- Больше не будет боли?
- Не будет, - произнесла она. - Ты чувствуешь разницу?
Роберт помолчал, а затем промолвил:
- Кто его знает? У меня такое ощущение, что я вообще ничего не чувствую.
Сильный порыв ветра ворвался в переулок. Он прошелестел по узкой щели между домами и попытался сорвать с плеч Рейчел мокрую рубашку, которой она укрывалась. Очередной шквал выхватил из кучи мусора большой кусок полиэтиленовой пленки и, забавляясь, швырнул его на пролет пожарной лестницы. Там эта пленка и осталась, трепеща от малейшего дуновения и касаясь стены с влажным звуком поцелуя.
- И долго я находился в отключке?
Рейчел посмотрела на часы.
- Не имеет значения.
- Жаль, что я отрубился.
- Не жалей ни о чем. Тебя ждет счастье. А уж как счастлива я...
- Сидя в этой грязной луже, на ветру и под дождем?
- Зато у меня есть ты - и это главное. С тобой я буду счастлива всегда и везде. Куда больше, чем в былые времена. Дождь - это хорошо. Он скрывает от тебя мои слезы.
Роберт оглядел окружавшую их мерзость и поднял глаза к низкому грозовому небу. Для постороннего зрителя они с Рейчел представляла бы весьма пикантный объект для наблюдения. Более всего они напоминали ограбленную и избитую злоумышленниками парочку, пытавшуюся по мере сил привести себя в порядок после пережитого унижения и насилия.
Роберт осмотрелся: ни темнота, ни продолжавшийся вселенский потоп не помешали ему увидеть все, вплоть до мелочей. Причем мелочей, которых до свершившихся с ним изменений он вряд ли бы увидел. Теперь же окружающее предстало перед ним во всем своем убожестве, как если бы он разглядывал окрестности при свете яркого солнечного дня.
Когда они вернулись на Леннокс-гарденс, Роберт внимательно осмотрел себя в зеркале. Неужели это и в самом деле он? Да, он действительно походил на себя прежнего. Но выявились и отличия. Правда, ему так и не удалось ответить на главный вопрос: можно ли назвать происшедшие в нем изменения приобретением или, наоборот, от него что-то безвозвратно ушло? Приходилось признать, что прежний цвет лица к нему вернулся. Возможно, лицо стало несколько бледнее обычного, но никогда его кожа не казалась ему столь безупречной. Ужасный серый оттенок канул в прошлое, равно как и уродовавшие лицо морщины и грубые складки. Теперь кожа на лице была натянута, словно на барабане, и приобрела ровный оттенок цвета слоновой кости. Глаза сверкали удивительным блеском, и белизна белков только подчеркивала их магическое сияние. Тело вновь обрело былую упругость и силу и сделалось точно таким, каким было до его первой ночи любви с Рейчел. На нем не осталось ни малейших следов разложения и истощения, которые стали проявляться с того памятного момента. Таким образом, все видимые признаки страшной болезни были ликвидированы. Более того, следовало признать, что в такой отличной форме ему не приходилось бывать уже очень и очень давно.
Но его внешность напрочь лишилась свойственной ему ранее индивидуальности, хотя ему и не удавалось выразить словами произошедшую с ним метаморфозу. Теперь он имел вполне идеальный внешний вид, лишенный недостатков, но потерял характерные черты собственной личности. Он лишился того, что принято называть человечностью. И в этом, пожалуй, заключалась главная потеря.
- Ну что, теперь-то ты начинаешь мне верить? - спросила Рейчел, которая стояла обнаженной за его спиной и гладила его плечи.
Образовавшийся в ванной от горячей воды пар затуманивал его отражение в зеркале. Роберт повернулся к женщине:
- Медленно и с некоторыми оговорками.
Она улыбнулась и, чтобы ободрить его, произнесла:
- Лиха беда начало!
Они вместе помылись в душе, а потом отправились в спальню. Там Рейчел распахнула окна.
- Мне нравится шум дождя.
Они занялись любовью. После этого они лежали в объятиях друг друга и размышляли - каждый о своём. Роберт продолжал опасаться возобновления болей и пытался свыкнуться с тем, что отныне завтраки, обеды и ужины превратились для него из необходимости в ненужную формальность. Кроме того, его забавляло то обстоятельство, что ему больше не надо обращаться к парикмахеру - его волосы, по словам Рейчел, должны были сохранить ту самую длину, которую имели в день перехода. Если у него сломается зуб, то взамен вырастет новый.
- Как ты себя чувствуешь? - поинтересовалась Рейчел.
- Я хочу есть.
- Ничего подобного. Тебе это просто кажется. Это всего лишь рефлекс, и чтобы преодолеть его, понадобится время.
Роберт улыбнулся и с сомнением взглянул на нее.
- Мне не слишком просто все это усвоить. Когда мы вернулись сюда, я взглянул в зеркало и, честно говоря, себя не узнал. Вернее, показался себе ненастоящим, как. впрочем, каким-то нереальным мне кажется и то, что со мной произошло.
Рейчел кивнула.
- Там, в переулке, я рассекла запястья и у тебя, и у себя.
Она подняла руку вверх и продемонстрировала ему свою руку. Пореза не было, оставался один лишь маленький, едва заметный шрамик.
- Ну а теперь твоя очередь, - подзадорила она его, - взгляни на свою руку.
Роберт вспомнил, как он всасывал благословенную красную жидкость, давшую ему силы жить дальше. Эту алую животворную влагу, которая опалила небо и зажгла в желудке костер. Он перевел взгляд на свое запястье - на нем ничего не было.
- Регенерация, так, кажется, это называется?
- Правильно.
- Никак не могу поверить, что трансформация завершилась.
- Естественно. Но советую тебе побольше доверять своим инстинктам и на время забыть логику. А рассуждать о законах природы предоставь умникам, которые ничего не знают.
- И все равно в голове у меня каша. Я ведь по-прежнему склонен считать, что я - Роберт Старк, обыкновенный парень, точно такой же, каким был вчера.
- Увы, это не так. Тот Роберт Старк, каким ты был вчера, умер. Ты мертв.
- Но я все еще был жив, когда ты меня нашла.
- Только не в привычном смысле этого слова. Если бы ты находился в больнице, там бы решили, что признаков жизни ты не подаешь.
- Но я говорил с тобой, пил твою кровь, наконец.
- Знаю, дорогой. - Казалось, этот разговор доставлял женщине большое удовольствие. - Помни, что я сказала тебе. Обыкновенной человеческой логики недостаточно, чтобы все это объяснить! Тебе остается лишь довериться мне. Повторяю, человек по имени Роберт Старк умер. И ты, и я - совершенно другие, отличные от людей существа. Мы не страдаем от тех многочисленных болезней тела, которые поражают простых смертных. По этой же причине нас не должны связывать нормы человеческого поведения.
Затянутая в мундир женщина принесла из кухни две чашки чая с молоком. Хэролд Дейли предложил одну из них Анне Чосер, а другую взял себе. Он расположился на маленьком деревянном стульчике прямо перед ней, а она сидела с совершенно прямой спиной в кресле напротив и, несмотря на недавно пережитый шок, держалась молодцом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});