— Нам скоро уходить.
— Почему? Корабль уже отправляется?
— Не в том дело. Эту ночь мы проведем в гостинице. Велько сказал, что мы пробудем здесь до утра.
— Виолета, вместо того чтобы так рано лечь спать, давай сходим в какой-нибудь ресторанчик и поужинаем. А то среди всей этой болтовни и поесть толком нельзя.
— Ты прав, я успела отведать только пару канапе.
— А где Джейн, ты ее видела?
— Нет.
Мы тут же начали приглядываться, обводя глазами зал.
— Смотри, Виолета, вот она.
— Какой-то плейбой запер ее в углу. Красавчик, правда?
— Не знаю. Вроде симпатичный, — сухо ответил я.
— Да ты действительно мачист!
— Нет. Просто этот тип мне не по нутру. Он выглядит как военный или полицейский, а выдает себя за кинорежиссера.
— У нас неприятности?
— Нет, но он похож на секретного агента или кого-то в этом роде.
— Он друг поэта Дражена.
— Да, я понял. Теперь всем известно, что мы на Хваре. С тем же успехом можно разместить в газетах объявление с нашим адресом. Кстати, у меня идея. У вас же есть дом на острове?
— Да, только он заперт, ведь родителей нет. К тому же он не годится для того, чтобы жить там зимой. Поэтому куда удобнее будет переночевать в гостинице, а завтра вернуться на Свети-Клемент. Утром перед отплытием я собираюсь зайти в наш дом и проверить, все ли в порядке.
— Но почему никто не присматривает за ним?
— Раньше там жила старушка, но теперь она в Асторге. Та самая, что продала рукопись Лансе. Голова у нее не очень хорошо варит, только и жди какого-нибудь недоразумения. Лучше пусть она будет подальше от Фламеля, по крайней мере, хлопот будет меньше.
— Виолета, ты выглядишь потрясающе.
— Спасибо, но извиняться необязательно. Я тоже тебя люблю.
— Ты сказала это из-за Дианы?
— Я прошу тебя лишь о доверии. Большом доверии. Верность — это собственничество, притворство и ложь. Ты мой любовник и мой друг, и я ни за что не хочу лишиться тебя как друга, поэтому единственное, что нам нужно свято хранить, — это доверие. Верность годилась для старых официальных союзов, когда супруги видели друг в друге предметы движимого имущества. Я желаю, чтобы мы были свободны, но не предавали друг друга ни помыслом, ни чувством. Тело же — всего лишь машина, инструмент.
— Но, Виолета, когда я с другой женщиной, я еще и чувствую!
— Чувствует тело. В тот день, когда ты полюбишь другую, все станет иным. Тебе нравится экспериментировать, отпивать из разных бокалов. Ты предаешься этому занятию с такой непосредственностью, что я не беспокоюсь. Такова одна из твоих потребностей. Даже Джейн больше меня переживает по этому поводу, хотя никогда в этом не признается. А я просто знаю, что ты меня любишь. Об этом говорят твои глаза. Я тоже люблю тебя, Рамон.
Я придвинулся ближе и поцеловал ее в шею долгим, жгучим, страстным поцелуем. Виолета извернулась и поцеловала меня в губы.
— Подожди секундочку, — произнесла она и направилась в угол, к сестре.
Не знаю, о чем они говорили, но друг Дражена тут же получил полную отставку.
Перебросившись еще парой реплик, сестры вернулись ко мне, и Джейн выпалила:
— Нам нужно поговорить.
У нее был озабоченный вид.
Мы втроем вышли в сад, и Виолета спросила:
— Хочешь объясниться с Рамоном наедине?
— Не говори ерунды. Нас трое, а не двое. Между нами не может быть секретов.
— Джейн, что случилось?
— Мне кажется, ты меня не любишь. Мне необходимо больше ласки, больше любви. А ты, обладая сразу двумя женщинами, позволяешь себе роскошь расширять свой гарем на стороне.
Виновато понурив голову, я словно оцепенел и онемел. Мне нечего было ответить. Джейн была права, я вел себя по-свински, но ничего не мог с собой поделать.
— Я люблю тебя, Джейн. — Вот все, что я смог выговорить.
— Да, это сразу бросается в глаза. Бесстыдник! Мне нужен мужчина, который заботился бы обо мне, каждый день занимался со мной любовью и был рядом!
Я снова не нашелся что ответить. Претензии Джейн были так обычны, так узнаваемы, словно случилась размолвка между старомодными супругами.
— Послушай… Мы могли бы стать особенными, ни на кого не похожими, но вместо этого превращаемся в надоевших друг другу супругов с их опостылевшими семейными дрязгами.
Джейн прекрасно понимала, что это правда. Теперь замерла она — то ли из-за морозного воздуха, то ли оттого, что все между нами рушилось.
Виолета смотрела на нас с нежностью. Она наблюдала за нами, и ее потрясающее умение понимать и сочувствовать притянуло нас к ней как магнитом.
Виолета улыбнулась, достала из сумочки флакон и протянула Джейн. Сперва младшая сестра посмотрела на него с отвращением, потом смирилась и выпила содержимое одним глотком. Джейн закрыла глаза, глубоко вздохнула и замерла в ожидании целительного действия универсального снадобья. Виолета извлекла из сумочки еще один флакон и дала мне:
— Выпей. Только до половины.
Я сделал большой глоток, вернул Виолете склянку синего стекла, и девушка допила остатки эликсира.
Через несколько мгновений мы втроем обнимались и плакали от избытка чувств.
— А теперь — ужинать! — скомандовала Виолета. — Я знаю ресторанчик рядом с нашим домом, там подают отличную далматинскую ветчину.
Ни с кем не попрощавшись, мы прокрались по саду и вышли на улицу.
В ресторане в конце узкого тесного проулка мы заказали ветчину, сыр и оливки в вине, запивая роскошный ужин солнечным фаросским, а еще отведали «Гекторовича» — нежнейшего сухого муската.
Ту ночь мы провели в атмосфере полной духовной близости. Несмотря на небольшие неурядицы, мы привыкли откровенно обсуждать любые проблемы, говорить на любые темы и в такие моменты открывались друг перед другом больше, чем обыкновенные супруги. Никаких секретов! Мы говорили о женщинах, мужчинах, о своих привычках, страхах, о наших совместных планах, о том, что каждый из нас видел во сне, и о нашем будущем; о возможности вечной жизни, которая для меня пока была лишь мечтой. Мои подруги уже свершили Великое делание, стали адептами философии, а я все еще оставался простым учеником, не добравшимся до философского камня. Каким будет наш союз через сто, двести, триста лет?
За это время можно пережить и усталость, и хаос, и падение великих людей, и грозные войны, и всяческие катастрофы.
— А что будет, если начнется ядерная война? Мы уцелеем?
— На такие вопросы способен ответить только Николас, — отозвалась Джейн. — Он этим интересовался и кое-что мне рассказал. Ты слышал историю Мордехая Вануну?
— Нет, хотя имя мне знакомо.