Читать интересную книгу Медная пуговица - Лев Овалов

Пронин засмеялся.

— Мышка спряталась в свою норку!

Ткачев не понял.

— Что?

— Говорю, мышка спряталась в свою норку. Продолжайте, Григорий Кузьмич.

— Остановился у ворот. Спросил мистера Харбери. Въехал во двор…

— Решили не брать у ворот?

— Для чего? Есть предлог проникнуть на дачу.

— Правильно, — одобрил Пронин. — С Леночкой расправиться не посмеют, поскольку известно, что она там. Людей подбавлю. Сейчас дам команду. Оцепите участок. Действуйте в зависимости от ситуации. Хорошенько обыграйте предлог…

— Слушаюсь, — сказал Ткачев. — Тут еще кружится этот…

— Доктор Успенский? — догадался Пронин.

— Он.

— Волнуется?

— Не говорите!

— А знаете что… — Секунду Пронин размышлял. — Используйте его в качестве тарана. Он ведь, так сказать, частное лицо. Подумайте об этом.

Ткачев усмехнулся.

— Есть подумать.

— Все, — сказал Пронин. — Действуйте.

А за желтым забором все шло своим чередом. Джергер въехал во двор, поставил машину. Навстречу шел Харбери.

— Каким образом… — начал было он и запнулся, увидев выразительный взгляд Джергера.

— Познакомьтесь, — обратился тот к Леночке, указывая на Харбери. — Сейчас вы увидите маму.

— Привет! — Харбери по-приятельски пожал Леночке руку и помог ей выйти из машины.

— Вот мы и добрались до нашей дачи, — наигранно приподнятым тоном сказал Джергер.

Он ведь понятия не имел, что Леночке известно, с кем она имеет дело!

— Что это за дача? — спросила Леночка.

— До революции принадлежала московскому миллионеру Михайлову, — пояснил Харбери. — А теперь отдыхают наши сотрудники.

— Не только сотрудники, — добавил Джергер. — Все, кому не надо быть на виду.

Они подошли к двухэтажному кирпичному флигелю, расположенному в глубине аллеи пушистых голубоватых елей. Поднялись по винтовой лестнице на крыльцо.

— Мама здесь? — нетерпеливо спросила Леночка.

— Вы увидите ее, — сухо ответил Джергер.

В небольшом полутемном холле было прохладно и тихо.

— Наверх, — указал Харбери.

Поднялись на второй этаж. Вошли в гостиную.

Легкие стулья обтянуты пестрой полосатой тканью. Из такой же ткани занавески на окнах. На круглом низком столе в ярко-желтой керамической вазе — желтые гладиолусы.

— Отдохните, — предложил Харбери. — А мы отлучимся. Минут на пять.

— Пожалуйста, — сказала Леночка.

— Небольшой деловой разговор, — пояснил Джергер. — Мы скоро вернемся.

Они оставили ее одну.

Леночка подошла к окну. Возле флигеля синели ели, дальше белели стволы берез, а еще дальше виднелся большой белый дом и перед ним пестрые клумбы.

Леночка надеялась, что раз уж ее сюда привезли, ей все-таки покажут Марию Сергеевну. Они ведь не знают, что разоблачены, и захотят ее успокоить. Может быть, для этого и пригласили ее сюда, в комнату на втором этаже. Проведут Марию Сергеевну мимо окон, покажут, что она жива и здорова, и увезут Леночку обратно в Москву. И она твердо решила окликнуть Марию Сергеевну — будь что будет!

А Харбери в это время объяснялся внизу с Джергером.

— Какого дьявола вас сюда принесло? — выругался он, уставив на Джергера свои оловянные глаза.

— А куда мне было деваться? От самой Москвы за мною едет машина!

— Какая машина?

— Контрразведка!

— И вы привели ее сюда?

— А что мне было делать?

— Да ведь через полчаса здесь может быть Паттерсон!

— И отлично. Не осмелятся же они задержать Паттерсона?

— А потом?

— А потом, Билл, вы покажете себя настоящим товарищем.

— Не понимаю, Робби…

— Ковригина подготовлена к отправке?

— Она еще не упакована, так сказать, но… Все в порядке. Инъекция сделана, раньше чем через сутки не проснется.

— А где она?

— В подвале.

— Так вот, Билли, вы отправите вместо нее меня! Поэтому я сюда и приехал!

— Я не понимаю, Робби…

— Да что тут понимать! Раз они меня нащупали, значит, обязательно возьмут. Единственное для меня спасение — Паттерсон! Через два часа я буду уже заграницей!

— Но тогда пропадет вся операция!

— А черт с ней! Отец Чарльз подождет! А вы тут найдете какую-нибудь другую оказию…

— Да, но Ковригину здесь уже нельзя больше оставлять?

— Отвезите куда-нибудь, вы сумеете это сделать!

