Твинг-Холле меня хорошо знают и дают спокойно позавтракать в постели. Близнецы явно были рады меня видеть.
– Берти, старичок! – воскликнул Клод.
– Молодчина! – воскликнул Юстас. – Преподобный сказал нам, что ты приехал. Так и знал, что мое письмо тебя расшевелит.
– Можешь всегда смело ставить на Берти, – сказал Клод. – Спортсмен до мозга костей. Ну как, Бинго тебе уже все рассказал?
– Ни единого слова. Он…
– Мы обсуждали другую тему, – поспешно перебил меня Бинго.
Клод ухватил с подноса последний кусок хлеба с маслом, а Юстас налил себе чашку чая.
– Дело вот в чем, Берти, – сказал Юстас, поудобнее устраиваясь в кресле. – Ты уже знаешь из письма, что в этом богом забытом месте нас здесь девять несчастных, мы готовимся к экзаменам под началом Хеппенстола. Конечно, приятно потеть над латынью и греческим, когда жара градусов под сорок в тени, но иногда человеку нужно расслабиться. А в этой дыре, как на грех, нет никаких условий для культурного отдыха. Так вот, у Стеглза родилась идея. Стеглз тоже из нашей группы и, между нами, довольно мерзкий тип. Но нужно отдать ему должное – это была его идея.
– Какая идея?
– Ты ведь знаешь, сколько в здешних краях священников. В радиусе шести миль больше десяти деревушек, в каждой деревушке – своя церковь, в каждой церкви по приходскому священнику, и по воскресеньям все они произносят проповеди. На следующей неделе – в воскресенье, двадцать третьего августа – мы открываем тотализатор и проводим гандикап местных проповедников. Принимать ставки будет Стеглз. Продолжительность проповеди каждого из священников будет засекаться доверенным судьей-хронометристом, и выигрывает тот, кто прочтет самую длинную проповедь. Ты получил программу скачек?
– Я ни черта в ней не понял.
– Ну и болван: там же указаны форы и текущие ставки для каждого из участников. Если у тебя нет программы под рукой, вот тебе еще одна. Взгляни на нее внимательно. Тут все разжевано. Дживс, дружище, не хотите попытать счастья?
– Сэр? – спросил Дживс, он только что вплыл в спальню с моим завтраком.
Клод объяснил ему схему. Дживс, как всегда, все моментально понял, но в ответ лишь отечески улыбнулся.
– Спасибо, сэр, пожалуй, нет.
– Но ты-то примешь участие, Берти? – спросил Клод, запихивая в рот булочку с беконом. – Просмотрел список? Теперь скажи: ты ничего особенного не заметил?
Разумеется, заметил. Сразу же, едва взглянул.
– Это же верная победа старины Хеппенстола, – сказал я. – На блюдечке и с бесплатной доставкой. В здешней округе нет ни одного проповедника, кто бы мог дать ему восемь минут форы. Ваш приятель Стеглз, я вижу, просто осел, если оценил его шансы подобным образом. Когда я занимался с Хеппенстолом перед поступлением в Оксфорд, он редко говорил в церкви меньше получаса, а его коронная проповедь на тему «О любви к ближнему» длилась по крайней мере сорок пять минут. Он что, утратил былой пыл?
– Ничего он не утратил, – сказал Юстас. – Расскажи ему, Клод, как все вышло.
– Значит, так, – сказал Клод, – в первое воскресенье, как мы приехали в Твинг, мы пошли в здешнюю церковь, и Хеппенстол произнес проповедь, которая не длилась и двадцати минут. А дело вот в чем. Стеглз не обратил внимания, да и сам преподобный сперва не заметил, но мы с Юстасом видели, как по пути на кафедру он выронил из папки с текстом проповеди несколько страниц. Потом он, конечно, обнаружил брешь, на секунду запнулся, но быстро нашелся и дочитал проповедь до конца. Вот почему у Стеглза сложилось впечатление, будто двадцать минут – это его предел. В следующее воскресенье мы прослушали Такера и Старки, оба разливались соловьем больше тридцати пяти минут, и Стеглз составил программу скачек в том виде, в каком ты ее видишь. Ты непременно должен участвовать, Берти. Беда в том, что я сейчас на мели, у Юстаса ни гроша за душой, и у Бинго в кармане пусто, поэтому тебе придется выступить в качестве спонсора нашего синдиката. И не надо, пожалуйста, корчить такую физиономию! Это же верное дело, осталось лишь нагнуться и подобрать наши денежки. Ладно, нам пора. Подумай и к вечеру позвони мне. И если ты нас подведешь, Берти, мое кузенское проклятие да падет… Идем, Клод.
Чем дольше я размышлял, тем больше мне эта затея нравилась.
– Ну как, не соблазнились, Дживс? – спросил я.
Дживс ласково улыбнулся и выплыл из комнаты.
– Дживс напрочь лишен спортивного азарта, – заключил Бинго.
– Зато я не лишен. И готов участвовать. Клод прав – деньги, можно сказать, сами плывут в руки.
– Вот и молодец! – воскликнул Бинго. – Теперь и для меня забрезжил свет в конце тоннеля. Скажем, я ставлю десятку на Хеппенстола и выигрываю. Тогда я смогу поставить через две недели на Белую Стрелу в двухчасовом забеге в Гатвике. Получаю выигрыш и ставлю все на Выхухоль в забеге час тридцать в Льюисе. Выигрываю кругленькую сумму, с которой отправляюсь десятого сентября в Александра-Парк, где мне обещали шепнуть на ухо стопроцентный верняк.
Это напоминало «Быстрый и надежный способ заработать миллион фунтов».
– А уж тогда, – продолжал Бинго, – я могу смело идти к дяде. Ведь он большой сноб и, когда узнает, что я беру в жены графскую дочь…
– Послушай, старик, – не выдержал я, – тебе не кажется, что ты несколько опережаешь события?
– Нет, отчего же. Конечно, окончательно еще ничего не решено, но она призналась, что я ей нравлюсь.
– Что?!
– Она сказала, что ее привлекают самостоятельные, мужественные, красивые мужчины, при этом спортивные, деятельные, обладающие сильным характером и честолюбием.
– Ради всего святого, проваливай, – сказал я. – Дай мне спокойно доесть яичницу.
Встав с постели, я сразу же поскакал к телефону и велел Юстасу прервать на время свои штудии и срочно поставить на твингского рысака – по десятке за каждого члена синдиката. После обеда Юстас позвонил мне и доложил, что сделал все, как я сказал, причем по более выгодной ставке