…После кончины Иоанна Кронштадтского будто осиротела его супруга Елизавета Константиновна и сильно тосковала по почившему супругу — как-никак вместе они были 53 года. Без слез она не могла слышать его имени. Обыкновением стало для нее облачаться в подрясник своего «брата Иоанна», видимо, чувствуя в нем облегчение своих страданий и скорби. В нем она часто ложилась спать или же укрывалась им как чудодейственною милотию[277]. Во время болезни рук или ног матушка тут же помазывала их маслицем из лампады над гробницей батюшки, которое у нее всегда было, твердо веруя в его благодатную силу. Когда кто-нибудь ехал в Иоанновский монастырь, она просила передать свой поклон покоившемуся там отцу Иоанну. Сама она практически никуда не ходила, давала знать болезнь ног. Вскорости она перенесла тяжелую операцию, после которой лишилась ног. Елизавета Константиновна скончалась утром 22 мая 1909 года в 9 часов 30 минут во время чтения канона на исход души.
На смерть супруги Иоанна Кронштадтского откликнулась и кронштадтская газета «Котлин». «Кроткая, смиренная, незлобивая, — написано было в некрологе, — она умела любить и прощать, и к ней более, чем к кому-либо, была применима одна из заповедей Спасителя: блаженны нищие духом, яко тии Бога узрят. Будем крепко надеяться, что Господь, по непреложному обещанию своему, вознаградит ее за земное страдание небесными радостями и даст ей вечное блаженство. Мир душе твоей, старица кроткая. Да будет земля тебе легка! Вечная память о тебе да живет в нас!»[278]
Хлопоты родственников положить прах рядом с ее жизненным спутником не увенчались успехом, и ее решено было похоронить в Кронштадте, рядом с Андреевским собором, в северо-восточном углу церковного садика. Погребение состоялось 24 мая, и было все очень торжественно. Заупокойную литургию совершил преосвященный Кирилл, епископ Гдовский, в сослужении многочисленного духовенства.
Перед отпеванием ключарь собора, протоиерей Александр Попов, сказал о почившей как об истинной христианке, смиренной и кроткой. По отпевании гроб матушки на руках главного начальника Кронштадта генерал-лейтенанта Л. К. Артамонова, главного командира Кронштадтского порта вице-адмирала Р. Н. Вирена, генерал-лейтенанта в отставке С. А. Зеленого, городского головы С. Г. Гуляева и соборного старосты Н. К. Маркова был перенесен в ограду собора, где тело почившей было предано земле[279].
Постепенно в Кронштадте создавалась мемориальная зона, связанная с жизнью и церковной деятельностью Иоанна Кронштадтского. Постановлением городской думы Силин переулок был переименован в Иоанновский, соседний назван Сурским. В 1911 году начато издание журнала «Кронштадтский пастырь», редактором которого стал протоиерей Иоанн Орнатский. Одновременно с ним издавался менее известный журнал «Кронштадтский маяк». Его возглавил Николай Большаков — один из ближайших духовных чад отца Иоанна. Первый журнал сосредоточился на собирании и публикации писем пастыря, воспоминаний, свидетельств и стихов о нем. Второй — специализировался исключительно на описании чудес, связанных с именем и почитанием Иоанна Кронштадтского.
В 1912 году Святейший синод поставил точку в деле иоаннитов. Они были официально осуждены определением Синода, и им дано было наименование — «хлысты Киселевского толка» (это название тоже не прижилось). Показательно, что самые большие по объему прижизненные и посмертные биографии Иоанна Кронштадтского принадлежат иоаннитам. Это брошюры и книжки апологетического характера, часто посвященные не столько описанию жизни и деятельности Иоанна, сколько ответу на какого-либо рода осуждение деятельности «секты»[280].
