признал, что работал на советское правительство. Позже Блант был допрошен Питером Райтом.
Однако, в отличие от других, Кернкроссу так и не было предъявлено обвинений в шпионаже. Преследуемый журналистами, он сам решил написать свои мемуары. В 1995 году он вернулся в Великобританию, но вскоре после приезда скончался от инсульта. По мнению британской разведки, именно данные, переданные Кернкроссом, легли в основу советского Атомного проекта. По свидетельству Юрия Модина, Джон Кернкросс был награждён орденом Красного Знамени за стратегическую информацию о готовящемся немецком наступлении на Курской дуге (операция «Цитадель») во время Великой Отечественной войны.
Ким Филби в 1971 году женился на сотруднице Центрального экономико-математического института (ЦЭМИ) АН СССР Руфине Ивановне Пуховой (1932–2021), работавшей с ним переводчицей.
— Первые два года были трудными, — вспоминает Руфина Ивановна. — Обычно, что делают в таких случаях пьяницы-мужья? Каждый раз обещают: больше никогда ни капли. Я, конечно, пыталась урезонить его, разумеется, когда он был в нормальном состоянии, говорила: «Почему ты так убиваешь себя? Зачем?» Но никогда не угрожала, что брошу его. Он сидел, опустив голову, молчал, не говорил ни слова, никогда не давал мне ни единого обещания. Ни разу не перебивал, всё выслушивал. И в один прекрасный день совершенно неожиданно для меня сказал: «Я должен сделать выбор. Боюсь потерять тебя. Больше этого не повторится». Так и случилось. Но чисто английский режим не изменился: в пять часов tea time, в шесть часов drink time — он разбавлял немного виски или коньяка водой. Обычно следовала вторая такая же разбавленная порция. Он любил повторять: «Нельзя летать на одном крыле». После чего он говорил с улыбкой, протягивая бутылку: «Спрячь». Но в этом уже не было необходимости.
Николай Васильевич Орлов, начальник отдела Управления КГБ по Волгоградской области, вспоминал, как в начале 1970‑х годов Ким Филби посетил Волгоград. «О том, кого мы принимаем, знали только трое — начальник нашего управления генерал-майор Гавриил Моисеевич Волков (впоследствии генерал-лейтенант, председатель КГБ Молдавской ССР. — А.В.), его заместитель Коршунов и я, — рассказывает Николай Васильевич. — Стояла жара, но Филби был одет в строгий английский костюм. Он сошёл на берег со своей женой Руфиной Ивановной и взрослым сыном от первого брака (точнее, от второго брака — Дадли Томас, известный также как Томми. Они с отцом сумели восстановить отношения, и Томми в семидесятых годах пять раз посещал Москву. — А.В.). Филби плохо говорил по-русски и поэтому больше помалкивал, стеснялся коверкать язык. У меня к нему было немало вопросов, но я не знал, удобно ли их задавать. А Ким, оказывается, уже навёл обо мне справки. Он знал, что я в 16 лет был зачислен в полковую разведку 13‑й гвардейской стрелковой дивизии и что 70 раз переходил линию фронта. Мы предложили гостю посетить мемориал — памятник Чекистам. Филби тотчас попросил нашего водителя съездить на рынок и привезти огромную корзину роз. Меня тронуло до глубины души, что, возлагая цветы, Ким что-то тихо проговорил по-английски. Может, это была молитва, не знаю. Но когда он поднял голову, взгляд у него был таким, какой бывает при потере близких людей. Ким знал, что при защите Сталинграда бойцы-чекисты полегли почти поголовно. Он пожал нам руки и тихо сказал, немного заикаясь: “Молодцы, что создали этот памятник. Такого нет больше в мире”. Потом он закурил “Приму”. Я был поражён: бывший шеф английской разведки смолит дешёвые русские сигареты. Он заметил моё удивление и сказал: “Я не хочу выделяться среди советских людей, по сути, я один из вас. Нет в мире табака крепче русского. Он пробирает до печёнок и помогает быстрее взять себя в руки”. Я знал, что за всю свою работу на СССР Филби ни пенса не взял от советской разведки. Он работал, как говорится, за идею, свято веря, что коммунизм победит. Вся агентура, засылаемая в СССР, проходила через него, и в его уникальной памяти откладывались мельчайшие подробности — от внешности и привычек до слабостей агентов. Все они были схвачены».
Кима Филби не стало 11 мая 1988 года. Теперь молодые поколения благодарных граждан России приходят на Кунцевское кладбище Москвы и возлагают цветы на могиле того, кто вместе со своими товарищами по Кембриджу изменил историю ХХ века.
По следу зубра
Молодость моя, Белоруссия,
Песни партизан, сосны да туман.
Песни партизан, алая заря,
Молодость моя, Белоруссия.
Николай Добронравов
В истории нашей страны 1960‑е годы занимают особое место. Это эпоха научно-технической революции, первого полёта человека в космос, открытия сибирской нефти, торжества советского спорта — время интеллектуалов и бунтарей, «физиков» и «лириков», романтиков и мечтателей. Обычно представителей этого поколения называют «шестидесятниками», подчёркивая их идеализм, неприятие мещанства и накопительства и полную духовную свободу как торжество общественной доминанты в противовес дешёвому буржуазному индивидуализму. Я сам прекрасно помню то время, поскольку в 1964 году пошёл в школу, был свидетелем первой тюменской нефти, в 1967 году переехал в Москву, участвовал в коммунарском движении, ходил на Высоцкого и на футбол, слушал Beatles — короче говоря, был неотделим от своего поколения. Однако появившиеся впоследствии политизированные трактовки термина «шестидесятники», как мне кажется, являются попыткой оправдаться перед будущими поколениями за полную духовную несостоятельность «перестройки», за предательство своих идеалов и подвигов своих отцов в угоду раболепию перед насквозь материальной западной культурой и властью денег — да и само слово «шестидесятники» звучит в устах бывших диссидентов скорее как нечто вроде «пятидесятников», по существу всемирной тоталитарной секты, построенной по американскому образцу.
Не скрою, что и меня посещали мысли о неких судьбоносных прозрениях на пути к утраченному знанию. Обычно именно эти состояния вкладываются в понятие той духовности, которая наполняет мозг в ходе весьма сомнительных мистических и психоделических практик типа «расширения сознания». Но в конце концов я понял, что всё хорошее, достигнутое в западной культуре — скажем, лучшие образцы рок-музыки, будь то Led Zeppelin, Jethro Tull или Uriah Heep, созданы не в результате, а вопреки системе, как протест против навязываемой СМИ официальной массовой культуры общества потребления.
Мне безусловно повезло в том плане, что мне было с чем сравнивать западные стандарты и с кого брать пример, поскольку меня всегда окружали чекисты. Даже моя бабушка Мария Фёдоровна родилась и училась в одной деревне с легендарным разведчиком Героем Советского Союза Николаем Ивановичем Кузнецовым, на которого я старался походить ещё в детстве. Ну а в последующие годы, общаясь и с суровыми молчаливыми ветеранами НКВД,