Читать интересную книгу Ельцин - Тимоти Колтон

Как и в Беловежской Пуще, Ельцин разрубил гордиев узел, приняв самостоятельное решение, сомнительное с точки зрения законности. Односторонность и неконституционность собственных действий вызывали у него чувство огорчения. Годом позже он написал: «Первый всенародно избранный президент закон нарушает, пусть плохой закон, нелепый, ставящий страну на грань развала, но все равно — закон»[1018]. Однако это не помешало ему принять указ № 1400, в котором он прекращал деятельность Съезда народных депутатов и Верховного Совета и назначал на 12 декабря выборы двухпалатного Федерального собрания, состоявшего из Государственной думы (так назывался первый российский парламент, существовавший с 1906 по 1917 год) и Совета Федерации. Госдума представляла интересы граждан, Совет Федерации — интересы субъектов федерации. Полномочия первого созыва Федерального собрания сохранялись в течение двух лет, первой его задачей было принятие новой конституции.

Конфликт между Ельциным и Хасбулатовым разгорался и затухал с зимы 1992/93 года, и оба они недооценивали опасность со стороны друг друга. У Ельцина не было продуманного плана борьбы: он был уверен в том, что «политические методы» и угрозы заставят парламентариев отступить. Хасбулатов говорил, что «до последней минуты не верил в то, что Ельцин пойдет на такой шаг» (указ о роспуске парламента)[1019]. Когда же этот шаг был сделан, Хасбулатов и депутаты решили стоять насмерть. Во время полуночного заседания в Белом доме Верховный Совет принял постановление о смещении Ельцина с поста президента, чего съезд не сделал в марте. Спустя несколько минут Руцкой принял присягу. Той же ночью он назначил «министров» обороны, внутренних дел и безопасности временного правительства. 23 сентября съезд собрался на заседание и принял ряд мер против Ельцина и его правительства, которых Хасбулатов теперь называл исключительно «фашистской диктатурой» (Руцкой прозвал Ельцина «российским фюрером»). Депутаты также утвердили смертную казнь за невыполнение приказов нового правительства и президента.

В последующие десять дней Зорькин и патриарх Алексий прилагали колоссальные усилия, пытаясь стать посредниками между парламентом и президентом. В Белом доме собралось несколько сотен депутатов — противников Ельцина, к которым примкнули националисты, расисты и несгибаемые коммунисты. В воскресенье 3 октября Ельцин ненадолго заехал в Кремль; по пути его терзали сомнения: «Впервые в жизни в голове у меня сверлила одна и та же мысль. Правильно ли я поступил, был ли другой вариант, можно было сделать что-то иначе, все ли возможности я исчерпал?»[1020] В тот день, после того как он вернулся в «Барвиху-4», ситуация в столице вышла из-под контроля. Ельцин объявил в Москве военное положение и снова отправился в Кремль, в то время как боевики, вооруженные «коктейлем Молотова», гранатами и автоматами Калашникова, под командованием Руцкого направились к мэрии и телецентру «Останкино». Несколько часов национальное телевидение не работало. Ночью Ельцин, разозленный тем, что войска не вошли в центр Москвы, как обещало ему Минобороны, прибыл вместе с Виктором Черномырдиным в российский Пентагон на Арбатской площади. Там он потребовал немедленных действий. Напуганные генералы оправдывались тем, что многие солдаты заняты на уборке урожая, из чего Ельцин заключил, что его армию «рвали на части, каждый тянул в свою сторону». Судьба законного правительства повисла на волоске, «а армия не может защитить ее — кто на картошке находится, кто воевать не хочет…». Министр Грачев, который надеялся, что с ситуацией сможет справиться милиция, сказал, что готов подчиниться при условии получения письменных приказов от Верховного главнокомандующего — в свое время на такой шаг не решился Михаил Горбачев. Ельцин был рассержен требованием, но все же вернулся в Кремль, подписал приказ и отправил его Грачеву с курьером. Именно этого не хватало офицерам: они приступили к выполнению своего долга[1021].

