дипломатах. Муссируются самые невероятные слухи вплоть до их похищения агентами Кремля. Постепенно приходят в себя и английская контрразведка, и американцы. Филби отзывают в Лондон, а Гувер требует, чтобы ноги его больше не было в США. После допросов в
МИ-5 с целью выяснить, действовал ли он заодно с Бёрджессом и Маклейном, в июле 1951 года Филби уходит из
МИ-6, предвосхитив своё почти неизбежное увольнение.
25 октября 1955 года, после разоблачений в The New York Times, член парламента от лейбористской партии Маркус Липтон воспользовался парламентской привилегией, чтобы сделать запрос премьер-министру Энтони Идену, намерен ли тот и дальше скрывать «сомнительную деятельность мистера Гарольда Филби в качестве третьего лица». Филби вынужден был пригрозить Липтону судебным иском, если тот повторит это за пределами парламента. 7 ноября министр иностранных дел Гарольд Макмиллан (Maurice Harold Macmillan, 1st Earl of Stockton) официально снял с Филби все обвинения. После этого Филби дал пресс-конференцию в доме своей матери, на которой — спокойно, уверенно и без заикания, с которым он боролся с детства, — подтвердил свою невиновность, заявив: «Я никогда не был коммунистом» (I have never been a communist).
В августе 1956 года Филби возвращается на работу в Секретную разведывательную службу Её Величества и под прикрытием корреспондента газеты The Observer и журнала The Economist отправляется в Бейрут. В Ливане Филби сначала жил в Mahalla Jamil, большом доме его отца, расположенном в деревне Аджалтун в 24 км к северу от Бейрута. После отъезда отца и сводных братьев в Саудовскую Аравию Филби продолжал жить здесь один, но снял квартиру в Бейруте после того, как завёл роман с Элеонорой Брюер (Eleanor Brewer), уроженкой Сиэтла (Eleanor Carolyn Kearns), женой корреспондента The New York Times Сэма Поупа Брюера. После смерти своей жены Эйлин в 1957 году и последующего развода Элеоноры с Брюером Филби женился на ней в Лондоне в 1959 году, после чего они обосновались в Бейруте. С 1960 года заработки Филби стали расти, и он часто путешествовал по Ближнему Востоку, включая Саудовскую Аравию, Египет, Иорданию, Кувейт и Йемен.
15 декабря 1961 года советский атташе в Хельсинки Анатолий Голицын, майор ПГУ КГБ при СМ СССР, установил контакт с ЦРУ, сел в поезд в сторону финско-шведской границы, откуда был переправлен через Стокгольм в США, где его допросил шеф контрразведки ЦРУ Джеймс Энглтон. Получив информацию о советских агентах, Энглтон передал перебежчика в МИ-6, глава которой Дик Уайт, только недавно переведённый из МИ-5, подозревал в Филби «третьего». После заверений Голицына Уайт поручил сотруднику МИ-6 Николасу Эллиотту, который был другом Филби, добиться от него чистосердечного признания. Хорошо зная Филби и его решительность, Элиотт тем не менее предложил Филби от имени МИ-5 и МИ-6 пойти на признание своей вины, выдать всех известных ему агентов, а в ответ на это получить иммунитет от судебного преследования. В ходе этой полубеседы, полудопроса Филби попросил взять паузу и провести следующую встречу в последнюю неделю января.
То, что случилось дальше, даже спустя 60 лет выглядит в глазах английского истэблишмента сплошным кошмаром. Вечером 23 января 1963 года в Бейруте бушевала гроза. Худой человек средних лет спокойно закрыл за собой дверь квартиры в доме, расположенном на холме, спустился на пять лестничных пролётов и вышел на темную Рю-Кантари. Удостоверившись, что за ним никто не следит, он быстро прошёл по залитым водой улицам в порт, где его ждал сухогруз «Долматов». Как только он взошёл на борт, судно подняло якорь и вышло в бурное Средиземное море. Оно шло в Одессу, и на его корме развевался красный флаг с серпом и молотом. Проведя почти четверть века в тени, Ким Филби, наконец, отправлялся на свою духовную Родину, которую он раньше навещал только в мыслях.
1 июля 1963 года в газете «Известия» появилось короткое сообщение: «В Президиум Верховного Совета СССР обратился подданный Великобритании Ким Филби с просьбой предоставить ему советское гражданство. Просьба была удовлетворена».
Незадолго до этих событий Бёрджесс, который жил в Москве под именем Джим Андреевич Элиот, уехал в трёхнедельную поездку в Самарканд. Однако, когда он вернулся, друзья сразу заметили перемену в его внешности. Его красивое лицо стало более одутловатым, а волосы поредели и поседели. Некоторое время он лежал в клинике имени Вишневского, где его лечили от язвенной болезни и атеросклероза. Затем у него случился сердечный приступ. Он отказывался принимать пищу, выкуривал до 60 сигарет в день между глотками армянского коньяка и вскоре утратил волю к жизни.
Гай Бёрджесс умер 30 августа 1963 года в возрасте 52 лет в Боткинской больнице, где ему выделили железную койку в общей палате на третьем этаже с окнами, выходящими во двор. По медицинскому заключению, смерть наступила в результате атеросклероза. В своём завещании Бёрджесс оставил Филби часть своей библиотеки, которую он собирал ещё с кембриджских времён. В Москву прилетел брат Бёрджесса Найджел, которому было завещано право распоряжаться активами Бёрджесса в Великобритании.
Кремация состоялась через несколько дней после приезда Найджела. При прощании была короткая надгробная речь Маклейна, сказавшего, что «одарённый и смелый человек Бёрджесс посвятил себя делу мира и борьбе за лучшую жизнь для людей. Он приехал в Советский Союз с известным идеализмом, которого многие не поняли». Филби на похоронах не было.
Многие считали, учитывая фактор внезапности ухудшения состояния Бёрджесса и некоторые характерные симптомы, что английская разведка, которая рассматривала вопрос о ликвидации Филби, вполне могла быть причастной к устранению Бёрджесса, не раз поднимавшему перед советским руководством вопрос о своём возвращении в Великобританию, что могло принести британскому истэблишменту массу неудобств.
Урна с прахом Гая Бёрджесса была перевезена в Англию и 5 октября 1963 года захоронена на церковном кладбище в деревне Вест Меон рядом с прахом отца в родовом захоронении Бёрджессов, которое расположено на травяном склоне, обращённом в сторону деревни.
В том же году Элеоноре было разрешено присоединиться к Филби в Москве. Она даже написала об этом книгу «Шпион, которого я любила» (The Spy I Loved). Один из свидетелей их совместной жизни припоминает: Элеонора страшно пила. Причём всегда просила опекавших их с Филби сотрудников госбезопасности покупать водку. К ней она питала особое пристрастие. В Москве Элеонора не прижилась. «Декабристки» из неё и не могло получиться. Вскоре она уехала в США, где в течение трёх дней после её приезда с ней по телефону связались сотрудники ФБР. По словам Филби, «они спросили Элеонору, знает ли она что-нибудь о моей деятельности в Вашингтоне. Она ответила, что никогда не встречала меня до прибытия в Бейрут, поэтому ничего не могла знать. А они и не стали копать