Но кто бы мог подумать, что я использую это умение в таком месте?
Даже дельфинов, казалось, удивляли его способности. Некоторые из них проводили с Хакером больше времени, терпеливо наставляли его, как ребенка, который учится ходить.
В обмен он ощупывал каждого члена племени от носа до хвоста и руками в перчатках чистил раны и убирал паразитов. Особенно неприятными были плавучие поля пластика, который не тонет и не разлагается, но застревает в углублениях тела, даже в корнях дельфиньих зубов. Хакер стал делать это ежедневно, а также тщательно убирать грязь с жаберных щелей на своем шлеме. Но пластик и грязь постоянно возвращались. Иногда облака пластиковых обломков делали хрустальную воду мутной и темной.
«Как в этом можно жить?» – дивился Хакер, плывя вместе со спутниками над морским дном, усеянным человеческими отходами всюду, куда бы они ни отправились.
Тем не менее Хакер начинал привыкать к этой жизни. Со временем страх утонуть или быть унесенным течением ослаб, и клаустрофобия, вызванная постоянной жизнью в скафандре для выживания, – тоже. И он в который раз сделал мысленную заметку – вложить деньги в компанию, изготовляющую эти скафандры. Конечно, если он когда-нибудь вернется в свой мир.
Ночью он расслаблялся, чего не бывало уже давным-давно, а то и вообще никогда, дремал под щелканье дельфинов, проникавшее через челюсть в его сны. На пятое или шестое утро и во все последующие дни он все ближе подходил к пониманию способа общения дельфинов.
Однажды в какой-то передаче о природе я видел, как специалист по дельфинам объяснял, что эти существа просто умные животные, умеющие подражать и обладающие рано развившейся логикой, может быть, еще основами семантики – на уровне шимпанзе или чуть более высоком. Он говорил, что действительность опровергает старинные фантазии о том, что у дельфинов есть собственный язык и культура.
Какой тупица!
Хакер укреплялся в своем давнем мнении: так называемым специалистам обычно не хватает здравого смысла, чтобы отличить верное от ложного.
Несмотря на данное себе обещание, он скоро потерял счет дням и ночам. Более того, со временем Хакер перестал вспоминать о спасателях. Когда в воде разносились звуки двигателя, он не бросался лихорадочно на поверхность. Это происходило часто, но хотя он видел вдали лодки или самолеты, те были слишком далеко и ни разу не откликнулись на его крики или размахивание руками.
Неустанные покачивания течений и приливов ослабили гневные тирады о мести и судебных исках. Погруженный в постоянную звуковую болтовню дельфинов, Хакер начал сосредоточиваться на повседневных проблемах племени: два молодых самца подрались и толкались носами и плавниками, обмениваясь хриплыми щелканьями и кусая друг друга, пока взрослые не вмешались и насильно не разделили драчунов.
Используя сочетания произнесенных слов, жестов и все более обогащающегося словаря щелканий, Хакер навел справки и узнал, что у одной самки (ее сложное имя переводилось как «Голубая Леди») началась течка. У молодых дельфинов не было надежды спариться с ней – взрослые самцы держались гораздо ближе, – но нервная энергия нуждалась в выходе. По крайней мере никто не был серьезно ранен.
Один пожилой дельфин – Мягкое Желтое Брюхо – застенчиво подставил Хакеру грудные плавники, и Хакер ножом выковырял несколько червеобразных кровососов. Дельфин жалобно щелкал, но даже не вздрагивал.
– Вам следует обратиться к настоящему врачу, – ежедневно говорил Хакер китообразным.
# Помощники ушли, —
попытался объяснить щелканьем Желтое Брюхо. Хакеру пришлось трижды просить, чтобы он повторил объяснение.
# Плавники нуждаются в руках. Руках помощников.
Что только подкрепило медленно возникающую у Хакера теорию: с этими существами что-то сотворили. Какое-то вмешательство сделало их отличными от остальных. Превратило в разновидность, непохожую на прочих представителей их вида. Но что именно? Загадка все больше бросалась в глаза, когда он видел особенности поведения, которые не мог считать естественными.
В то же время ответ Желтого Брюха зажег искорку в сознании Хакера – в той его части, что отведена осторожности и подозрениям. В последнее время эта часть сознания спала, но ничто не могло уничтожить ее, изъять из его характера. Во всяком случае, полностью.
А что, если эта доброта ко мне имеет двойное дно? Может, мы не случайно держимся в стороне от лодок и берега? Или от групп спасателей, которые, конечно, разослали Лейси и Марк?
Им полезно держать при себе человека.
Может, они не собираются меня отпускать.
Хакер снова задумался о выживании. Племя кормит его, удивительный скафандр поддерживает его жизнь, но у пребывания человека в таком состоянии все же есть пределы. У меня зудит все тело. Человек не приспособлен к постоянному пребыванию в соленой воде, и на моей коже, должно быть, отложилось много соли. От отходов организма нетрудно избавляться… но что, если забьются жабры или опреснитель? Он уже заметил признаки их выхода из строя.
Тем не менее пока его жизни ничто не угрожало.
Но вот мама, брат, три подружки, четыре профессиональных клуба и моя инвестиционная компания – все они без меня оказываются потерявшими управление. И спасатели, которых Лейси, несомненно, разослала по всему Карибскому морю.
Но как, гадал он, спасатели могли его не заметить? Может, вышли из строя все чипы-транспондеры, в том числе несколько в скафандре?
В голову Хакеру все-таки пришло одно соображение – этот болтун, благородный кретин лорд Смит, во время краткой попытки поиграть в космические войны, должно быть, использовал что-то более мощное, чем сигнальный лазер. Может, этот воображала, дебил от рождения, использовал узконаправленный электромагнитный всплеск, чтобы вывести из строя всю иртронику Хакера. Это могло бы объяснить, почему в самый критический момент его капсула вышла из строя.
В таком случае это покушение на убийство.
Но даже это осознание не повергло Хакера в предсказуемую ярость. Почему-то гнев казался здесь неуместным. Возможно, сказывалось неумолимое чередование солнечных и лунных приливов, гораздо более ощутимых и настойчивых, чем просто атмосферные ветры. Или заразительная позиция спутников. Они вовсе не всегда были радостны и не все принимали – у них свои огорчения и досады, – и все же в целом дельфины держались совсем по-другому, гораздо менее эгоцентричные и не склонные сознавать собственную важность. А еще они редко видели причины волноваться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});