Читать интересную книгу Мемуары - Ш Талейран

2 апреля я созвал сенат, и вечером, в 7 часов, я принес императору Александру то памятное решение, которое я дал подписать всем лицам, в него входившим. Оно объявляло о низложении Наполеона и о восстановлении Бурбонов с конституционными гарантиями.

Я должен сказать, что император Александр был поражен, когда среди сенаторов, требовавших восстановления Бурбонов, он увидал имена нескольких лиц, голосовавших за казнь Людовика XVI.

После того как было вынесено это постановление сената, Бурбоны могли считать, что они восстановлены почти мирным путем, правда, не на престоле Людовика XIV, но на троне, прочно установленном на истинно монархических и конституционных основаниях, которые должны были сделать его не только непоколебимым, но и неприступным.

Я знаю, что все, только что мною описанное, многим не понравится, так как я разрушаю, как мне кажется, значение всех тех мелких стараний, которыми хвалилось множество лиц, преданных Бурбонам, считая, что они содействовали их восстановлению. Но я высказываю лишь свое мнение, и оно сводится к тому, что это восстановление не может быть приписано никому в особенности и что я повинен в нем не больше, чем другие. Я мог сказать русскому императору, доверие которого я заслужил усилиями долгих лет: "Ни вы, ваше величество, ни союзные державы, ни я, которому вы приписываете некоторое влияние,-никто из нас не может дать Франции короля. Франция побеждена, и побеждена вашим оружием, и тем не менее даже вы не обладаете сейчас достаточной для этого властью. Какой-нибудь навязанный король может быть создан интригой или силой, но того и другого недостаточно. Чтобы установить нечто прочное и заставить принять это без возражений, надо действовать на основании какого-нибудь принципа. С ним мы будем сильны и не встретим никакого сопротивления; во всяком случае все возражения должны будут в ближайшее время исчезнуть; но есть только один принцип: это Людовик XVIII-законный король Франции".

Благодаря политическим связям, которые я сохранил или завязал вновь, у меня было то преимущество, что я имел возможность указывать иностранным государям, что они могут сделать, а мое многолетнее знакомство с государственными делами позволяло мне распознавать и хорошо понимать потребности и желания страны. Конец моей политической жизни был бы прекрасен, если бы на мою долю выпало счастье быть главным орудием, навсегда обеспечившим Франции, после восстановления престола Бурбонов, ту мудрую свободу, которой должен пользоваться великий народ.

Я упустил сказать, что в заседании 1 апреля сенат объявил, по моему предложению, об образовании временного правительства (4).

После своего низложения, объявленного сенатом в заседании 2 апреля, Наполеон увидал, что ему остается лишь вести переговоры с союзными государями о положении, которое будет для него отныне создано. Коленкур прибыл с двумя маршалами Наполеона в Париж для ведения этих переговоров. Они очень достойно выполнили это тягостное поручение. За несколько дней перед тем, того же 2 апреля, Коленкур уже являлся из Фонтенебло в Париж, чтобы защитить права Наполеона. В момент, когда я отправлялся в этот день в сенат, чтобы провести низложение Наполеона, Коленкур, с которым я только что имел долгий разговор в присутствии императора Александра, Нессельроде и нескольких других лиц и который с жаром и мужеством защищал интересы Наполеона, заявил мне: "Что же, если вы отправляетесь в сенат с целью провести низложение императора, то я также явлюсь туда, чтобы его защитить". Я ответил ему в шутливом тоне: "Хорошо, что вы меня предупредили: я отдам распоряжение задержать вас здесь, в моем доме, до моего возвращения".-"Вы понимаете,-ответил он мне в том же тоне,-что если бы я действительно предполагал это сделать, то я остерегся бы вам об этом сообщать. Я слишком ясно вижу, что нет средств к его спасению, так как вы все против меня".

В результате переговоров между союзными державами и временным правительством, с одной стороны, и уполномоченными Наполеона, с другой, было достигнуто соглашение, которое ставило императора и его семью в благоприятные условия и даже щадило их достоинство, как это видно из употребленных в нем выражений. Декларация союзников была составлена следующим образом: "Желая доказать императору Наполеону, что всякая враждебность с их стороны прекращается с того момента, как исчезает необходимость обеспечивать покой Европы, и что они не могут и не желают забыть о том месте, которое принадлежит Наполеону в истории его века, союзные державы отдают в полную собственность ему и его семье остров Эльбу. Они обеспечивают ему шесть миллионов дохода в год, из коих три миллиона предназначаются ему и императрице Марии-Луизе и три миллиона остальным членам его семьи, именно: его матери, братьям Жозефу, Луи и Жерому, его сестрам Элизе и Полине и королеве Гортензии, которая будет считаться его сестрой, принимая во внимание ее отношения с мужем".

