Читать интересную книгу Чемпионы - Борис Порфирьев

Только позже, раскачиваясь на снарядных ящиках попутного грузовика, он вспомнил её печальные глаза и упрекнул себя за то, что даже не помахал ей рукой. Но эта мысль так же быстро исчезла, как и появилась, потому что грузовик подвёз его прямо в расположение полка.

Рюрик спрыгнул у землянки замполита и, пробежав по аллейке, посыпанной свежим песком и утыканной ёлочками, смело и радостно откинул плащ–палатку, закрывавшую вход. Щёлкнув каблуками и бросив с необычным для него фронтовым шиком ладонь к пилотке, он доложил майору о почте для штрафников и попросил доверить её доставку. Рюрик был уверен, что майор не откажет. Но тот, прежде чем согласиться, звонил куда–то, справлялся о доставке на плацдарм боеприпасов, и только после долгих переговоров вызвал к себе старшину–сапёра.

Томительное движение времени выматывало душу. Наконец над горизонтом потух последний луч солнца и в небе ярко и холодно замерцали звёзды. Но и то не сразу после этого старшина повёл Рюрика к реке.

Их ноги скользили в тяжёлом песке откоса; следом стекал сырой туман, ложился на плечи. Тишина тоже казалась сырой и вязкой. Словно не было и в помине никакой войны. Только трассирующие пули расчерчивали небо зелёными, жёлтыми и красными линиями. Рюрик волновался, ему всё время казалось, что они чего–нибудь забыли: может, надо было взять папирос, тушёнки…

Старшина не проронил ни одного слова. Лишь позже, вытащив из–под ивовых кустов лодку, спросил:

— Грести–то умеешь?

— Иди к чёрту, — сквозь зубы ответил Рюрик.

Тогда старшина улыбнулся и, оттолкнув лодку, проговорил:

— Ни пуха ни пера…

Рюрик неслышно опустил вёсла и по–спортивному, наклоняясь всем корпусом, начал загребать. Старшина вскоре слился с кустом, берег превратился в чёрную полосу, звёзды и трассы не давали света. Но неожиданно дрожащий луч разрезал ночь, за ним шагнул другой, они скрестились в вышине, разошлись и оба упали на берег, переломившись.

Где–то ахнула земля. Потом всё стихло и лишь шальная пуля взвизгнула — жалобно и тонко… Неожиданно в небо взмыла ракета и повисла в зените, как лампа. Красные отблески закачались на всплесках волн. Захлебнулся пулемёт, трасса со свистом рассекла воздух.

Рюрик сильным взмахом вёсел послал лодку вперёд. Пригибаясь, увидел на воде фуражку, а следом за ней плыл труп. Нервная судорога передёрнула плечи Рюрика. Но он тотчас же выпрямился и начал грести, не обращая внимания на взвизгивающие пули, оборачиваясь через плечо, пытаясь разглядеть спасительный берег.

Сейчас в небе висело уже несколько ламп, и цветные вспышки плясали по чёрной воде зловеще и беспрерывно.

Свет висящих ракет приблизил берег. Рюрик резкими взмахами вёсел заставил лодку воткнуться в песок. Неистовый свист пуль над головой бросил его наземь. Лёжа, Рюрик подтянул лодку, ощупью вытащил из неё два вещевых мешка и пополз. В бенгальском мертвенном свете ракет земля казалась янтарной; чёрные окопы пересекали её во всех направлениях; обугленные деревья простирали к небу руки… Под их прикрытием Рюрик вскочил и побежал. Новая пулемётная очередь заставила его броситься ничком и растянуться во всю длину. Песок набился в ноздри, скрипел на зубах. Отплёвываясь, прикрывая голову вещмешком, Рюрик снова пополз меж деревьев — от одного к другому, стараясь держаться в их тенях, словно они могли спасти его. Несколько пуль цвикнули рядом, как птицы. Следующая очередь отскочила от чего–то звонко и с визгом срикошетила в сторону. Взмыла ослепительная ракета. И чем выше она подымалась, тем сильнее укорачивались тени.

На минуту он укрылся в воронке, полной мрака, глядя на беснующееся небо. И только движение трасс из глубины казалось медленным, как будто они плыли, цветные, и таяли в вышине.

Выбираясь из воронки, он услышал оклик:

— Давай сюда!

Он прыгнул в траншею и сразу оказался у кого–то в объятиях. Дыша в лицо табачным перегаром, солдат сказал с весёлой и злой лихостью:

— Чего ты прыгаешь как заяц? Этак у нас не положено.

Стараясь не выдать волнения, Рюрик произнёс прерывисто:

— Почту вам привёз.

— Знаем. Командир тебя ждёт. Пошли.

В глубокой траншее толпились люди. Провожатый весело объяснял:

— Да этот, этот — сумасшедший! Из–за писем в пекло полез!