В квартире, где жил отец Иоанн, возник, пока еще на общественных началах, музей его памяти, где хранились обстановка, предметы, личные вещи, семейные артефакты, литература, письма, фотоматериалы. Кабинет пастыря был фактически мемориализован тут же, по горячим следам. Побывавший через год после кончины отца Иоанна в его квартире корреспондент «Петербургского листка» отмечал, что даже одеяло на кровати, на которой преставился отец Иоанн, лежало также, скомканным, как в момент смерти. Никто не решался касаться его и разглаживать. В гостиной, угловой комнате, возникла своего рода часовня, где приходившие почитатели отца Иоанна служили панихиды. Кабинет же открывался, как правило, в памятные дни, и обстановка в нем сохранялась прежней. На стене дома, где жил Иоанн, была установлена мемориальная доска.
Все свидетельствовало о намерении светских и церковных властей «прославить» всероссийского пастыря, в святости которого конечно же никто не сомневался, и, по сути, был лишь один вопрос: когда? Называлась даже конкретная дата — 1918 год, к десятилетию кончины Иоанна. В истории русского православия столь быстрая канонизация известна только в отношении лишь нескольких подвижников: Борис и Глеб в Древней Руси, Сергий Радонежский. Можно предполагать, что именно поэтому и само погребение было сделано неглубоко. На это же указывает и тот факт, что в храме Иоанна Богослова на Леушинском подворье, в его левом приделе, были устроены иконостас и престол, но они не освящались. Видимо, настоятельница подворья Таисия ожидала скорого прославления Иоанна Кронштадтского и хотела посвятить этот придел ему.
Но все надежды и планы поломала жесткая историческая реальность: Первая мировая война, Февральская и Октябрьская революции 1917 года, Гражданская война и военная иностранная интервенция, национализация церковной собственности, вскрытия святых мощей, изъятие церковных ценностей, закрытие храмов и монастырей. Православная церковь, потеряв своего исторического «партнера» — самодержавие, утратила статус государственной, будучи наравне с другими религиозными организациями «отделенной» от государства. Православно-христианское государство ушло в небытие, а на смену ему пришло государство светское — со своими ценностями и приоритетами в мировоззренческой сфере.
Общество, еще недавно казавшееся духовно цельным и сплоченным вокруг православной веры, царя и отечества, оказалось на деле столь многообразным по национально-религиозным мироощущениям, что удержать его в целостности могла только идея свободы совести, с присущим ей признанием за всеми права на религиозный выбор и равенства всех религий, церквей, вероисповеданий, культов перед законом. Считаться приходилось и с тем, что огромные народные массы в силу различных объективных и субъективных причин и обстоятельств «ушли» из Церкви, на какое-то время определив для себя первоочередными проблемы земного обустройства и бытия «по-новому». Маятник общественных настроений качнулся в сторону обмирщения, религиозной индифферентности и даже неверия.
Первым недобрым для почитателей Иоанна Кронштадтского симптомом перемен стала попытка властей в конце 1917-го — начале 1918 года закрыть часовню в квартире Иоанна, а тем самым разорить и саму квартиру. По логике революционного права, церкви (православные общества) могли быть организованы исключительно как приходские, то есть в отдельно стоящем культовом здании, передаваемом группе верующих, вне всякого рода учреждений и жилых помещений. Патриарх Тихон, узнав об этом, высказал мысль об устроении в ней приходской церкви.
Во время своего приезда в Петроград в июне 1918 года патриарх Тихон побывал в квартире Иоанна Кронштадтского. По его благословению вскоре после этого там была устроена общедоступная церковь во имя Святой Живоначальной Троицы, приписанная к Андреевскому собору. Был установлен алтарь и даже устроена звонница из семи колоколов. Здесь служилась литургия и всегда было много народа. Храм действовал еще почти десять лет.
Трагично сложилась судьба культовых зданий в Кронштадте, связанных с именем Иоанна Кронштадтского.
До 1918 года Морской Никольский собор принадлежал Морскому министерству и находился в ведении протопресвитера военного и морского духовенства. После упразднения в феврале 1918 года института военного и морского духовенства все храмы ведомства перешли в ведение епархиального архиерея. В 1918 году здание собора, как и все церковные строения в Советской России, в соответствии с Декретом об отделении церкви от государства и школы от церкви было национализировано и в марте 1919 года передано по договору в пользование прихожанам.