штаб бригады Батюкова утвердил следующий план танковой атаки Скирманово. После артподготовки первым на Скирманово должен выйти взвод Лаврушенко (три "Т-34") с целью выявить расположение действующих огневых точек врага, вслед за ними — два "КВ" с задачей подавить эти точки, затем — первый эшелон из шести "тридцатьчетверок" в сопровождении пехоты для полного овладения деревней Скирманово и, наконец, второй эшелон, тоже из шести "тридцатьчетверок" с пехотой, для дальнейшего развития успеха.
…Десятки командиров поминутно глядели на часы.
…Сотни людей с напряжением ожидали начала боя.
За несколько минут до артподготовки Батюков неожиданно появился на НП Бородина в деревне Рождествено; с высокой рождественской церкви наблюдатели Бородина хорошо видели за лесом просторное скирмановское поле с высотой 264,3 в центре. В теплом блиндаже комдива находились только его адъютант и связисты: старый генерал не любил держать около себя во время боя лишних людей. Генерал Бородин, указав глазами на свободное место рядом с собой, продолжал говорить в телефонную трубку непривычно высоким, напряженным голосом:
— Нет, ты мне прямо скажи: почему это получается? Да. Так. Так. Хорошо! Делай!
Положив трубку, он взглянул на часы, покосился на связистов, сидевших в закоулке, по левую сторону от входа в блиндаж, и тихонько спросил:
— Волнуетесь?
— Волнуюсь… Да и можно ли не волноваться, Николай Семенович? ответил Батюков и вздохнул. — Есть ли такие командиры, которые не волнуются, когда посылают людей в бой? Может быть, в некоторых романах? А я не скрою: волнуюсь всегда, а сегодня — особенно. В оборонительных боях наши танкисты действовали умело: и разведку вели, и устраивали засады, и контратаковали противника, когда надо было… Но ведь теперь — большой наступательный бой. Это совсем другое дело. Меня очень тревожит одно обстоятельство: хорошо ли мы знаем, что представляет собой эта скирмановская высота? Ведь мы пришли сюда только позавчера. Что мы могли узнать о противнике за один день? Но хорошо ли разведала его оборону на высоте ваша разведка?
— Возможно, и не совсем хорошо, — тихонько, кося глаза на связистов, ответил Бородин. — Разведка — наше слабое место, как и взаимодействие… Да, но теперь… я вас не понимаю, Михаил Ефимович!
— Нет, это не колебания! — твердо сказал Батюков. — Но что это — я сам не понимаю… Вот берешь трубку, кричишь одно слово "огонь" — и сотни, тысячи людей идут в бой, и многие из них… Да-да, на войне это совершенно неизбежно! Но разве это сознание может в какой-либо степени уменьшить ответственность командира за судьбы людей, которые безоговорочно выполняют его приказ?
У Бородина дрогнули брови.
— Это очень хорошо, Михаил Ефимович, — сказал комдив в большом волнении, — очень хорошо, что вы с такими мыслями первый раз начинаете бой в звании генерала. Хорошо, что вы так любите людей. Только с такими мыслями и можно побеждать. Да, что же это мы?
Генералы враз взглянули на часы и одновременно встали. А через минуту прозвенело самое звонкое и властное на войне слово:
— Огонь!
Десятки людей на наших артиллерийских и минометных батареях повторили:
— Огонь!
Яростный шквал металла с воем и грохотом обрушился над полосой передовых вражеских позиций. На линии Марьино — Скирманово — Горки поднялась расцвеченная огнями завеса темного дыма.
Под гул артподготовки танки гвардейской бригады двинулись на рубеж атаки — к южной опушке леса. За ними, в белых маскхалатах, с автоматами у груди, быстро пошли бойцы мотострелкового батальона, — пошли, невольно сгибаясь от свиста снарядов над головой, иные по следам гусениц, иные целиной, топча в сугробах крохотные заснеженные елочки.
Гвардейцы были радостно изумлены, когда, выйдя на рубеж атаки, увидели, что вся вражеская сторона в дыму и огне. Нисколько не сомневаясь в уничтожающей силе нашей артиллерии, гвардейцы втайне даже с некоторой досадой подумали, что напрасно так излишне много тратится снарядов и мин: враг давно повержен в прах…
Но это было горькой ошибкой.
Артподготовка велась горячо, сильно, но давала, к сожалению, ничтожные результаты. Весь северный склон Барсушни стал черным от пороховой гари, но на ее вершине, где как раз и были немецкие огневые точки, не упал ни один снаряд. В глубоком лесистом овраге на южном склоне Барсушни, где особенно много было вражеских блиндажей, гитлеровцы отсиживались совершенно спокойно. Огонь сильно захлестывал только северную окраину Скирманова. Но и здесь он был бессилен разметать хорошо укрытые в земле вражеские танки и пушки…
…В 10.00 наша артиллерия перенесла огонь в глубину обороны противника. Над опушкой леса взлетела красная ракета.
- Дни и ночи - Константин Симонов - О войне
- Жизнь и судьба - Василий Семёнович Гроссман - О войне / Советская классическая проза
- Сердце сержанта - Константин Лапин - О войне
- Тринадцатая рота - Николай Бораненков - О войне
- Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства - Николай Коняев - О войне