Потом Диана легонько шлепнула меня, побуждая лечь на спину, а сама уселась верхом, глядя на меня сверху вниз и насаживаясь на мой член. Она поскуливала от наслаждения; потом ее движения перешли в безудержный галоп. Временами девушка закрывала глаза, а когда открывала их, потоки слез текли по ее лицу, увлажняли рот и подбородок, катились по соскам, скапливались в озерце на животе, а потом капали мне на грудь и терялись в моем паху, где-то под простынями.
Чувственность Дианы, ее способность к наслаждению были столь заразительны, что теперь вся комната вибрировала от удовольствия. Какая женщина!
После той встречи одно ее присутствие будило во мне вспышку желания. Впрочем, тот раз оказался первым и последним. Нам просто не представилось другого случая.
* * *
Однажды вечером, когда я сидел на террасе отеля «Порин», Диана возникла у меня за спиной, точно привидение. Она посмотрела мне в глаза, поцеловала и сказала, что хочет со мной поговорить. Я подумал, что язык станет непреодолимым препятствием для нашего общения: хорватского я не знал вообще, по-английски изъяснялся с трудом, поэтому мы договорились общаться на итальянском. Впрочем, для того, чтобы понимать эту женщину, не нужно было слов. Пока Диана собиралась с мыслями, я смотрел на ее губы и мечтал о поцелуе. Юна была такая красивая, такая нежная, такая милая, что я решил — ей просто нужно выговориться и она не будет ничего от меня требовать. Эта мысль сделала меня благодушным, более благодушным, чем я был на самом деле.
Потом мне показалось, что Диана заговорит о любви, попросит о продолжении нашей связи, признается, что хочет со мной жить… И тут с ее губ сорвалось имя — Фламель.
— О чем ты? Я не понимаю.
— Я знаю человека, который готов выложить за книгу десять миллионов долларов.
Голова моя пошла кругом. Я почувствовал себя человеком, изнывающим от жажды в пустыне и вдруг увидевшим мираж, оптическую иллюзию. Я едва мог поверить в услышанное.
— Соблазнительное предложение, Диана. Трудно поверить, что ты спала со мной только из-за денег. И какова твоя доля?
— Десять процентов. Всего-навсего десять процентов.
— Послушай, красавица, я не понимаю, о какой книге ты говоришь. Вообще не понимаю, о чем речь. Тебе, наверное, нужен другой человек, другой город, другие средства убеждения. Я ничего не знаю.
Диана стала пунцовой от ярости, поняв, что ничего от меня не добьется. Ее оскорбила моя холодность; за несколько минут наша нежность превратилась в ненависть.
— Подумай хорошенько, Рамон. Знаешь, что можно сделать, имея десять миллионов долларов?
— Не знаю, и вообще деньги меня не интересуют.
— А меня интересуют.
— Кто же готов заплатить такую сумму за книгу, которой у меня нет?
— «Моссад». Но есть и другие люди, готовые удвоить предложение «Моссада».
— Португальцы, люди из ложи?
— Возможно.
Это не могли быть мои знакомые, поскольку они не догадывались, что книга в лиссабонском доме Рикардо подменена. Догадаться об этом было невозможно. Оставался только «Моссад».
Ситуация сложилась непростая. Ведь если секретные службы израильтян висят у нас на хвосте, значит, сам Фламель тоже в опасности. Необходимо как можно быстрее связаться с ним, чтобы попытаться все уладить.
Я встал и собрался уходить, но Диана принялась упрашивать, чтобы я отдал ей книгу. Она любой ценой пыталась меня смягчить: целовала мне руки, рыдала, всхлипывала у меня на груди — ив результате привлекла к нам внимание других туристов на террасе. Мне вовсе не улыбалось объясняться с Виолетой и Джейн по поводу недавнего эпизода, поэтому я повел себя жестко: решил бросить девушку здесь, заплаканную, жалкую, беспомощную. Диана устремилась за мной, умоляя о прощении и призывая еще раз подумать о предложении.
— Пожалуйста, отдай мне книгу! Если я ее не достану, меня убьют!
— Хорошую ты заключила сделку: если добудешь книгу, тебе бросят пригоршню долларов, если нет — ликвидируют. Мне очень жаль, подружка, но гибель твоя близка, поскольку такой книги не существует.
Диана задыхалась от гнева. Находясь на грани отчаяния, она продолжала спорить и препираться со мной почти до самой гостиницы. В двух шагах от моего обиталища мы столкнулись с Велько и его помощницей Клаудией — элегантной блондинкой, выполнявшей при Барбьери роли секретарши и подруги. Сама она тоже входила в Ассоциацию хорватских писателей. Эти двое тотчас смекнули, что происходит нечто странное. Клаудия заговорила с Дианой по-хорватски, очень резким тоном, и моя спутница не осталась в долгу. Их реплики звучали зло, отрывисто, чуть приглушенно — как будто бы на деревянный пол сбрасывали мешки с песком. Диана принялась плакать, что-то выкрикивать, а потом бросилась прочь, туда, где находился ее дом, и затерялась среди людей на приморском бульваре.
У Клаудии был смущенный вид, она смотрела на меня с упреком. Велько стал очень серьезным. Испытующие взгляды этой пары пригвоздили меня к месту.
— Зачем ты ею воспользовался, Рамон?
— Что? Я не понимаю.
— Она вопила в голос — это слышала вся Макарска, — что ты ее изнасиловал, что она заявит на тебя в суд. Ты можешь получить двадцать лет тюрьмы.
— Погодите, погодите, что она несет? Это неправда, полная чушь. Эта женщина добивается совсем другого. Велько, она просила у меня «Книгу еврея Авраама».
— Не продолжай. Я все понял.
Велько повернулся к Клаудии и объяснил ей, что произошло. Клаудия в ярости ударила кулаком по раскрытой левой ладони, потом сложила руки, прося у меня прощения. Я печально понурил голову.
Мы медленно двинулись к бару гостиницы.
На террасе пили кофе Виолета, Марина и Джейн. Не успели мы подняться по ступенькам, как Марина, издали заметив нас, попрощалась с девушками и ушла. У нас был такой серьезный вид, что мои подруги сразу поняли: что-то стряслось.
Я рассказал им о случившемся, хотя не знал, насколько Велько Барбьери посвящен в тайны «Книги». Я совершенно не знал этого человека и его взаимоотношений с семейством Фламелей. Но, заметив, что Виолета не пытается меня прервать, я убедился, что сестры по-настоящему дружны с Велько и что Барбьери с Клаудией посвящены во многие наши секреты. Обвинение в изнасиловании заставило меня рассказать обо всем.
Велько объяснил, насколько велика опасность. «Моссад» при поддержке американцев волен действовать, где захочет. Впрочем, в Хорватии у него могут возникнуть проблемы, стоит Барбьери позвонить старым друзьям, занимающим высокие посты в правительстве.
— Мы должны сами со всем разобраться. Мы не можем привлекать к себе внимание.