(А. Аврех)
В итоге после второго акта Богров приблизился к Столыпину и всадил в него две пули. Одна попала в руку, другая в живот. Последнее ранение оказалось смертельным. Через три дня Столыпин скончался.
Таковы факты. Которые выглядят так, будто написаны детек- тивщиком — графоманом в состоянии жестокого похмелья.
Начнем с начала. Некий революционер, знакомый Богрову только по переписке, предлагает осуществить теракт. Конечно, анархисты были отмороженными ребятами, но тех, кто пренебрегал конспирацией, к тому времени уже повесили. Представьте ситуацию в переводе на сегодняшние реалии. Некий человек, связавшись со своими знакомым по анархистскому интернет- форуму, предлагает ему убить Путина. Вы можете поверить в серьезность таких намерений?
Далее. Богров убеждал сотрудников охранки, что «Николай Яковлевич» требовал от него приметы Столыпина. Это вообще полный бред. Фотографии премьера печатались в газетах и журналах, никакой тайны они не составляли. Чтобы добыть его фотографию, достаточно было пойти в библиотеку. Для тех, кто не знает, как это делается: берем нож и вырезаем.
А с последующими событиями и вовсе начинается полный цирк. Почему за Богровым не установили наблюдение? Напомним, дело‑то шло очень серьезное, террористы могли передумать и стрелять, например, в императора.
Мало того: почему‑то сотрудники охранки не проверили дом Богрова, где, по его словам, остановился «Николай Александрович». Там имелись швейцар и горничная, которых можно было расспросить — но почему‑то не расспросили. Вообще убийство Столыпина являет какую‑то совершенную детскую беспомощность охранки. Учитывая то, что раньше местное охранное отделение неплохо гоняло революционеров, в такое поверить трудно. А уж в то, что оно допустило множество подобных промахов — невозможно.
Но и это не всё. Агентов охранки строжайше запрещалось допускать туда, где находились высокопоставленные персоны — поскольку особого доверия к ним всё‑таки не было, особенно после истории с Азефом. А если уж допустили — то за Богровым должна была топать пара филеров и дышать ему в затылок. Почему так не произошло?
И, завершая тему: следствие по делу террориста прошло как- то очень быстро. Его казнили через две недели. Серьезных попыток обнаружить подельников Богрова не предпринималось. Возникает вопрос: а не заметали ли наверху следы?
Сенатор М. И. Трусевич, производивший расследование обстоятельств убийства Столыпина, на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии докладывал:
«Он, Курлов, в нарушение возложенных на него служебных обязанностей не только не воспретил выдачи Богрову билетов для пропуска на торжества, но и не распорядился об учреждении за Богровым в случае выдачи ему означенных билетов бдительного надзора и принятии необходимых мер».
Возникает вопрос: а кому, кроме террористов, было выгодно убийство Столыпина? И ответ тут же находится. Прежде всего — одному из его заместителей, П. В. Курлову. Он был единственным, кого Столыпину навязали.
«Большому кругу людей было известно, что Курлов ненавидел Столыпина, а последний считал его одним из своих самых опасных врагов. Курлов являлся весьма низкопробной личностью: кутил в ресторане на казенные деньги, был весь в долгах, имел самую скверную репутацию. Столыпин только ждал повода, чтобы убрать его, и Курлов об этом хорошо знал. К тому же Курлов был креатурой дворцового коменданта В. А. Дедюлина, одного из ярых врагов Столыпина».
(А. Аврех)
То есть за Курловым стояли правые, которые премьера очень не любили. Косвенно то, что в их взаимоотношениях дело было нечисто, подтверждается тем, что впоследствии Курлов в своих мемуарах пишет о своей исключительно теплой дружбе со Столыпиным, хотя об их реальных взаимоотношениях знало множество людей. Вопрос: а зачем было так нагло врать?