Позднее в это распределение было внесено изменение, так как императрица Мария-Луиза не последовала за императором Наполеоном; было установлено следующее распределение: император получает два миллиона; его мать-триста тысяч франков; Жозеф и его супруга-пятьсот тысяч франков; Луи-двести тысяч франков, Гортензия и ее дети-четыреста тысяч франков;

Жером и его супруга-пятьсот тысяч франков; Элиза-триста тысяч франков и Полина-триста тысяч франков.

Временное правительство, со своей стороны, присоединилось к этому акту в следующей декларации:

"Так как союзные державы заключили договор с его величеством императором Наполеоном, причем в этом договоре содержатся такие постановления, в осуществлении которых должно участвовать французское правительство, и так как в отношении этого вопроса имели место взаимные объяснения, то временное правительство Франции, желая действительно содействовать всем мероприятиям, принятым с целью придать происшедшим, событиям особый характер умеренности, величия и великодушия, считает своим долгом объявить, что оно присоединяется к нему в той мере, в какой это требуется, и гарантирует во всем, что касается Франции, выполнение постановлений, содержащихся в этом договоре, подписанном сегодня гг. уполномоченными высоких союзных держав и его величества императора Наполеона",

Мне выпала честь стоять, в силу декрета от 1 апреля, во главе временного правительства, которое вело в течение нескольких дней дела Франции. Я не стану говорить здесь о всех постановлениях этого правительства, так как они опубликованы; в некоторых из них чувствуется блестящее перо Фонтана, а так как я уже назвал одно лицо, то я рад напомнить также об услугах, оказанных Франции в этот период герцогом Дальбергом и маркизом Жокуром. Я считаю это своим долгом, замечая обнаруживающуюся теперь склонность забывать мужественных людей, которые тогда так благородно посвятили себя спасению родины.

Наполеоновская империя была разрушена в один час; уже возникло Французское королевство, и малочисленному по составу временному правительству все давалось без труда; оно нигде не встречало препятствий; нужда в полиции, потребность в деньгах не чувствовались ни одного мгновения, и удавалось прекрасно обходиться без них. Все расходы временного правительства, существовавшего семнадцать дней, и суммы, затраченные на вступление короля в Париж, были внесены в годовой бюджет в размере двухсот тысяч франков. Правда, нам все помогали. Я убежден, что расходы офицеров армии, которые я заставлял их делать, направляя их с одного конца Франции на другой, им до сих пор не оплачены.

12 апреля 1814 года граф д'Артуа, за которым я отправил в Нанси Витроля, совершил свой въезд в Париж и принял звание наместника королевства. Я нашел его так же благожелательно расположенным ко мне, как ночью 17 июля 1789 года, когда мы разлучились и он отправился в эмиграцию, а я бросился в тот водоворот, который привел меня к руководству временным правительством. Странные судьбы!

Обязанности, связанные с моим положением, задержали меня в Париже и не позволили отправиться навстречу Людовику XVIII. Впервые я увидел его в Компьене. Он находился в своем кабинете, куда меня провел Дюра. Король, увидав меня, протянул мне самым любезным образом, даже сердечно, руку и сказал: "Я очень рад вас видеть; ваш род и мой восходят к одной эпохе. Мои предки были более ловки; если бы более искусными оказались ваши предки, то теперь вы сказали бы мне: возьмите стул, придвиньтесь ко мне и поговорим о делах; но вместо того я говорю вам: садитесь и побеседуем".

Вскоре затем я доставил удовольствие своему дяде, архиепископу реймскому, передав ему любезные слова короля относительно нашей семьи. В тот же вечер я повторил их находившемуся в Компьене русскому императору, который с большим интересом спросил меня, остался ли я доволен королем. Это его подлинное выражение. Я не имел слабости сообщить начало этого разговора другим лицам. Я дал королю подробный отчет о положении, в котором он найдет дела. Этот первый разговор был очень продолжителен.