Читать интересную книгу Посмертные записки Пикквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Мисс Уизерфильд, — сказал мистер Магнус, — обращаясь к своей невесте. — Знаете ли вы этого господина?

— Знаю ли я его! — повторила леди.

— Да, знаете ли вы его! Сударыня, я сказал — знаете ли вы его? — повторил неистово мистер Магнус.

— Я видела его, — отвечала робкая леди.

— Где?

— Этого я не могу открыть вам, сэр, ни за какие блага в мире, — отвечала леди, вставая со своего места.

— Понимаю вас, сударыня, и уважаю деликатность ваших чувств, — сказал мистер Пикквик, — будьте уверены, что эта несчастная тайна умрет в моей груди. На меня вы можете положиться.

— Сударыня, вам, кажется, угодно забыть свои отношения ко мне, — сказал мистер Магнус. — Чем, скажите, ради бога, чем я должен объяснить вашу необыкновенную холодность в этом деле?

— О, жестокий человек! — воскликнула несчастная леди.

И затем потоки слез полились по ее розовым щекам. Сцена, очевидно, принимала самый трагический характер.

— Обращайтесь ко мне с вашими замечаниями, сэр, — сказал с живостью мистер Пикквик, — я один виноват во всем, если только вам угодно обвинить кого-нибудь.

— Так вы одни виноваты, — воскликнул мистер Магнус. — О, теперь я все понимаю! Стало быть, вы изменяете теперь свое твердое намерение?

— Мое твердое намерение! — машинально повторил мистер Пикквик.

— Да, сэр, твердое намерение. К чему вы смотрите на меня такими изумленными глазами? Я очень хорошо помню, что вчера вы говорили. Вы затем и приехали в этот город, чтобы обличить в вероломстве особу, которая некогда пользовалась совершеннейшим вашим доверием. Не так ли, сэр?

Здесь мистер Магнус бросил на пол свои голубые очки и неистово повел глазами по всей комнате. Было ясно, что ревность сильно заклокотала в его груди. Он был дик и страшен.

— Что вы скажете на это, сэр? — повторил энергично мистер Магнус.

— Моя обязанность молчать, и я буду молчать, — решительно отвечал мистер Пикквик.

— Однако ж, я заставлю вас отвечать, сэр.

— Отвечать, на что?

— Это мы увидим, сэр, увидим, говорю я вам, — сказал мистер Магнус, начиная ходить по комнате быстрыми шагами.

Все эти слова и поступки бешеного ревнивца были в высшей степени оскорбительны для достоинства и чести великого мужа, и мы отнюдь не сомневаемся, что всякий обыкновенный человек совсем потерял бы голову на его месте; но мистер Пикквик, владея собою во всех решительных случаях своей жизни, сохранил и на этот раз совершеннейшее присутствие духа. Он быстро сообразил и понял, что противник его, взволнованный бешеной страстью, не в состоянии внимать голосу рассудка. Поэтому он хладнокровно отворил дверь, сделал несколько шагов по коридору и закричал во весь голос:

— Топман, пожалуйте сюда.

И мистер Топман немедленно явился на место трагической сцены.

— Топман, — сказал мистер Пикквик своему изумленному ученику, — сейчас я имел несчастье поссориться с этим джентльменом вследствие одной довольно важной тайны, которую я обязан хранить в отношении к этой почтенной леди. Объявляю теперь в вашем присутствии, что роковая тайна не имеет ни малейшего отношения к этому джентльмену и его делам. Но если почтенный джентльмен обнаружит еще раз некоторое сомнение в искренности моих слов, то нечего и говорить, такое сомнение я должен буду принять за личную обиду и оскорбление моей чести. Будьте свидетелем, Топман.

Сказав это, мистер Пикквик бросил на своего противника взгляд, исполненный необыкновенной проницательности и глубочайших, можно сказать, энциклопедических соображений.

Чего ж больше? При одном взгляде на ученого мужа всякий рассудительный человек должен был почувствовать уважение и даже благоговение к его особе, потому что мистер Пикквик вел себя, как благородный рыцарь, и говорил, как красноречивейший оратор в мире; но, к несчастью, мистер Петер Магнус, опрометчивый и вспыльчивый по своей натуре, совершенно выступил из пределов благоразумия в эту роковую минуту. Вместо того чтоб хладнокровно выслушать объяснение ученого мужа, успокоительное во всех отношениях, мистер Магнус, как новый Отелло, пожираемый дикой страстью, неистово взъерошил свои рыжеватые вихры, говорил без умолку отчаянную чепуху и даже осмелился поднять сжатый кулак на филантропическую физиономию президента Пикквикского клуба.