— А если ее найдут?

— Ну как найдут? Не так просто получить ордер на обыск у иностранца. Да они ничего и не подозревают. Откуда им знать, что она жива?

— А ваша юная девица?

— Само молчание!

Харбери только поглядел на Джергера и ничего не сказал.

— Да-да, — продолжал Джергер. — Жизнь она себе сохранила, есть свидетели ее приезда. Вы продержите ее часа два и отпустите, скажете, что это была шутка, что вы просто хотели с ней познакомиться. До вас все равно не доберутся. Ковригиной здесь не будет, а значит, и никаких улик…

Харбери покачал головой.

— Вы безумец, Робби!

Джергер с отчаянием уставился на Харбери.

— Вы что — не согласны?

Харбери опять покачал головой:

— Нет, Робби, не могу…

— Отдаете товарища врагу?

— Бросьте, Робби, красивые слова. Вы спасаете свою шкуру. А кто будет думать о моей? Мне не простят, если я не отправлю Ковригину.

— Я все беру на себя! Упакуйте меня в этот кофр вместо Ковригиной, и уже через два часа я буду вне опасности.

— Нет, Робби…

— Нет?!

Джергер, должно быть, понял, что просить бесполезно.

— Хорошо, — сказал он вдруг каким-то удивительно тихим голосом. — Тогда я не дам вам отправить Ковригину.

— То есть как не дадите? — Харбери удивленно взглянул на Джергера.

— Очень просто! Или вы меня отправите в кофре, или Паттерсон поедет налегке, а Ковригина останется здесь. Если уж погибать, так вместе. Не дам я ее, и все. Вы ничего не поделаете со мной. — У него перехватило дыхание. — Понятно?!

Что ж, это было понятно, Джергер закусил удила. Харбери помолчал. Потом он вдруг точно просветлел и протянул Джергеру руку.

— Вы убедили меня, Робби. Товарищей в беде не бросают. Извините. В этой чертовой стране совсем спятишь… Мы отправим вас. Но услуга за услугу. Я не хочу возиться с Ковригиной. Мы вынесем ее… Тут есть укромный уголок — фамильный склеп Михайлова. И там вы… что-нибудь сделаете. А после того как вы уедете, Антонио вывезет ее куда-нибудь…

Джергер недоверчиво взглянул на Харбери.

— Вы это серьезно?

— Вполне, Робби. Вы меня убедили.

— Впрочем, это гарантия, что в последний момент вы не подмените один кофр другим. Мертвая Ковригина не нужна Ноблу.

Харбери пожал плечами.

— Я же говорю, что вы меня убедили… Джергер еще раз взглянул на Харбери и решительно двинулся к выходу.

— Пошли! — Он остановился в дверях. — А где Вайолет?

— В большом доме.

— Так идемте!

Харбери указал на потолок.

— А ваша девица не спустится?

— Нет, она дисциплинированное существо.

— На всякий случай я запру дверь.

— Заприте. Но она не спустится.

Харбери тихонько подошел к двери, ведущей на лестницу, и повернул в замке ключ.

— Так вернее…

В подвале тускло горела лампочка под грязным стеклянным колпаком. Желтый полумрак, холод и сырость напомнили Джергеру морг. Они вошли в комнату, в которой раньше помещалась фотолаборатория.

Мария Сергеевна лежала на кровати. Она действительно спала. Но то был не естественный сон, каким спят здоровые люди. Бледная и холодная, она скорее напоминала мертвеца.

Джергер неуверенно взглянул на Харбери.

— Вы не переборщили с дозой?

— Теперь это не имеет значения, — заметил Харбери. — Врачи привели бы ее в чувство…

— Понесли! — предложил Джергер.

Они завернули ее в синий шерстяной плащ, еще накануне отобранный для этого случая у Вайолет, и вынесли из комнаты.

На первой же ступеньке Харбери остановился.

— Дайте-ка, Робби, еще одеяло. Вместо носилок… Так будет удобней.

Джергер вернулся.

Он не успел взять одеяло, как дверь за его спиной захлопнулась. Что же это?!

— Билл! — Джергер заколотил в дверь кулаками. — Билл!!!

Ни звука!

Харбери не счел нужным даже что-то сказать…

Слабый шорох — и все смолкло.

Джергер понял, что это конец. Он прислонился спиной к стене, откинул назад голову, прижался затылком к холодной, сыроватой поверхности, плотно закрыл глаза и застыл в тоскливом отчаянии.

Он не знал, что его ждет, но о спасении думать уже не приходилось…

Харбери захлопнул дверь — жертвовать собой ради Джергера он никак уж не собирался!

С большим трудом он взвалил Ковригину на плечо и, тяжело переступая, понес ее вверх по лестнице.

Он втащил Ковригину в гардеробную. Здесь у него хранились одежда и дорожные вещи.