Развязка была стремительной и жестокой. В понедельник 4 октября в центр Москвы внутри Садового кольца было введено 1300 солдат. Около 7 утра бронетранспортеры снесли баррикады перед Белым домом, а в 10 утра четыре танка Т-80 въехали на мост через Москву-реку, и началась канонада. «С ужасным грохотом, который отдавался на соседних улицах, танки открыли огонь по верхним этажам… Осколки мраморного фасада взлетали в воздух, стрелки гигантских часов в середине здания Белого дома застыли на отметке 10.03. Окна вылетали из рам, из здания летели тысячи листов бумаги и медленно кружились в воздухе, как птичьи стаи, сверкающие в солнечных лучах»[1022]. Еще до начала стрельбы Ельцин потребовал, чтобы Хасбулатов сдался. Тот предусмотрительно покинул свой кабинет на десятом этаже — именно он был расстрелян первым. В Белый дом ворвались десантники, которые быстро очистили здание, а затем и близлежащие помещения, и положили конец беспорядкам на улицах.

Зрелище танков, расстреливающих 125-миллиметровыми снарядами то самое здание, где Ельцин абсолютно мирно одержал победу над путчистами в 1991 году, просто поднявшись на танк Т-72 Таманской дивизии, вид Хасбулатова и Руцкого, отправляющихся на военном автобусе в Лефортовскую тюрьму, — все это разительно контрастировало с более счастливым прошлым. Во время празднования победы Ельцину вручили курительную трубку Хасбулатова; тот внимательно рассмотрел ее и бросил на пол[1023]. По официальным данным, погибло 187 человек (депутатов среди них не было), 437 человек было ранено. Примерно три четверти погибших находились в Белом доме или поблизости от него, остальные (за некоторыми исключениями) погибли в Останкине[1024]. Несколько антиправительственных организаций были запрещены. Закрылись 13 коммунистических и воинственно настроенных националистических газет; редакторам было приказано представлять статьи на утверждение цензуре. После ремонта Белого дома, выполненного турецкой фирмой, здание стало местом работы чиновников российского правительства.

Гордостью и радостью Ельцина стала долгожданная постсоветская конституция, которая должна была объединить государство и установить нормы репрезентативного управления, разделение властей, примат президента и принципы федерализма. Принятие ее, пусть даже не вполне демократическими способами, следует считать достижением — так же как и нормализацию политической жизни, которой она способствовала.

Создание вновь избранного Федерального собрания, которому предстояло принять конституцию, было одним из самых рискованных шагов, предпринятых Ельциным на посту президента. Никто не мог быть уверен в том, что новый парламент сочтут легитимным, что он примет конституцию, удовлетворяющую потребностям момента, или вообще одобрит какую-либо конституцию. Если бы этого не произошло, Ельцин подрубил бы тот сук, на котором сидел и он сам, и все его союзники. После стрельбы в Москве он изменил свою позицию. 15 октября Ельцин издал указ о том, что в день выборов следует проголосовать и по новой конституции[1025]. Его Конституционное совещание возобновило свою работу, и 8 ноября Ельцин одобрил черновик, который во многом копировал предыдущие варианты. Вынесение конституции на всенародное голосование было подобно бросанию игральных костей: а что будет, если избиратели проголосуют против? Ради сохранения стабильности Ельцин предпринял еще один шаг. 6 ноября он отказался от поспешного обещания, которое дал в сентябре: перенести дату следующих президентских выборов с лета 1996-го на лето 1994 года. Даже если ратификация конституции и парламентские выборы закончились бы крахом, у него остался бы запасной вариант[1026].

Проект конституции, состоявшей из 137 статей, был опубликован в центральных и местных газетах и размещен в общественных местах. Ельцин предложил народу выбрать одно из двух: либо поддержать его и его конституцию, либо погибнуть. Он обещал россиянам одновременно и демократию, и персонифицированную власть, учитывающую потребности реформ, российские традиции и, как он самоуверенно провозгласил в «Известиях», свойственные российскому обществу ограничения:

«Не буду отрицать, полномочия Президента в проекте действительно значительные. А как бы вы хотели? В стране, привыкшей к царям или вождям; в стране, где не сложились четкие группы интересов, не определены их носители, где только-только зарождаются нормальные партии; в стране, где чрезвычайно слаба исполнительная дисциплина, где вовсю гуляет правовой нигилизм, — в такой стране делать ставку только или главным образом на парламент? Да через полгода, если не раньше, люди потребуют диктатора. Такой диктатор быстро найдется, уверяю вас. И возможно, в том же парламенте…