Есть предел человеческому терпению. Мистер Пикквик, проникнутый сознанием собственной невинности и опасаясь вместе с тем за судьбу несчастной леди, утратил, наконец, философское спокойствие духа. Посыпались с обеих сторон энергично крупные фразы, подкрепляемые не менее энергичными жестами, и, наконец, мистер Магнус сказал напрямик, что он вынужден будет выслушать мистера Пикквика, на что ученый муж, с похвальной учтивостью, отвечал: «Я готов, и чем скорее, тем лучше». После этих слов испуганная леди опрометью бросилась из комнаты, откуда немедленно вышел и мистер Пикквик, увлекаемый своим другом. Петер Магнус остался один.

Если бы почтенная леди побольше знала свет и людей, особенно тех, которые поставлены законом для восстановления тишины и порядка в общественных делах, ей бы, конечно, пришло в голову, что свирепость этого рода не может иметь никаких гибельных последствий; но так как она жила большей частью в деревне и не имела удовольствия читать парламентских дебатов, то поэтому ей почти вовсе были неизвестны многие утонченные обычаи цивилизованной жизни. На этом основании, как только она добежала до своей спальни и принялась размышлять о последствиях несчастной ссоры между двумя запальчивыми джентльменами, воображение ее мигом нарисовало самые страшные сцены, и перед ее умственным оком уже носился образ мистера Петера Магнуса, простреленного свинцовой пулей в левый бок и несомого домой на носилках при последнем издыхании; чем больше она думала об этом предмете, тем страшнее и мрачнее становились ее мысли. Наконец, без дальнейших размышлений, она решилась отправиться в дом городского мэра и потребовать от него немедленного ареста господ Пикквика и Топмана, как буянов, замышлявших убийственное дело.

К этому небезосновательному решению мисс Уизерфильд была приведена многими разнородными побуждениями, и прежде всего тем, что здесь представлялся ей превосходный случай обнаружить очевиднейшим образом свою преданность мистеру Магнусу и свое беспокойство за его судьбу. Зная очень хорошо ревнивый темперамент своего жениха, она окончательно решила не входить ни в какие объяснения относительно своего загадочного столкновения с особой мистера Пикквика; но, рассчитывая в то же время на силу своих красноречивых убеждений, она надеялась затушить неистовое пламя в его груди, когда Пикквик будет сидеть под арестом. Исполненная таких соображений, мисс Уизерфильд надела шляпку, закуталась в шаль и отправилась немедленно в жилище городского мэра.

Должно теперь заметить, что мистер Джордж Нупкинс, эсквайр, главный судья и начальник города Ипсвича, был в этот день в чрезвычайно раздражительном расположении духа, вследствие буянства, произведенного на главной улице школьными мальчишками, расхитившими лукошко с яблоками у бабы, которая занималась мелочной распродажей фруктовых произведений города Ипсвича. Все утро господина мэра было посвящено следствию по этому делу и приведению в исполнение грозных приговоров, и теперь, когда доложили ему о приходе неизвестной леди, домогавшейся аудиенции, мистер Нупкинс, нахмурив брови и наморщив чело, сидел на мягкой подушке в своем судейском кресле.

— Пусть войдет, — грянул мистер Нупкинс, и вслед за этой командой интересная леди осмелилась предстать перед его грозные очи.

— Моззель, — сказал судья.

Воззвание относилось к толстому слуге с длинным туловищем и короткими ногами.

— Моззель.

— Что прикажете?

— Поставьте стул для леди и ступайте из комнаты.

— Слушаюсь.

— Теперь, сударыня, не угодно ли вам изложить сущность вашего дела? — сказал судья.

— О, это весьма неприятное дело, сэр, — сказала мисс Уизерфильд.

— Очень может быть, сударыня, на свете все бывает. Прошу вас успокоиться.

Чело грозного судьи постепенно разгладилось, и он бросил на интересную леди благосклонный взгляд. Мисс Уизерфильд молчала.

— Однако ж, не теряя времени, прошу вас изложить скорее, в чем состоят законные основания вашего дела.

Судейские мысли взяли, очевидно, верх над нежными чувствами мужчины, мистер Нупкинс сообщил суровое выражение своему лицу.

— С прискорбием и страхом я должна вам объявить, сэр, — сказала мисс Уизерфильд, испустив глубокий вздох, — что некоторые джентльмены замышляют здесь дуэль.

— Здесь, сударыня! — воскликнул грозный судья. — Здесь, сударыня!

— В Ипсвиче.

— В Ипсвиче, сударыня — дуэль в Ипсвиче! — повторил судья, озадаченный неожиданной вестью. — Но это невозможно, сударыня, подобные события не могут иметь места в этом городе, никак. О, боже мой, да знаете ли вы о неутомимой деятельности здешнего начальства? Случалось ли вам слышать, как я, не щадя ни здоровья, ни даже собственной жизни, предупреждаю здесь все беспорядки? И слышали ли вы, милостивая государыня, как я еще недавно собственным моим личным присутствием предупредил кулачный бой, который уже готов был обнаружиться в самых страшных размерах? Дуэль в Ипсвиче! Нет, не может быть, вы ошибаетесь, сударыня, когда думаете, что какие-нибудь сорванцы могут безнаказанно нарушать спокойствие мирных граждан.