Опять же, это не значит, что Курлов дал приказ убить Столыпина. Богров хотел эффектно умереть и для начала собирался застрелить Кулябко — что, заметим, не составило бы ему никакого труда. Убийства агентами охранки своих кураторов были не такой уж и редкостью. По — видимому, ему просто подсказали, в кого надо стрелять…
Эта история имеет и свое продолжение. В Киеве Столыпину поставили памятник. В двадцатых годах его снесли и собрались на том же месте установить памятник Богрову. Инициаторами этой светлой идеи стали бывшие анархисты. Но тут как раз начались публикации, что Богров‑то стукачок… Поднялась мощнейшая полемика. Ее накала мы и представить не можем. Ведь для нас все эти люди — исторические персонажи, а для тех ребят — друзья и знакомые. В общем, дискуссия вышла интересной. Против документов Департамента полиции, которые были тогда доступны, возразить оказалось нечего, поэтому в ход пошли разные психологические изыски. К примеру, говорилось: Богров, конечно, был агентом охранки — но раскаялся и решил загладить свою вину убийством премьера. Получалось, что ничем до того не выдающийся человек оказался кем‑то вроде экстрасенса Вольфа Мессинга и умудрился обмануть всех профессионалов… В такое не поверили. Памятник поставлен не был.
Кстати, в уголовном деле Богрова имеются вырванные страницы. Кто это сделал — то ли жандармы, которые хотели прикрыть упомянутые странности, то ли сторонники террориста — теперь уже не установишь…
Первая русская революция закончилась, казалось бы, в пользу власти. Революционеров перевешали и разогнали. Но это только так казалось…
После убийства Столыпина в России не нашлось ни одного государственного деятеля, который вызывает хоть что‑то, кроме матерных эмоций. Плеве, Витте, Столыпин — к ним можно относиться как угодно, но это были личности. Они делали то, что считали нужным для России — как могли. Беда в том, что после гибели Столыпина власть заняла позицию: «сколько продержимся, столько и хорошо». Никаких реальных идей, как жить дальше, она не имела. После Столыпина государственная верхушка представляет совершенно отвратительную картину: меняются министры один другого бездарнее, а толку никакого… И вообще власть в Российской империи после 1912 года вызывает только брезгливую жалость.
А вот у революционеров идеи были. Товарищи Ленин, Троцкий и Сталин гнули свою линию. Они очень даже неплохо разобрались в ошибках первой революции. Например, поняли, что главное — это пропаганда в армии.
А еще имелись крестьяне — которые еще не забыли, как с ними поступали столыпинские усмирители. И когда пришло время, большевики взяли их под себя. А кого не получилось, тех взял не менее веселый персонаж — анархист Нестор Иванович Махно, который тоже начинал в 1906 году.
Эсеры пришли к власти в 1917 году и благополучно провалили всё. Кое‑кто, вроде Савинкова, упорно боролся с большевиками — в их числе знакомые нам Чернов и Бурцев. Другие, если и не приняли коммунистическую идеологию, то стали по крайней мере лояльны новой власти. А в двадцатых годах все, кто хоть как‑то боролся с «проклятым царизмом», считались героями — разумеется, кроме тех, кого понесло воевать с Советской властью. Впрочем, даже к Савинкову относились с большим уважением.
Причем героями‑то они были серьезными. Большевики при царе шли по суду как политические — и отделывались, чаще всего, несколькими годами ссылки. А эсеры и анархисты шли по уголовным статьям и получали в полной мере — если не петлю, то много лет каторги.
Так вот, к этой публике большевики относились неплохо. К примеру, до середины двадцатых на Малой Никитской существовал Дом анархии, над которым гордо развевался черный флаг. Эсеры и анархисты создали так называемое «Общество политкаторжан». Это была серьезная организация. Любой житель Санкт- Петербурга может прийти на Троицкую площадь и поглядеть на дом, построенный для членов этого общества (заметим, в те времена был жуткий жилищный кризис и новых домов строили очень мало). Они имели даже свои собственные дома отдыха и санатории. Издавали они и собственный журнал «Каторга и ссылка», в которых историк может отыскать много интересных материалов про зону в Российской империи.
Позднее отношение к ним стало меняться, но это уже выходит за рамки данной книги…
АлътернативкиЕсть два вопроса. Первый: могло ли этой революции не быть? Ответ отрицательный. История первой русской революции начинается, казалось бы, со случайностей. Конечно, городские власти во время «кровавого воскресенья» могли бы и не стрелять. Капитан на броненосце «Потемкин» мог бы вести себя посдержанней. Полковник Зубатов мог бы изъять Азефа в самом начале его деятельности. Но не будь этих случайностей — произошли бы другие. Революция была неизбежна.
Как и последовавшая за ней вторая революция.