В Тулу, куда с двух сторон вступили русские рати — с севера царские, а с юга остатки полков Шереметева, Стефана Сидорова доставили уже на носилках с множественными ранениями. В последний свой час воевода пожелал принять схиму, исповедавшись перед смертью во всех грехах, в том числе и в том, как он похитил еретиков во главе с Феодосием Косым из Андроникова монастыря, а также и то, что именно он обманул монахов, сопровождавших отца Артемия в Соловецкую обитель, приняв на себя личину инока Зосимы, и вывез старца в Литву.
— Сказывают, коль примерил на себя одеяние мниха, то снимать его — грех тяжкий. Вот и покарал меня господь, — прошептал он еле слышно.
— А по чьему наущению ты все сие содеял? — допытывался исповедовавший его священник.
— Ишь ты, — криво усмехнулся Стефан. — Ты, поп, забыл, поди, что мы не в пыточной, и я тебе не для опросного листа сие глаголю, но для очищения души. Потому и сказываю токмо за себя, а за кого иного — у них тоже языки имеются. Коль захотят — они и сами тебе поведают.
— Надобно все сказать, — не уступал священник, но Стефан, даже не дождавшись отпущения, уже не дышал.
Макарий же, после того как ему сообщили о случившемся, не стал сетовать на то, что воевода не открыл тайны до конца. Ему и так все стало ясно. Хотел было попенять Иоанну, но, поразмыслив хорошенечко, понял, что суетиться не стоит. Какая разница — где именно обретается отец Артемий. Пожалуй, Литва — это еще лучше. Уж оттуда ему на митрополичий престол Руси точно хода нет, а значит — все вышло именно по его, Макария, желанию. Да и год уже прошел. Поздновато ворошить угли, когда костер совсем потух. Лучше приберечь это знание до худших времен.
Ну, например, до тех, когда осильневший Иоанн захочет повторить свою попытку с монастырскими землями. Тогда-то эти знания и пригодятся. А пока пусть себе резвится.
Глава 25
ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ
А пророчество Максима Грека о счастливом лете и впрямь сбылось. Можно даже сказать, не просто сбылось, но — с лихвой.
Если брать по времени, то началось… с Англии, причем даже за седмицу до Нового года[187]. Азартные английские купцы, сокрушаясь об упущенных доходах, поскольку вся связь с недавно открытым Новым Светом была прочно зажата в руках испанцев и португальцев, а торговлю с Китаем и Индией надежно контролировали Венеция и Генуя, пытались найти обходные пути к манящим бесчисленными богатствами таинственным странам Востока. Кому из предприимчивых торговцев попалась на глаза вышедшая в 1543 году книга Николая Коперника под многообещающим заголовком «De revolutionibus», неведомо, но — попалась.
И пускай нюрнбергский издатель Осиандер ради осторожности прибавил к этому названию слова orbium coelestium, пускай из предосторожности заменил резко откровенное предисловие польского ученого — кстати, сына известного купца из Кракова — своим, более деликатным, представляя новую систему лишь как гипотезу, пускай о ней враждебно отзывались не только в Риме, но и отцы протестантства Лютер с Меланхтоном, суть ее оставалась прежней.
А может, купцы прочли вышедшую четырьмя годами ранее книгу Narratio prima, написанную учеником Коперника, неким Ретиком? Трудно сказать. Но то, что какая-то из них оказала свое влияние на поиск англичанами новых путей в Китай и Индию через северные моря — несомненно, поскольку именно в этих книгах не просто предполагалось, но и твердо утверждалось, что земля-то, оказывается, круглая и не все небесные светила обращаются вокруг нее, но она сама в числе прочих вертится вокруг солнца.
Весной 1553 года, в царствование юного Эдуарда VI[188], созданное к тому времени по инициативе знаменитого Себастьяна Кабата общество под названием «The Misteri» послало три корабля по новому неизведанному маршруту. Потрепанные жесточайшими бурями два из них так и не дотянули до России, зажатые льдами в районе Лапландии. На следующий год лапландские рыбаки обнаружили замерзшего капитана Хью Уиллоби, сидящего в шалаше за своим журналом. Чуть поодаль нашли и всех его людей.
А вот второму капитану, Адамсу Клименту, а также главному кормчему флотилии Ричарду Ченслеру повезло. Как знать, может, и впрямь знаменитый святой, чьим именем, в сочетании с королевским — «Эдуард Бонавентура[189]» — было названо судно, помог морякам. «Дитя счастья» протянул руку умиравшим, как некогда и он сам[190]. Скорее же всего Ченслеру была не судьба погибнуть. Роковой час главного кормчего еще не наступил, хотя был уже не за горами, а пока их корабль благополучно доплыл до Белого моря, 24 августа 1553 года вошел в Двинский залив и пристал к берегу, где в то время находился монастырь святого Николая, а чуть позже будет основан город Архангельск.
Подкормив измученных голодных мореплавателей, воевода Двинской земли немедленно отправил гонца к царю с сообщением, что прибыли некие, имеющие при себе письмо к государю от аглицкого короля с пожеланием завести с Русью торговлю. Иоанн, понявший всю важность этого благоприятного случая, повелел немедля отправить Ченслера в Москву с предоставлением ему всевозможных удобств в пути.
Правда, царю его сразу не представили, продержав дюжину дней. Сделано это было не только для того, чтобы организовать достойный прием, но и из чувства приличия — пусть англичанин не думает, будто его визит представляет такое уж архиважное значение.
Наконец, Иван Михайлович Висковатый, возглавлявший Посольский приказ, прислал за Ричардом людей. Иоанн принял гостя в Грановитой палате, в пышном парадном облачении, при всех регалиях своей царской власти. Как водится, вначале разговор пошел о здоровье государя, приславшего Ченслера.
Тот заявил, что государь пребывал в добром здравии, когда посольство отправлялось в путь, и что несомненно Эдуард здоров и ныне. Бедняга Ричард невольно солгал, не зная, что Эдуарда еще в июле, буквально через три дня после того, как он, по настоянию герцога Нортумберленда, подписал завещание с передачей престола своей племяннице Джейн Грей[191], досыта накормили мышьяком. Присланная все тем же герцогом знахарка свое дело знала хорошо, так что Эдуарда спасти не удалось, да и некому это было сделать — всех врачей предусмотрительно удалили из дворца.
Словом, в Грановитой палате оглашали послание уже покойного короля, причем не исключено, что эта грамота стала вообще самой последней, которую подписал в своей жизни хилый шестнадцатилетний юнец, ибо она была датирована июлем месяцем.
В нем, помимо пышных цветастых слов, содержалась просьба о свободном пропуске этих людей чрез свои земли и о помощи им в случае нужды: «Поступите с ними так, как хотите, чтобы мы поступили с вашими слугами, если они когда-нибудь к нам заедут. А мы клянемся богом, господом всего сущего на небесах, на земле и в море… что всякого из ваших подданных встретим как единоплеменника и друга, из благодарности за любовь, которую окажете нашим».