– вновь и вновь, в течение нескольких десятилетий, прокручивали на всех континентах, в каждом доме, школе и учреждении. Мне хотелось заголовков в «горячих новостях» и освещения изменений климата столь яркого и бурного, что от него никто бы не скрылся. Миссури тоже этого желала. Она устала от борьбы за справедливость в отношении брата, тоже активиста «зеленых». От попыток заставить людей прислушаться к словам, что стали причиной его гибели более двадцати лет назад. Заключительный акт, сказала она. Ради него.
Я наблюдал, как пассажиры шарахнулись от примитивного маскарада Миссури. Полагаю, нам нужно поблагодарить джихадистов за то, что они породили страшную истерию вокруг проводов вкупе с пластиковыми пакетами. Ее «бомба» представляла собой не что иное, как набитые носками пакетики для отходов собачьей жизнедеятельности, привязанные к эластичной стяжке для багажа, и срезанные с наушников цветные провода. Каждый предмет беспрепятственно прошел через рентгеновский аппарат на входной проверке, а вместе их собрали в туалете самолета.
Наверное, если бы Лена так и не узнала, что взрывчатка – сплошной фейк, этого было бы достаточно, чтобы держать экипаж в узде… Все мы крепки задним умом.
Я делал все, чтобы не позволить Майне ворваться в кабину пилотов. Не принял в расчет ее нелепое желание «искупить» случившееся несколькими часами ранее. Я смог бы ее нейтрализовать. Даже ее и Франческу. Но Майну, Франческу и Дерека? Когда стало очевидно, что они решились провести являвшуюся совершенной импровизацией операцию по спасению самолета и пассажиров, я осознал, что мой последний шанс вызвать столь необходимую нам сенсацию – это присоединиться к ним и вместе с ними проникнуть в кабину пилотов.
Признаться, я надеялся, что у Майны случится эмоциональный срыв. Видел, что к тому идет, и пытался ее всячески подталкивать. Я напомнил Майне о семье, давя на известные мне ее слабые места, когда ей потребовалось сосредоточиться и отбросить все второстепенное. До управления самолетом было уже рукой подать, а наша миссия, казалось, была почти выполнена.
Хватил ли я через край? Реакция Майны на мое давление была чрезвычайно бурной – раздраженные вопли, столь явно не соответствовавшие моему поведению, что я могу лишь полагать, что с ней случилась истерика. Тогда я сдался. Даже самые стойкие войска знают, когда отступить. Перегруппироваться. Лучше выжить, чтобы снова сражаться. И сражаться лучше.
Мы выигрывали небольшие сражения в проигранной войне. После захвата самолета правительство Великобритании запретило использование накопленных перелетных миль – маленький, но значительный шаг к тому, чтобы удержать людей от полетов авиалиниями. Оно также установило налоговые льготы на морскую транспортировку товаров вместо воздушной и повысило НДС на покупки новых самолетов.
Это мы тому причиной, твержу я себе в самые трудные моменты.
И теперь я заявляю вам: Мы тому причиной. Вот в чем сила протеста. Вы никогда не думали, что можете изменить мир и сделать его по-настоящему лучше? Весь мир. Дети ваших детей рассчитывают на вас.
Тем не менее настало время искать новые подходы. Протесты кардинально изменились с той поры, когда мать привезла меня в Гринем-Коммон, изменилось и законодательство, и технологии. Мы можем быть умнее. Тише. И влиятельнее.
В последние несколько лет после нашей попытки захвата самолета я заметил, насколько сильно трансформировалось отношение к проблеме изменений климата. Вы наверняка это тоже видите. Много статей в газетах, документальных фильмов; больше знаменитостей, выступающих в нашу поддержку. Вот он – поворотный момент, и сейчас самое время им воспользоваться.
Но не только мне одному.
Брендинг – это все в нынешнем мире потребления и соцсетей, а я никогда не стремился выступать на первом плане. Нужен кто-то молодой, страстно увлеченный, с чистой и незапятнанной репутацией, сияющей на весь мир.
Кто-то вроде тебя.
Я знаю, ты к этому готова. Ты слышала мое изложение истории и понимаешь глубину проблем. Понимаешь, что главное – это общее дело, а не люди.
Это отнюдь нелегко. Но я буду рядом, за кулисами. Помогу тебе писать речи и готовиться к митингам. Научу тебя увлекать за собой людей своей энергией и чистотой намерений, пока они не станут верить каждому твоему слову. Я буду находиться у тебя за спиной, но вся слава достанется тебе. Ты прославишься на весь мир, заставляя народы внимательно прислушиваться к тебе, поскольку ты есть голос разума. Голос будущего.
Пока считай это ученичеством. Я стану говорить, а ты – слушать. Тем временем ты начнешь покорять сердца, чтобы, когда настанет нужный момент, люди пошли за тобой туда, куда мы захотим их повести. Я покажу тебе, как.
Родители?
София, они тебе не родители. Они – опекуны. Такая же часть твоей семьи, как и учителя, не более. Это их работа – заботиться о тебе. Адам и Майна хотели ребенка, любого ребенка, и тебя особо не выбирали. В отличие от меня.
Да, совершенно верно. Я выбрал именно тебя. Решил рассказать тебе все это, пока остальные наблюдали за судебным процессом. Почему? Я вижу скрытые в тебе способности. Вместе мы изменим мир. И я знаю, что у тебя хватит сил не только встать в авангарде перемен, но на пути к ним переступить через кровь. Я выбрал тебя, чтобы ты стала моей правой рукой, будущим знаменем моей борьбы.
Я выбрал тебя. Ну, что скажешь?
Молодец, девочка. Ты принимаешь верное решение.
На нас смотрят, и мне нужно идти. Не рассказывай им о том, что я тебе говорил, хорошо? Это наш маленький секрет. Просто сиди тихо, и никому ни слова. Будь той, кем они хотят тебя сделать. Пока что.
Когда настанет время, я дам тебе знать.
Эпилог
София
Я сижу в такси, зажатая между мамой и папой. Я как бы сетка посередине теннисного корта, а слова перелетают от мамы к папе и от папы к маме. Туда-сюда.
Они прыгают выше моей головы. Или понимания.
Люди так говорят, если чего-то не понимают. Это выше моей башки. Словно вода, когда тонешь.
Взрослые думают, будто произнесенное ими выше моего понимания. Мол, я маленькая и не слышу, что́ они говорят. Им кажется, я ничего не понимаю. Однажды я слушала разговор папы с Дереком. Тот сказал: «Есть в нем что-то мутное». А папа ответил: «Майна не потерпит о нем ни одного дурного слова». Когда они меня увидели, то как-то внезапно замолчали, а Дерек говорит: «Вы думаете…» А папа отвечает: «Не волнуйтесь, она ничего не поймет».
А вот и нет. Поняла.
Они говорили о Роуэне.
Я не тупая. Слушаю во все уши. Слушаю постоянно, а когда чего-то не понимаю, то догадываюсь или спрашиваю, о чем речь. Почти всегда спрашиваю маму с папой,