шум из штормового гула уменьшился до прибойного шелеста. Я вскочил. Альрик медленно поднимался, держась за голову, его глаза снова стали голубыми. Тулле сидел рядом, вытянув длинные ноги. Левой рукой он потирал помятую шею, а его правая рука… она выглядела странно, и я не сразу понял, почему. Измененный в теле Альрика перекрутил ее, и пальцы вместе с кистью торчали не так, как должно. Но Тулле сумел изгнать из хёвдинга Бездну! Хоть и немалой ценой.
Беззащитный до конца не пришел в себя. Он ошеломленно смотрел на разгромленные дома, на обломки, разлетевшиеся по всей улице, на ульверов и других людей. С той стороны, где еще грохотала битва мощнейших воинов, снова появились люди. Они еле волокли ноги, и вид у них был не лучше нашего. У некоторых текла кровь из носа и ушей, кто-то шатался и падал, словно пьяный, кто-то брел вслепую, спотыкаясь о разбросанные обломки и людей.
— Надо уходить! — сказал я и удивился, насколько обыденно прозвучал мой голос.
Не ожидал, что вообще смогу что-либо расслышать в своей жизни.
Альрик странно посмотрел на меня, но спрашивать ничего не стал. Кивнул, поднял Тулле, подхватил его под здоровую руку и повел назад, к тем улицам, откуда мы недавно пришли. Мне первым попался Видарссон. Он лежал без сознания, запорошенный пылью и щепками, его борода окрасилась в пепельный цвет, и сейчас он как никогда был похож на своего отца. Я ухватил его за руки и быстро поволок за Альриком.
Леофсуна я не сразу и нашел. Его придавило мертвым телом, а лицо было разбито в мясо щитом упавшего, но Рысь еще дышал, да и других ран я не увидел. Жить будет.
Альрик вернулся, взял еще двоих. Булочка присоединился к нам, и вскоре мы перетащили всех ульверов и других парней, которым не повезло попасть под случайный удар.
Когда я вновь пошел на ту улицу, среди выживших во время бойни мелькнуло знакомое лицо. Я не сразу сообразил, кто это. Сияющий дорогой доспех, за шлемом с кольчужной бармицей не видать волос, но эта короткая холеная бородка, эти светлые до белизны брови и усы, эти дурные глаза и наглая морда… Приступ ярости опалил мои внутренности, я схватился за топорик. Хельт? Укрепленная броня? Да плевать! Кровь Арне взывала к мщению. Волчий дух нашего корабля взывал!
— Рра-а-а! — взревел я и побежал к нему.
Бум-м-м!
Содрогнулся весь город. Перед моим носом что-то пролетело и врезалось в сарай неподалеку, разбив его, как глиняную чашу. И снова накатила рунная сила. Я рухнул на колени, едва не напоровшись на свой же топор. Скирикр кряхтел совсем рядом, рукой подать. Он-то на ногах удержался. И прошел мимо, даже не взглянув на меня.
Сила сторхельтов! Сколько же их там билось?
Когда-то я жаждал увидеть сражение столь сильных воинов. Наверное, они походят на богов! Может, поэтому боги теперь редко спускаются на землю и еще реже участвуют в боях? Ведь лишь от мощи их дыхания погибнут целые деревни, от поступи разрушатся скалы и реки выйдут из берегов, а от взмаха топора полягут сотни сотен деревьев. Это раньше, когда людей народилось не так много, Фомрир часто гулял по горам, выискивал тварей посильнее и размахивал мечом, прорубая фьорды. А сейчас куда ни глянь, всюду города, деревеньки, рыбацкие поселки, отдельные хутора. Скорее всего, Скирир запретил своему буйному сыну бродить по Северным островам и охотиться на порождения Бездны.
И где те воины, что переступили грань между сторхельтами и полубогами? Ни одного нет ни на севере, ни в Бриттланде, только легенды о них и остались.
Далеко увели меня думы, пока я стоял на коленях посередине улицы.
Снова откатилась битва.
Скирикр остановился возле разбитого сарая, отшвырнул несколько бревен и выволок из-под завала огромную булаву с навершием в форме бычьей головы, только вот один рог отломан. Выволок и потащил обратно, к площади, сопя, надрываясь и раздувая ноздри.
Не трону его сейчас. Негоже во время войны нападать на своих же. Вот закончим с драуграми, и тогда...
Хускарлы ушли подальше от сражения сторхельтов и занялись тем, чем должен был заняться херлид с самого начала: очисткой города. Мы врывались в дома, обыскивали сараи и погреба, вздрагивая от громоподобных ударов, убивали драугров, отсекали головы даже тем, кто лежал без движения. Трупы людей относили в сараи, помечая их черным кругом из сажи. Можно было сразу и сжечь, но Альрик запретил. Пусть выжившие горожане хоронят их сами, пусть знают, кто из родных умер, а кто, возможно, и спасся.
Я таскал трупы, не различая лиц, свистел, завидев драугра, рубил мертвецов, прикрывался щитом. И всё время думал.
Раньше для меня всё было просто. Отец — самый сильный среди мужчин, у него аж семь рун. Фомрир — лучший из богов, яростный, храбрый и отчаянный. Я обязательно получу семь, нет, десять, нет, все двадцать рун! Да что там, получу все руны мира и ступлю на путь богов. Зачем? Да потому что к чему еще можно стремиться? О чем еще мечтать?
Сейчас я на седьмой руне, равен отцу. И при этом едва не умер из-за отголосков сражения сторхельтов, причем я даже не дошел до них. Перед сильными воинами я всё равно что муравей. Пыль под ногами. Вошь под ногтем.
Сегодня умер парень моего возраста, даже не став хускарлом. Лучше бы Гисмунд остался в становище, с сестрами, лучше бы он выжил, вернулся в отцовский дом, купил бы рабов или сам занялся землей. Лучше бы женился, родил сыновей, отправил их в рунный дом и вырастил такими же смелыми и рассудительными мужами.
Правда ли, руны стоят этого?
Из-за Гисмунда я впервые подумал, что могу умереть, не достигнув своей цели. Причем в любой момент. Может, сейчас из вот этого дома выскочит драугр-хельт и разрубит меня пополам. Может, сторхельты промахнутся и зашвырнут секиру через полгорода, которая, хмм, также разрубит меня пополам. Или я пойду в море поплавать, и меня перекусит неведомая тварь. Пополам.
Наверное, и отец чувствовал что-то похожее, раз после седьмой руны перестал ватажничать и осел на земле. Мать говорила мне об этом. Она сказала, что отцу пришлось убить многих, чтобы получить столько рун, а дальше нужно убивать еще больше...
Дважды соседние хирды наталкивались на засады, и к ним на помощь бросались все воины поблизости, в том числе и мы. Мы даже строили стену щитов, вот только дар больше не просыпался.