Эти слова наполнили Рюрика гордостью. Входя в землянку, он решил отрапортовать комбату с той же лихостью, с какой говорил его провожатый. Но комбат, худощавый, смуглый, в тельняшке с закатанными рукавами, взглянув на него пронзительными беспощадными глазами, оборвал:

— Знаю. Звонили. А это что? Ранен?

Рюрик недоумённо развёл руками.

— Фельдшера! — приказал комбат и подтолкнул Рюрика к зеркалу.

И опять не страх, а гордость заполнила его сердце: поперёк грязного лба, теряясь в коротко стриженных волосах, налипли сгустки запёкшейся крови.

Комбат сунул ему эмалированную кружку спирта и приказал:

— Пей, раз ты такой герой.

Над головой что–то грохнуло. Из щелей бревенчатого наката посыпался песок — в кружку, на плечи. Рюрик выпил спирт вместе с песком и задохнулся. Все засмеялись.

Комбат сам зачерпнул воды из бачка и протянул Рюрику.

— Что, брат, хорош спирт? Прямо с песочком на закуску.

Всё ещё задыхаясь, Рюрик похвалил искренне:

— Хорош.

Фельдшер спас его от дальнейших разговоров и позволил рассмотреть землянку. На стене, подле зеркала и шлифованной подковы, висело несколько воронёнох «шмайсеров»; на столе лежали оранжевые пластмассовые коробки под масло, фляги в суконных чехлах, гранаты с длинными деревянными ручками, стальная головка снаряда, разграфлённая чёрточками делений. Всё было немецкое, как, впрочем, и сама землянка, неделю назад отбитая у немцев… Только запах свежеиспечённого хлеба и разогретой тушёнки показался Рюрику родным… Глядя на костлявый и безжалостный профиль комбата, узенькие усики на его цыганском, пропечённом солнцем лице, он рассказал о дивизионных новостях.

Через полчаса давешний провожатый вывел Рюрика к тупику траншеи. Сквозь ночь доносились воющие звуки снарядов. Горизонт напоминал море вспышек и пламени. Над истерзанной равниной словно ворочался громадный зверь — сопел и рычал.

Обратный путь показался вдвое короче. Вместо двух тяжёлых мешков сейчас у него был один, тощий. Спирт разогнал усталость. Тело казалось невесомым и послушным.

Он благополучно добрался до своей землянки и забрался на нары, но никак не мог сомкнуть глаз. Он сегодня испытал тогчего никогда не испытывает трус, — счастье полного бесстрашия.

Поворочавшись на нарах, он вышел на улицу. Брезжил рассвет. Скоро он залил весь восток багрово–красным светом. Туман сползал в реку, было прохладно… Выплыл шар солнца, словно выкупавшийся в крови, стал желтеть; где–то пропела птица… Рюрик в нетерпении пошёл к замполиту. Но тот с утра уехал в Рыбацкое — в политотдел. В ожидании Рюрик слонялся поблизости от его землянки. В канавах сидели солдаты пополнения и весело опустошали котелки. На многих были новенькие гимнастёрки, но вылинявшие погоны говорили о том, что солдаты — не новички; ещё о большем говорили их медали. За железнодорожной насыпью притаились танки. Их прикрывали просторные сети с нашитыми разноцветными лоскутками. Загорелые танкисты в расстёгнутых комбинезонах курили и смеялись. Мимо промчалась лошадь с зарядными ящиками; усач возница блеснул на Рюрика озорными глазами.

И хотя воздух раскалывался и дрожал от шрапнели, ощущение приближающегося наступления охватило Рюрика. Загрохотавшая в небе эскадрилья бомбардировщиков сделала это ожидание нестерпимым.

— Ну, наши опять пошли, — сказал кто–то удовлетворённо.

— Третий день подряд расчищают дорогу, — поддержал другой.

От рокочущего гула самолётов содрогалось всё вокруг. Рюрику захотелось быть там, вместе со штрафниками, которые первыми ринутся в наступление. Не зная, куда приложить свою энергию, он непонимающе смотрел на свежепобеленные стены штабной канцелярии. Белый простор стен, как змей–искуситель, шепнул ему: «Ты — что? Забыл свою привычку?» Неосмотрительно оставленный маляром котелок с голубой краской поддакнул: «Ты же не терпишь пустых поверхностей!» Рюрик обмакнул кисть в краску и одним взмахом нарисовал на стене фигуру солдата. Вторая фигура удалась ему ещё лучше. Он рисовал, словно в беспамятстве и самозабвении, не обращая внимания на похвалы собравшихся; он сам ещё не знал, что изобразит, — его рукой водило то ощущение победного наступления, которым сегодня был насыщен воздух.

Вдруг из толпы раздался панический крик:

— Это ещё что за художества? Ты совсем обалдел?

Рюрик обернулся в недоумении и устало стёр пот с виска, наполовину прикрытого повязкой.

Растолкав толпу, перед ним остановился старшина: