толчея эта непременно напомнила бы ему подземную улицу делового района в часы пик. Само собой, спутнице его, как секретарше заместителя директора, подобострастно кланялись все встречные. Но некоторые провожали их оценивающим взглядом. Продравшись сквозь толпу, к ним подбежали те двое стриженых в спортивных трусах, замерли и, согнувшись в поклоне, преданно пожирали их глазами. Секретарша привычным движением руки отогнала их прочь. Что это – снова властность, атрибут причастности к медицине? Может, он ослышался, что ее изнасиловали? Или в клинике под изнасилованием понимается вовсе не то, что в обычной жизни?
Парикмахерская, магазин товаров первой необходимости, экскурсионное бюро, закусочная – столики ее заняли почти все пространство до самого входа в цветочный магазин, – печатная мастерская, магазин по продаже подслушивающей аппаратуры, фотомагазин, автоматическая прачечная самообслуживания и, наконец, огромная, точно увиденная через широкоформатный объектив, окутанная паром столовая.
В дальнем ее углу стоял громадный телевизор. Он помещался на торчавшей наподобие козырька подставке, укрепленной на металлических трубках в двух метрах от пола. Под козырьком, у самого телевизора, было особенно оживленно. Почему всех привлекала именно эта, самая шумная, часть зала, хотя в шестичасовой программе ничего интересного не предвиделось? Пожалуй, людей манил именно шум. Здесь было мертвое пространство и для подслушивающей аппаратуры.
Казалось, что все тут, тесно прижавшись, что-то шепчут друг другу на ухо. Среди них можно было увидеть группки, в которых мужчина и женщина вели секретные разговоры, но больше всего было пар, тайно перешептывающихся о каких-то сделках. Когда к ним приближалась пробиравшаяся между столиками секретарша, возникало смятение. Некоторые с делано безразличным видом покидали свои места. Соглядатаев никто не любит.
В тесноте – так, что колени их соприкасались, – они пристроились к краешку стола, за которым обедали уже четыре человека. Не сиди они оба так близко, им бы друг друга не услыхать. Официантке, подошедшей взять заказ, секретарша пальцем начертила на столе букву А и сделала жест, как бы наливая в стакан пиво. Пять видов комплексных обедов обозначались буквами в алфавитном порядке – от А до Д; сегодня в обед А входила тушеная свинина с овощами по-китайски и кукурузный суп. Тут как раз ревом чудовища-робота закончилась детская передача и началась реклама электронных противомоскитных устройств: лица всех сидевших у телевизора окрасились в янтарно-желтый цвет.
– Меня изнасиловали, – прошептала секретарша на ухо мужчине и, глядя ему в глаза, стала постукивать указательным пальцем по белому пластику стола. Мужчина понимал: он должен ей ответить – но что? Чего от него ждут? Хочет ли она обличить главного охранника, выражает единодушие товарищу по несчастью или просто ищет сочувствия?
Он решил ответить уклончиво, прекрасно понимая, что бьет мимо цели.
– Когда?
Секретарша втянула голову в плечи и вся передернулась. Словно ей вдруг дунули в ухо. И теперь, не уступая мужчине, задала столь же каверзный вопрос:
– Я слыхала, вашу супругу похитила «скорая помощь», это правда?
– Не будь это правдой, зачем бы я, забросив службу, околачивался здесь?
– Все равно странно.
– Почему?
Какими бы обыденными ни были реплики, когда их шепчут на ухо, они обретают какой-то особый смысл.
– Частный детектив на вашем месте избрал бы, думаю, другой метод расследования.
– Я ли не делал все, что сделал бы частный детектив! И слежкой занимался, и подслушиванием…
– Сколько лет вы женаты?
– Пятый год.
– Прежде всего надо было расследовать, как вела себя ваша супруга до похищения. Ее знакомства до замужества, круг теперешних друзей. Адреса в записной книжке, записи на календаре, особенно захватанные страницы телефонной книги – в общем, всегда найдется неожиданная зацепка, которая облегчит поиски. Очень полезен и опрос соседей. По каким дням она обычно оставалась дома; если уходила, то на какое время; что в таких случаях надевала, пользовалась ли косметикой…
– Вы, разумеется, ничего этого знать не можете. Странно, если я сам буду об этом говорить, но, в общем, я…
– Да вы прекрасный человек.
– Ошибаетесь, я имел в виду другое…
Принесли пиво. Она прижалась к мужчине упругими, как резиновые мячики, коленями, то и дело приглашая выпить, и ему не оставалось ничего иного, как пить стакан за стаканом. Он стал осматриваться вокруг. И тогда устремленные на него бесчисленные взгляды неохотно разлетелись в разные стороны, как вспугнутые мухи. Выпитое пиво, казалось, испарилось, не достигнув желудка.
– Что за человек ваша супруга?
В прикосновении ее коленей чувствовался явный вызов. Не обратить на него внимания значило обидеть женщину, а портить ей сейчас настроение было бы неразумно. Но если пойти ей навстречу, положение его как человека, разыскивающего жену, станет двусмысленным. Мужчина был в затруднении.
– Дома есть ее фотографии… Еще в студенческие годы она дошла до районного конкурса мисс Токио, есть большое цветное фото ее в купальном костюме, снятое специалистом.
– Понимаю, она гордится своим телом и, значит, из тех людей, что любят производить впечатление, верно?
– Ничего подобного.
– Почему?
– Как – почему?..
– Выходит, если это ваша жена, ее и словом не задень?
Мужчина украдкой следил за лицом собеседницы. Оно почти не выражало неприязни, диктующей обычно такие вопросы. Но именно это заставило его насторожиться.
Он колебался с ответом, и секретарша как ни в чем не бывало продолжала:
– Уж такие-то вещи вам надо бы знать. – Она посмотрела ему прямо в глаза и, будто во рту у нее была невидимая соломинка, краешками напряженных губ втянула остаток пива. – Всерьез беспокоиться о ваших делах никто не будет.
Она права, подумал мужчина. Но выслушивать приговор у него не было никакого желания. Ему казалось, будто из всех его пор, точно из губки, придавленной ногою, сочится липкое отвращение. Надежда распалась, как корочка льда на замороженном мандарине.
– Но ведь мне разрешили пользоваться записями подслушанных разговоров, а посторонних к ним вроде не допускают.
– То, чего трудно достигнуть, не всегда идет нам на пользу.
Кокетливое предостережение. Что ею движет? Неприязнь, хитрость, а может быть, благожелательность? Но, как и то, чего трудно достигнуть, благожелательность не всегда идет нам на пользу. Хотя мужчина и привык к благожелательности посторонних людей.
Им подали на алюминиевом подносе обед. Ничего не ответив, мужчина поспешно принялся за еду и вдруг понял: он до того изголодался, что даже не ощущает вкуса пищи. Какое-то время оба сосредоточенно жевали. Когда они доели тушеную свинину с овощами, женщина взглянула на часы и, смеясь одними глазами, показала мужчине запястье. Параллельно ремешку сантиметра на три тянулся красный шрам.
Мужчина ломал голову, откуда этот шрам взялся. Наверное, след насилия, о котором секретарша заявила уже дважды. Или она намекает на неудавшееся самоубийство, пытаясь