Уговорщики от досады наобещали Борису все возможные и невозможные неприятности: и по работе, и по учебе, и по свободе, и по несвободе, и по пожизненной психбольнице… В общем, все-все самое ужасное — и в этой жизни, и даже в будущей… Брошенные на религиозный фронт, уговорщики поневоле набрались мистического духа.
Но для Бориса среди всех этих устрашений было ясно одно — в семинарию ему поступить не дадут. И тогда по совету настоятеля храма он отправился в Псково-Печерский монастырь, хотя совершенно не представлял, что и кого там встретит.
Но Тот, Кто так властно взял в Свои руки жизнь и судьбу Бориса Огородникова, знал о каждом его шаге и о каждом шаге людей, которых Он посылал ему навстречу.
В монастыре Бориса сразу выделил из общей толпы паломников Великий Наместник архимандрит Алипий. Ответственные товарищи, приставленные к Псково-Печерскому монастырю, предупредили отца Алипия, чтобы тот ни в коем случае не брал к себе героя-пограничника. Архимандрит Алипий, тогда уже смертельно больной, внимательно выслушал их и на следующий день издал указ о зачислении в обитель послушника Бориса Огородникова. Этот указ был чуть ли не последним, подписанным архимандритом Алипием. Вскоре он умер, и постригал в монашество послушника Бориса уже новый наместник — архимандрит Гавриил.
Ответственные товарищи не замедлили предупредить и архимандрита Гавриила, что он должен в ближайшее время сделать все, дабы Борис Огородников покинул Печоры. Наместник заверил, что со своей стороны прекрасно понимает трудность сложившейся ситуации, и пообещал сделать все для этого юноши. И он действительно сделал все что смог. Поскольку буквально через несколько дней совершил монашеский постриг, и на свет появился новый человек — юный монах Рафаил.
На громы и молнии донельзя возмущенных ответственных товарищей отец наместник ответил более чем резонными аргументами: заботясь о государственном благоденствии, о тихом безмолвном житии, он постриг юношу в монашество, ибо это был наилучший вариант для всех. Почему? Очень просто. Дело в том, что старший брат новоиспеченного монаха Рафаила, Александр, за эти годы стал известным диссидентом. О нем день и ночь вещали на Советский Союз зарубежные радиостанции. И если бы его младший брат, изгнанный из монастыря, примкнул к Александру (а он бы наверняка так и поступил), от этого всем стало бы только хуже.
И действительно, Александр Огородников, так же как и его младший брат, в те же годы дерзновенно устремился в самое упоительное, но и самое опасное в нашем мире путешествие — на поиски высших смыслов и целей. Правда, пошел он другим путем. То, что отец наместник говорил о диссидентстве Александра, было чистой правдой, и ответственные товарищи об этом прекрасно знали.
Жаждущая безотлагательного торжества справедливости душа Александра через бурные духовные искания привела этого некогда пламенного комсомольского вожака опять-таки в ряды страстных борцов за светлое будущее. Но теперь он оказался по другую сторону баррикад и основал в Москве диссидентский христианский семинар. После чего на него незамедлительно вышли ответственные товарищи, специально приставленные как раз к искателям светлого справедливого будущего. Александра арестовали. Всеми способами, в том числе и очень пристрастными, его постарались переубедить. Но так ничего и не добившись, отправили молодого человека для дальнейших исканий и размышлений на девять лет в зону для политических преступников, носившую название «Пермь-6», самую тяжелую в те годы по условиям содержания.
В конце концов разумные аргументы отца наместника произвели впечатление на ответственных товарищей: юного монаха Рафаила оставили в монастыре, и вскоре он был произведен в иеродьякона, а затем в иеромонаха. И отец Рафаил стал самым счастливым человеком на свете.
Борис Огородников был первым, кого архимандрит Гавриил, став наместником, постриг в монашество. И даже имя ему дал Рафаил, в честь Архангела. Небесным покровителем самого наместника был тоже Архангел — Гавриил. В монашеской среде подобное просто так не делается. Видно, наместник очень рассчитывал на этого молодого, горячего, искренне верующего иеромонаха. Во всяком случае, за все тринадцать лет своего наместничества больше он никого в честь Архангелов не называл.
При постриге каждый новоначальный монах передается на послушание опытному духовнику. Первым старцем отца Рафаила стал архимандрит Афиноген, монах уже очень преклонных лет, переживший гонения, войны, тюрьмы и ссылки. К девяноста восьми годам отец Афиноген пребывал во всем величии и силе нового человека, преображенного верой и навечно соединившегося со Христом — своим Богом и Спасителем. Общение отца Рафаила с первым духовником было коротким: вскоре архимандрит Афиноген отошел ко Господу. Отец Рафаил рассказывал о нем всего две особо запомнившиеся ему истории.
Когда на именины отца Афиногена вся братия монастыря собралась в большой трапезной, он, маленький и согбенный, выслушав слова почтения и признательности, долго стоял и молчал. Все затаив дыхание ожидали его ответа.
Старец оглядел стоявших перед ним монахов и проговорил:
— Что мне сказать вам, братья? Просто я всех вас люблю.
Тогда находящиеся в трапезной иноки, даже самые суровые, стояли и плакали.
Вторую историю надо начать с того, что архимандрит Афиноген почти до самой своей смерти совершал отчитки, как это называют в народе, — изгонял бесов из тяжко страждущих людей. Иногда такого страдальца достаточно было, преодолевая его отчаянное сопротивление, втащить в келью отца Афиногена, чтобы бесы остались по ту сторону дверей. А больной приходил в себя, сам не веря, что освободился от многолетнего недуга. Но чаще для исцеления требовался долгий пастырский труд отца Афиногена и особые церковные молитвы. Это очень непростое и по многим причинам опасное послушание изнуряло старца до последних пределов.
Однажды в банный день отец Рафаил помогал своему духовнику в монастырской бане. Такая забота по отношению к пожилым монахам всегда лежала на молодых послушниках. Отец Рафаил на какую-то минуту отвернулся, чтобы намылить мочалку, а когда вновь взглянул перед собой, то с ужасом увидел, что его старец висит в воздухе над банной скамьи. Молодой монах застыл на месте со своей мочалкой. На его глазах отец Афиноген медленно и плавно опустился на каменную скамью и недовольно спросил послушника:
— Что, видел? Молчи, дурак, никому не говори! Это бесы! Хотели меня бросить о камень. Но Матерь Божия не допустила. Молчи, никому до моей смерти не рассказывай!