Но надо на всякий случай все же предупредить отца. А уж потом он посмеется над собой и поворчит на тех, кто все это выдумал.
Алан дотянулся до костылей, прислоненных к стене у кровати, и встал. Спасибо Венделлу, он уже немного освоился с протезами и до кабинета отца добирается намного быстрей, чем на прошлой неделе.
Но, открыв дверь, он понял, что опоздал. Свет погашен, и комната пуста.
Совещание закончилось чересчур быстро, и все трое уже ушли. Он так погрузился в свои мысли, что не слышал, как отъезжали машины, да и спальня его в другом конце дома от стоянки.
Он щелкнул выключателем и вошел в кабинет.
Подошел к столу и сам удивился, как легко у него получилось сесть. Попробовал было позвонить отцу на сотовый, но он был отключен. Алан с минуту посидел, не зная, что делать дальше. Отец не сказал, куда едет. А за руль сел, вероятно, сам, потому что ночью предоставлял Джонаса в полное распоряжение сына.
Правда, он мог поехать на машине Колберта Гибсона или этого Дейва Ломбарди и сейчас находится в их компании. Алан не знал номеров их мобильных, но, когда приедет Бодизен, он наверняка сумеет их найти.
Тут его взгляд упал на шкатулку кедрового дерева с серебряными накладками. Похожа на ящик для сигар, и, должно быть, отец поставил ее сюда недавно, потому что днем Алан ее точно не видел. А зачем, интересно, ведь отец и сам не курит, и никому не позволяет курить в своем присутствии.
Может, это подарок президенту Сберегательного банка Первого флага от потенциального компаньона или от благодарного клиента?
Алан потянулся и открыл крышку. Внутри ящика были не сигары, а диктофон. Вероятно, отец с его помощью делает заметки или диктует письма, чтобы потом дать распечатать секретарше. На диктофоне горела красная лампочка, значит, запись работает. Зачем отцу записывать свой разговор с Гибсоном и тем, другим, которого он представил как патологоанатома? Скорее всего, это получилось случайно. На внутренней стороне крышки был какой-то выступ. Видимо, отец во время разговора машинально открыл и закрыл крышку и этот выступ нажал на запись.
В иных обстоятельствах Алан бы закрыл ящик и ушел, решив, что это его не касается. Но теперь, после тревожного звонка Джима и после того, как он посмотрел файл Гибсона на компьютере, дело приобрело иной оборот.
Он вытащил диктофон, выключил запись и перемотал пленку. Потом нажал на воспроизведение. Не иначе аппаратик очень мощный, потому что, несмотря на то, что он находился в деревянном ящике, запись была очень четкой.
Голоса Алан узнал без труда.
Коэн. Ничего?
Гибсон. Я велел второй раз обыскать дом. Ничего.
Коэн. Черт! Вы слишком поторопились убрать старика. И в итоге от противника наших планов мы избавились, а проблема осталась. Надо было прежде найти документ.
Ломбарди. Я тут ни при чем. Я только предложил способ. Нет лучше средства инсценировать смерть от сердечного приступа, чем укол эфира. Теначи был в годах, так что диагноз вполне оправданный. К тому же вскрытие я делал сам. Мы знали, что тело кремируют, поэтому никаких осложнений быть не могло.
Коэн (запальчиво). Однако же они есть! Этого психопата Джеда Кросса хлебом не корми – дай кого-нибудь убить. Он решил, что документ найдет потом. И не нашел.
Гибсон (оправдываясь). Что ты на меня смотришь, Коэн? Мы же вместе так решили. Джед много раз делал для нас работу и всегда более или менее чисто.
Коэн (торопливо). Ладно, ладно, все равно сделанного не воротишь. И старика тоже.
Гибсон (с беспокойством). И что ты намерен предпринять?
Коэн (нетерпеливо). А ты сам подумай. Джим Маккензи – единственный наследник и явно ничего не знает об этой бумаге. Иначе уже явился бы требовать денежки, ведь он теперь на мели. Мне даже пришлось дать ему работу, на всякий случай пусть будет у меня на глазах. Но риск слишком велик. А если с ним что-нибудь случится, тогда мы точно сможем успокоиться. Документ останется гнить там, куда дед его спрятал.
Гибсон (близок к панике). По-моему, второй раз идти этим путем нельзя.
Коэн (решительно). Идти можно любыми путями. Запретных путей для нас в мире нет.
Ломбарди (повысив голос). Опомнись, Коэн. Не перегибай палку.
Коэн (в неудержимом гневе). Не ори, идиот! Ты понимаешь, что я не могу рисковать? Я должен быть уверен, что никто не заявит прав на эту землю. Если он смекнет, что́ у него в руках, то уж не продешевит, не сомневайтесь.
Пауза на раздумья.
(Снова овладев собой.) Нет. Это единственный путь. Надо найти человека, который этим займется. Он же на вертолете постоянно летает, а вертолет – машина ненадежная. Они каждый день бьются по всему свету. Или придумайте еще что-нибудь, мне все равно, был бы результат.
Если прежде в доме царила абсолютная тишина, то теперь, даже во время пауз, она казалась Алану какой-то гулкой. Возможно, от гула в ушах. Потом опять послышался голос Коэна.
Коэн (тихо, вкрадчиво, убедительно). Если провернете это дело как надо, все ваши тревоги забудутся, можете мне поверить. Ты получишь назад свое признание, а ты…
Пауза.
(Видимо, повернувшись к Ломбарди.) С тебя спишу твой долг. По-моему, дело того стоит.
Снова пауза на размышление. На сей раз только для двоих.
Звук отодвигаемого кресла.
Сразу за ним – двух стульев. Совещание окончено.
(Безапелляционно.) Значит, договорились. Держите меня в курсе. (Мыслями уже не здесь.) Прошу прощенья, но мне пора. Меня ждет одна юная особа в Седоне.
Шаги. Мертвая тишина.
Происшедшее было для Алана чем-то вроде взрыва или землетрясения. Все пережитое в жизни до этого момента показалось сущим пустяком по сравнению с тем, что он случайно услышал из маленького аппарата на письменном столе. Он и раньше знал, что отец его далеко не святой. Да и не бывает святых в кругу деловых людей. Чтобы пробить себе дорогу в финансовом мире, нужны железная решимость и отсутствие всякой щепетильности.
Но должны же быть на свете вещи, которыми торговать нельзя?! Этот человек всегда был его единственной опорой. Именно он наряжался Санта-Клаусом и клал ему подарки в чулок, именно его он с детства привык считать лучшим из лучших.
А теперь все самые счастливые моменты его жизни перечеркнуты, разрушены, уничтожены словами, донесшимися из этого диктофона.
Алану подумалось, что никто, ни один человек не заслуживает подобных откровений. Не дай бог никому из людей узнать, что его отец – убийца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});