ручищи. Джонни старался быстро оценить ситуацию. На тренировках «морских охотников» учили, что если дело швах, надо мгновенно отпарировать, любыми подручными средствами. Тяжелая пивная кружка вполне сойдет. Но эти ребята тренированы точно так же, как и он, если не лучше. Вдобавок они на десяток лет моложе и в лучшей форме. Каковы будут последствия, если он все-таки уложит этого малого?
Нет, не стоит и пробовать.
Джонни медленно протянул руку к бутылке.
– Допью и уйду.
Бычий затылок схватил его за предплечье.
– Совести у тебя нет.
Джонни не ответил. Не было смысла.
– Сперва вербуешься в ИГ, а потом воображаешь, будто можешь этак вот спокойненько зайти сюда и завести разговор. Тебя бы стоило лишить гражданства, дерьмо ты.
– Чего тебе надо? – спросил Джонни.
– Да вот только этого. – Бычий затылок сдернул Джонни с табурета, врезал ему под дых и отшвырнул на стойку. Весь воздух вышиб. Сказанное в «Хибаре» там и остается, подумал Джонни, хватая ртом воздух. Бычий затылок цапнул его за шиворот и бросил на пол, врезал сапогом в пах, Джонни опять задохнулся, новый удар в бок пронзил его электрическим током.
– Тебя надо лишить Боевого креста! – рявкнул бычий затылок.
– Не забудь про два меча, – простонал Джонни, поднявшись на колени. – Тебе их никогда не получить.
– Он еще шутит!
Бычий затылок поднял Джонни на ноги, притиснул к стене.
– Какого черта?! Что здесь происходит? – Эйнар Гротле протиснулся сквозь толпу. Джонни высвободился из хватки Бычьего затылка.
– Помнится, джихадистам вход сюда воспрещен, – сказал Бычий затылок.
Остальные парни закивали, видимо, он был их авторитетом и неформальным лидером. Гротле поднял здоровяка-новобранца в воздух, будто мальчишку. Джонни и забыл, как он силен.
– Столько, сколько Берг сделал для Норвегии, тебе не сделать никогда, салага, – сказал Гротле. – Чтоб через полчаса туалет был надраен до блеска. Понятно?
Парень уныло поплелся к выходу.
– Извини, Джонни. Незнание истории ширится, как тебе известно. Поговорим без помех?
Глава 37. Джонни никакой не предатель, чтоб ты знал
Мадс с девочками вернулся из Прованса за день до семейного совета.
После отцовской тирады и после того, как она распослала Джонни Берга к чертовой матери, Сашу мучил стыд, что ее обманули. Что там Берг сделал или не сделал на Ближнем Востоке, не так уж и важно. Секреты есть у всех людей, невыносимо другое: она по-прежнему позволяет обращаться с собой, как с пешкой на шахматной доске. Уже при одной мысли об этом ее выворачивало. Его смех во Фрогнер-парке, поездка поездом в Берген, поцелуй в бассейне – неужели все было обманом и комедией? Думая об этом, она испытывала такую досаду, что не могла держать эти картины в голове. Но и стереть их тоже не могла. До чего ж она была наивна, мечтательница, как и Вера.
Мадс злопамятностью не страдал. Подобно большинству (судя по общему чату Саши с подружками) женатых мужчин, он избегал конфликтов, старался не раздувать проблемы, оберегая мир в семье, а если и думал устроить скандал, то мысли о ссоре быстро улетучивались, когда она встречала его долгим объятием, в слезах, вкусным обедом и прижималась к нему в постели, нашептывая, что с удовольствием занялась бы этим, если б не менструация. Он давным-давно не следил за ее циклом.
Девочки исчезли за пригорком, и Мадс тотчас обнял ее и нежно поцеловал. Как же приятно почувствовать его заботливость и надежность.
– Давайте-ка здесь и пообедаем, – сказал Мадс, и она расстелила плед и расставила на нем еду, а он с удовольствием выудил две банки пива, которые они и осушили за едой. Камилла, получившая во Франции новый фотоаппарат, настояла и сделала их семейное фото.
После обеда Саша уткнулась в телефон, а Мадс с девочками пошли купаться. Может, в этом и есть счастье – в повседневности, умные люди постоянно об этом твердят.
– Ты что-нибудь разузнала насчет Вериной книги? – дружелюбно спросил Мадс, глядя на фьорд. Они медленно шли по кромке воды, меж тем как девочки сновали вокруг, выискивали крабов и моллюсков, счастливые, что видят родителей вместе, впервые за долгое время.
– Довольно много, – сказала Саша, пожав плечами. – Только вот доверять тому, что она пишет, невозможно. Она ведь была романисткой. Так что я предпочла отложить все это. Так будет лучше.
– Вполне разумно, думать о будущем – вот что важно, – сказал Мадс.
Она солгала ему, с легкостью, которая и удивила ее, и испугала. На самом деле Вера и Северная Норвегия не шли у нее из головы. В свободные минуты она шарила по Сети, искала рыбачьи поселки, туристские маршруты и музеи на Лофотенах. Открывала Google Earth и наслаждалась ощущением, будто падает из космического пространства вниз, на это богом забытое место. О-о, Верина родина, окруженная острыми скалами и бесконечным Атлантическим океаном, или остров Ландегуде в Вест-фьорде, возле которого потерпела крушение «Принцесса». Казалось, какие-то неподвластные ей силы тянули ее на север.
Порой в этих фантазиях возникал Джонни, но она быстро брала себя в руки и вслух говорила «нет-нет». Она знала, что должна поехать на север, и точно так же знала, что ему в этой истории нет места. Я его ненавижу, думала она.
В какой-то мере она правда его ненавидела. Только вот вторая половина рукописи осталась у него. А она должна прочитать ее, должна знать, что написала Вера, хотя бы просто затем, чтобы оставить все это позади. Впрочем, на самом деле проблема была в другом: каждый раз, когда телефон сообщал о новом СМС или мейле, логический мозг не успевал взять под контроль непосредственную физическую реакцию, и секунду-другую что-то в ней надеялось, что сообщение пришло от Дж. Б.
Ощутив в кармане вибрацию, она достала телефон, открыла электронную почту и почувствовала, как легкое разочарование смешивается с облегчением. Мейл прислал краевед Бьёрн Карлсен из Москенеса, она написала ему несколько дней назад. «Александра Фалк, большое спасибо, что обратились ко мне. Приезжайте в любое время, мы, северяне, гостеприимны, особенно когда дело касается нашей дорогой Веры. У меня есть свидетельства, что она говорит правду и что пароход стал жертвой предательства на борту».
Она сунула телефон в карман, попрощалась с Мадсом и следом за девочками пошла к главному дому, на встречу с братом и сестрой. В столовой, перед портретом с красно-коричневым фоном, стоял Улав. Портрет изображал Теодора Фалка – прапрадед, облаченный в сюртук, сидел в резном деревянном кресле, положив руки на подлокотники.
Саша остановилась в дверях за спиной у отца, внимательно глядя на портрет.