Читать интересную книгу Песнь о Трое - Колин Маккалоу

Под конец дня я засвидетельствовал свое почтение Нестору и помог подготовить Антилоха к погребению. Мы положили юношу рядом с его четырьмя братьями в склеп на утесе и бросили Мемнона ему в ноги, как пса. Но мысль о погребальных играх и тризне была невыносима; я незаметно ускользнул домой.

Брисеида ждала меня. Когда она меня не ждала?

Я взял ее лицо в ладони и сказал:

— Ты всегда прогоняешь горе прочь.

— Сядь и побудь со мной.

Я сел, но говорить с ней не смог: мое сердце сковывал ужасный холод. Она оживленно болтала, пока не взглянула на меня, и тогда ее оживление пропало.

— Ахилл, что случилось?

Я молча покачал головой и вышел на свежий воздух, там я остановился, подняв голову к бесконечным небесным просторам.

— Ахилл, что случилось?

— О Брисеида! Все мое существо потрясено до основания! Никогда до сих пор я так остро не чувствовал ветер, не ощущал так сильно запах жизни, не видел таких спокойных и ясных звезд!

Она схватила меня за руку:

— Пойдем внутрь.

Я позволил ей подвести меня к креслу и усадить в него, тогда как сама она опустилась на землю у моих ног и положила руки мне на колени, вглядываясь мне в лицо.

— Ахилл, это твоя мать?

Я взял ее за подбородок и улыбнулся:

— Нет. Моя мать больше ко мне не придет. На поле я слышал, как она рыдала, прощаясь со мной. Брисеида, я призван. Бог наконец-то позвал меня. Мне всегда хотелось знать, на что это будет похоже, но я ни разу не думал, что это будет полное осознание жизни. Я думал, это будут слава и ликование, что-то такое, что сможет физически меня поддержать в последнем бою. Но это — покой и милосердие. Я спокоен. Ни демонов прошлого, ни страха за будущее. Завтра все закончится. Завтра я перестану быть. Бог сказал свое слово. Больше он меня не оставит.

Она начала возражать, но я остановил ее:

— Муж должен умереть благородно. Этого хочет бог, а не я. И я не Геракл и не Прометей, чтобы ему противостоять. Я — смертный. Я прожил тридцать один год, успев повидать и почувствовать больше, чем большинство мужей, которые сто раз видели, как желтеет листва на деревьях. Я не хочу жить дольше троянских стен. Здесь падут все великие воины. Аякс. Аякс! Аякс… Если бы я выжил, это было бы неправильно. За рекой, где кончается все, я встречу тени Патрокла и Ифигении. Наши ненависть и любовь принадлежат миру живых, эти чувства слишком сильны, чтобы тревожить мир мертвецов. Я сделал все, что мог. Больше ничего не осталось. Я молил, чтобы имя мое воспевали все грядущие поколения. В этом и есть бессмертие, на которое может рассчитывать любой муж. В царстве мертвых нет радости, но нет и печали. Если я смогу сразиться с Гектором еще миллион раз на устах живущих, я никогда по-настоящему не умру.

Она все плакала и плакала; женское сердце не способно постичь хитросплетение узоров на полотне времен, поэтому она не могла порадоваться вместе со мной. Но горе может достичь таких глубин, когда высыхают даже слезы. Она лежала притихшая.

— Если ты умрешь, я тоже умру.

— Нет, Брисеида, ты должна жить. Ступай к моему сыну Неоптолему и стань его женой. Дай ему сыновей, которых ты не дала мне. Нестор с Агамемноном пообещали за этим проследить.

— Даже тебе я не могу этого обещать. Ты взял меня из одной жизни и дал мне другую. Третьей не бывать. Я должна разделить твою смерть.

Улыбаясь, я поднял ее на руки.

— Когда ты увидишь моего сына, ты будешь думать иначе. Женщины созданы для того, чтобы жить. Ты должна мне еще одну только ночь. Потом я отдам тебя Неоптолему.

Глава двадцать восьмая,

рассказанная Автомедонтом

Мы с легким сердцем перешли через насыпь, чтобы сразиться с врагом, которого мы почти уничтожили. Ахилл был необычно спокоен, но мне и в голову не пришло расспрашивать его о причине его настроения. Он стоял, словно маяк, в своих золотых доспехах, изящный золотой гребень шлема сверкал на солнце. Ожидая его обычной товарищеской улыбки, я повернулся, чтобы подарить ему свою, но в этот день он забыл про наш маленький ритуал. Он смотрел вперед, я не знал, на что именно. На его суровое лицо, так часто искаженное яростью, снизошел покой; внезапно мне показалось, будто я везу незнакомца. Ни разу за то время, пока мы ехали к месту боя, он не заговорил со мной, ни разу не улыбнулся. Это должно было повергнуть меня в уныние, но не повергло, я не мог понять почему. Скорее я чувствовал себя ободренным, словно часть его души перешла в меня.

