Но если для него это были святыни, то для потрясенных израильских пограничников — пробы грунта и воды со всей территории Израиля. Подобное они видели впервые и решительно отказались выпускать Василия с таким грузом в Россию. Однако и наш Василий без святынь категорически отказывался возвращаться в свой Третий Рим из ветхого Иерусалима.
В конечном счете таможенники поняли, что перед ними, мягко выражаясь, большой чудак. И непоправимого вреда безопасности государству Израиль его деятельность не нанесет. Василия отпустили, а в Москве прямо из аэропорта его несчастную супругу доставили в роддом, где она благополучно родила девочку.
Потрясение нашего героя не поддавалось описанию.
— Подменили! — кричал он. — Врачи-вредители! Где мой Василий Васильевич?! У меня благословение! Старцы говорили, что будет мальчик! Отдайте моего Василия Васильевича!
Так и закончилась эта история. Василий скоро пропал из моего поля зрения. Не знаю, что с ним сейчас. Надеюсь, образумился и вымолил себе наследника. Или все же смирился с тем, что Господь благословляет в его семье рождение только замечательных представительниц слабого пола.
Жизнь, удивительные приключения и смерть иеромонаха Рафаила — возопившего камня
Наш герой родился в городке Чистополь на Каме в 1951 году. Отец его был директором какого-то советского предприятия, мать — домохозяйкой, старший брат — комсомольским вожаком и романтиком справедливого и прекрасного будущего.
Ничто не предвещало в жизни Бориса Огородникова особых, не запланированных ровным течением тогдашней советской жизни событий. Первый спортсмен среди старшеклассников, симпатяга и весельчак, в которого перевлюблялись все девчонки в классе, Борис, окончив школу, пошел в армию и геройски отслужил все три года пограничником на острове Даманском в самый разгар кровопролитного конфликта с Китаем. Вернулся он в свой Чистополь живым и невредимым, с наградами от армейского начальства и при сержантских погонах. Впереди его ждал институт. Борис решил поступать в автомобилестроительный, чтобы конструировать новые прекрасные машины, а потом самому разгоняться и с восторгом мчаться в них, забыв обо всем на свете.
Но вот однажды в родном городке демобилизованный пограничник невесть какими путями получил в руки Книгу, которая ни в коем случае не должна была даже попадаться на глаза ни ему, ни его сверстникам. Об этом неутомимо заботилась отлаженная и суровая государственная система. Но, видно, что-то у них там дало сбой. И вот наш герой, уединившись на берегу реки, с любопытством и недоверием рассматривает эту Книгу. Вот он открывает ее. Вот начинает читать первые строки:
«В начале сотворил Бог небо и землю…»
Как быстро рушатся миры! Еще мгновение назад перед нами был образцовый советский юноша, с правильным прошлым и не менее правильным светлым будущим. Но вдруг не стало ни прошлого, ни будущего. Началось — настоящее.
«Се, творю все новое!» — не только обещает, но и всерьез предупреждает Тот, о Ком рассказывается в Книге, которую впервые, строка за строкой, читал на берегу Камы Борис Огородников, будущий отец Рафаил.
Но тогда он еще не понимал, что с ним происходит. У Бориса вдруг возникло множество вопросов, и он пробовал задавать их местным батюшкам. Но те в испуге шарахались от молодого человека. Время было непростое, и священникам разрешалось общаться только с доживающими свой век старушками.
Борис отправился в Москву поступать в институт, который его уже не интересовал. В столице он стал ходить по храмам и задавать так неожиданно народившиеся в его уме вопросы, ответы на которые тщетно искал у чистопольских священников.
Но повсюду он встречал все те же настороженность и недоверие, пока не набрел на укромную церковь в Замоскворечье. Здесь с ним неожиданно проговорили целых два часа. И Борис остался в этом храме, подрабатывая в нем на жизнь сторожем и оберегая порученную ему территорию как самую главную в жизни границу.
Книгу, которая так властно перевернула всю его жизнь, Борис, к немалому удивлению приходских священников, за недолгий срок перечитал дважды от корки до корки. Отец настоятель даже поставил юношу в пример своим сослужителям.
— Мы, которые призваны изучать и благовествовать слово Божие, — нерадивы и малодушно молчим! — грустно заметил своим священникам отец настоятель. — А этот паренек, который и воспитания христианского не получил и не должен был бы до самой смерти ничего знать о Боге, проявляет столь великую ревность и веру… Такие молодые люди посрамляют нас, иереев Божиих, за нашу боязливость, лень и молчание о Христе. Какой, отцы, понесем мы ответ? Что будет с Церковью при таких пастырях? Но — жив Господь! Сбываются слова Спасителя: «Если ученики Мои замолчат, то камни возопиют!» Этот простой юноша, он и есть — тот самый возопивший камень! А мы ищем где-то чудес!..
Борис ничего не говорил родителям, но вместо института стал готовиться в духовную семинарию. Экзамены в Загорске он сдал, что называется, блестяще. И, конечно же, не поступил. С его геройским армейским прошлым, с его комсомолом, с его светлым советским будущим — о семинарии в те годы не могло быть и речи.
Ответственные товарищи, приставленные в те годы к духовному образованию, немедля встретились с абитуриентом Огородниковым. Они чувствовали свою вину уже за то, что недосмотрели и допустили советского юношу, да еще с такой биографией, до вступительных экзаменов в семинарию. Товарищи сурово потребовали от молодого человека скинуть с себя религиозный дурман и вернуться к нормальной жизни.
Они приступали к юноше с самыми сладкими посулами. Они грозили самыми грозными карами. Борис в ответ только смотрел куда-то в одному ему ведомую даль и наконец, после двух дней увещаний, передал уговорщикам запечатанный конверт. Те жадно вскрыли его, но обнаружили лишь заявление Бориса Огородникова об исключении его из комсомола «по религиозной причине».
Уговорщики от досады наобещали Борису все возможные и невозможные неприятности: и по работе, и по учебе, и по свободе, и по несвободе, и по пожизненной психбольнице… В общем, все-все самое ужасное — и в этой жизни, и даже в будущей… Брошенные на религиозный фронт, уговорщики поневоле набрались мистического духа.
Но для Бориса среди всех этих устрашений было ясно одно — в семинарию ему поступить не дадут. И тогда по совету настоятеля храма он отправился в Псково-Печерский монастырь, хотя совершенно не представлял, что и кого там встретит.