контроля всех четырех сторон горизонта. Мы подъехали вместе со своими собаками прямо к основанию высокой и крутой лестницы, ведущей от поверхности ледника к казавшимся снизу небольшим дверям, увенчанным поверху американским и датским флагами (Ее Высочество все-таки восседала на датском престоле). Помимо основного, внушавшего почти что ужас здания мы обнаружили рядом несколько небольших строений, среди которых выделялся ангар. Рядом с ним стояли два лимонно-желтых бульдозера «Caterpillar» с огромными отливающими холодной синевой ножами. Метрах в трехстах – четырехстах к северу от станции виднелись небольшие постройки и черные флажки, отмечавшие взлетно-посадочную полосу. Тем временем нас заметили, и из распахнувшейся двери начали появляться люди, увешанные фото– и кинокамерами. Скорее всего, вид наших упряжек и их внезапное появление произвели на обитателей станции примерно такое же впечатление, как и их станция на нас. Мы были тоже своего рада оазисом для них. Привязав собак, благо для этого не нужно было использовать снежные якоря, так как можно было просто привязать их к опорам широко расставленных ног станции, мы двинулись гуськом навстречу спускавшимся к нам людям. Как знать, выбери мы иной порядок следования нашей интернациональной колонны, то могли бы рассчитывать на более высокое положение на служебной лестнице, соединявшей эту станцию с окружающим миром, но, увы, этого не случилось. Я шел не последним и, к счастью, не первым, но третьим после Уилла (автора идеи) и Этьенна. Когда начались авангардные знакомства предводителей с обитателями станции, все шло хорошо, пока дело не дошло до меня. Представляя меня, как и положено предводителю экспедиции, нашим новым друзьям, среди которых выделялся, по крайней мере ростом, сухощавый мужчина в джинсах и огромных белых бахилах – судя по всему, начальник станции.
Уилл с некоторой гордостью в голосе произнес: «Это Виктор. Он из Советского Союза…» Это невинное, на первый взгляд, сообщение произвело на встречавших нас людей и в первую очередь на человека в бахилах эффект разорвавшейся бомбы. Процесс взаимопроникновения восходящего и нисходящего потоков немедленно прекратился. Более того, человек в бахилах на мгновение застыл, потом после некоторого раздумья все-таки пожал мою протянутую руку, а затем, круто развернувшись, ринулся вверх по ведущей вниз лестнице… До нас донеслось его улетающее: «Секундочку, секундочку! Сейчас вернусь!»
Мы переглянулись и прекратили наше победное поступательное движение вплоть до особых распоряжений. Их пришлось ждать довольно долго – иными словами, мы их не дождались вовсе, – а потому ссыпались вместе с Джефом, Кейзо и Бернаром, которым так и не пришлось пожать руку начальнику этого Ноева Ковчега, вниз к нашим собакам, которые, совершенно верно оценив обстановку и не тратя времени на лишние церемонии, завалились в снег. Уилл и Этьенн, очевидно, на правах предводителей успешно завершили подъем и один за другим скрылись в неведомых лабиринтах станции.
Надо сказать, что такая бурная и, на мой взгляд, неадекватная реакция начальника станции на присутствие на вверенной ему территории представителя страны, против которой были направлены чуткие уши его монстра, к счастью, не распространилась на остальных сотрудников, которые, спустившись вместе с нами к собакам, охотно поддерживали беседу. Возраст тех из них, кто был с нами, я бы оценил как 30–35 лет. Выяснилось, что они в основном датчане, которые работают на станции по найму с полугодовым циклом: 6 месяцев работы – 1 месяц отпуска.
Ожидание решения руководства явно затягивалось, и все мы, стоявшие внизу, начали потихоньку подмерзать на сохранявшем майскую свежесть ветру. Собаки заняли свою обычную наиболее ветрозащищенную позицию, свернувшись клубком и закрыв чувствительные носы плюмажами хвостов. Мы же, переминаясь с ноги на ногу, с тоской глядели в заоблачные дали на заветную дверь, отделявшую наш холодный ветреный мир от тепла и уюта жилых помещений станции. Вскоре на лестнице появился человек с гуманитарной помощью. Очевидно хорошо знающий сложные метеоусловия в районе своей станции ее руководитель посчитал необходимым скрасить наше ожидание и выслал к нам два термоса с кофе, овсяное печенье и очень свежий (наверное, прямо из СВЧ-печи) кекс. Все это моментально было уничтожено изголодавшимися путешественниками. Наш более чем здоровый аппетит вызвал явное молчаливое одобрение наших новых друзей, а поэтому, когда термосы опустели и последнее печенье неотвратимо проследовало к лобному месту, один из них ушел, как нам думается, за добавкой без всякого к тому понуждения с нашей стороны. Тем временем Бернар, очевидно, вспомнив, что он-то ни при каких обстоятельствах не мог быть не допущенным на территорию станции, тем более что один из представителей его страны – более расторопный Этьенн – уже находился там достаточно продолжительное время, решил сам проверить, в чем же все-таки причина задержки и, пробурчав нам нечто вроде «Я тут сейчас, или я сейчас тут», вскоре скрылся за заветной дверью, ведущей, как дверь в каморке папы Карло, в загадочный и волшебный мир, где не холодно, не дует и, судя по прилетевшему оттуда кексу, неплохо кормят. К чести Бернара, надо сказать, что, несмотря на то что он зашел на станцию гораздо позже предводителей, вышел он оттуда намного раньше и не с пустыми руками. Напротив, когда мы увидели то, что Бернар сумел найти и вынести незамеченным с совершенно секретного объекта, мы в корне изменили наши предварительные, довольно грубые оценки мотивов его пусть непродолжительной, но все-таки измены нашему спаянному леденящим ветром поредевшему коллективу. Это оказалось коробкой пива «Tuborg», того самого знаменитого пива, которое, говаривают, пользовал еще сам Принц Датский. Почти сразу за Бернаром появился доброволец, который несколькими минутами ранее отправился за подкреплением. У него был картонный ящик с всевозможными сандвичами и ярко-желтыми, как стоявшие неподалеку трактора «Caterpillar», бананами.
Это было последней каплей, после которой мы окончательно созрели для принятия вполне логичного в наших обстоятельствах решения: ставить лагерь, не дожидаясь ни возвращения предводителей, на которое мы вполне могли рассчитывать (я просто представить себе не мог, что Уилл, например, сможет хотя бы один вечер прожить без своей кружки, а Этьенн – без радиостанции, причем и то и другое находилось у нас), ни милосердия со стороны руководства этого секретного объекта, на которое мы не могли рассчитывать даже теоретически – слишком сильным было нервное потрясение от моего неожиданного появления на их территории.
Собак не пришлось долго упрашивать: проголодавшиеся и замерзшие (ведь им-то никто кекса не выносил), они рванули с места в карьер, так что мы с трудом остановили упряжки у северного склона холма, метрах в четырехстах от станции, где и было решено разбить лагерь.
Восстанавливая справедливость, я первым делом распряг и покормил собак и только