Он сражался лучше, чем когда-либо, и, казалось, был сосредоточен на том, как вместить всю свою огромную славу в один-единственный день. Только вместо того, чтобы дать волю своей обычной слепой ярости, он прилагал все усилия, чтобы мирмидонянам сопутствовал успех. Он разил мечом, а не секирой, и разил в полном молчании, сродни тому, в каком царь совершает ежегодное жертвоприношение богам. Эта мысль привела к другой, я сразу же понял, какая в этом была разница. Он всегда был царевичем, но никогда не был царем. А в этот день он им стал. Я спрашивал себя, не предчувствовал ли он смерть своего отца Пелея.

Когда я мчал колесницу по полю боя, я случайно взглянул на небо, и погода мне не понравилась. Уже на рассвете она была мрачной и пасмурной, обещая не холод, а бурю. Теперь небосвод принял странный медный оттенок, и с востока и с юга, сверкая молниями, собирались огромные грозовые тучи. Как раз над Идой, где, как мы все были уверены, собирались боги, чтобы смотреть на битву.

Разгром был полный. Троянцы не могли дать нам отпор: куда им, когда каждый вождь в нашей армии обладал величием, пусть и меньшим, чем Ахилл, от которого оно исходило, словно лучи от головы Гелиоса. Я подумал, что оно отражается от него, осеняя других своим светом, — Ахилл стал самым великим из наших царей.

Через некоторое время троянцы дрогнули и обратились в бегство. Я искал глазами Энея, недоумевая, почему он не пытается их удержать. Но наверно, это был не его день, ибо его нигде не было видно. Потом я узнал, что он держался особняком и не посылал своих воинов туда, где была нужда в подкреплении. До нас дошли слухи, что у Трои есть новый наследник и его имя — Троил. Потом я вспомнил, ведь Ахилл рассказывал мне, что Приам оскорбил Энея, назначив Троила наследником.

Что ж, сегодня Эней показал, как глупо поступил старый царь Трои, оскорбив царевича Дардании, который тоже был наследником трона.

Мы уже видели Троила на поле боя и раньше, во время битвы с Пентесилеей, а потом и с Мемноном. Он не пытал удачи, стараясь держаться подальше от Ахилла с Аяксом, но сегодня ему это не удалось. Ахилл безжалостно его преследовал, куда бы он ни свернул, подъезжая все ближе и ближе. Поняв, что встреча с Ахиллом неизбежна, он позвал на помощь — его воины исчерпали все силы. Я видел, как он отправил гонца к Энею, стоявшему поблизости. Я видел, как гонец говорит с Энеем, который нагнулся к нему с колесницы, якобы проявляя интерес. Я видел, как посланец направился обратно. Но я не видел, чтобы Эней хоть пальцем пошевельнул, чтобы помочь. Вместо этого он развернул колесницу и двинулся — вместе со своим войском — куда-то в другую сторону.

Троил был смелым мальчиком. Он был родным братом Гектора и через несколько лет мог бы стать ему равным. Но сейчас он был еще слишком юн. Когда я подъехал ближе, он поднял копье, и его возница придержал колесницу, чтобы он смог его метнуть, — единственная попытка, которая у него была, прежде чем мы окажемся слишком близко. Я почувствовал, как рука Ахилла коснулась моей, и понял, что он поднимает Старый Пелион. Великое копье взмыло в великолепном броске и полетело к цели так прямо, словно его метнул сам Аполлон. Его железный наконечник глубоко вонзился юноше в горло, и тот упал, навеки лишенный голоса, и над головами теряющих надежду троянских воинов я увидел Энея, который наблюдал за происходящим с горечью на лице. Мы забрали доспехи и упряжку Троила, а его оставшихся воинов изрубили на куски.

После смерти Троила Эней оживился. Он стряхнул с себя безразличие и бросил остатки троянской армии на нас, перемещаясь по флангам, но осторожно следя за тем, чтобы не оказаться в пределах досягаемости копья Ахилла. Дарданец был хитер. Ему отчаянно хотелось жить; я гадал, что за страсти им овладели, ведь он не был трусом.

Солнце скрылось за тяжелыми тучами, быстро собиралась буря. Настолько велика была скрытая сила, исходившая от небес, что воины принялись судачить о плохих приметах. Тучи опускались все ниже и ниже, все ближе сверкала молния, гром перекрывал грохот битвы. Мне никогда раньше не доводилось видеть такого неба и чувствовать, как Громовержец бросает молнии одну за другой. Свет померк, а тучи стали черными, словно борода Аида, клубясь, будто дым от огромного костра, в которое попало масло, и становясь ярко-синими при вспышке молний. Я услышал, как мирмидоняне позади нас говорят, что Зевс посылает нам знак полной победы, и по действиям троянцев подумал, что, наверно, они тоже так считают.