Читать интересную книгу Muto boyz - Павел Тетерский

— Да, чикса. Уже третий месяц езжу и всё никак не могу пройти.

— Слушай, а там ведь рядом хозтовары?

— Да.

— Купи, пожалуйста, кран на кухню. У нас вода опять капает, уже вторые сутки.

— Конечно, куплю. Спи. Я и сам помню.

Сам я, разумеется, не помнил про этот идиотский кран. Несмотря на то, что капли из кухни уже вторую ночь подряд мешали мне засыпать. Я пытался чинить его уже дважды — ходил в магазин, покупал прокладки и новые крантики. Менял, скручивая к проштрафившуюся сантехнику чёрным разводным ключом. Оба раза новых прокладок-крантиков хватало на месяц — да, она была права, кран действительно надо было менять целиком. Потому что он меня просто достал, этот долбаный кухонный кран. Он меня просто заимел на все сто, окончательно и бесповоротно.

— Поедем в Париж весной?

Она уже спала. Мне бы всё равно не дали визу.

Я поворочался в постели, выискивая наиболее удобное положение для тела. В конце концов обнял Настю и задышал ей в затылок. На сей раз я ошибся — сон пришёл быстро, практически сразу же. Я понял это, когда передо мной заплясал радикально-фиолетовый Чикатило, с видом извращенца-скинхеда скручивающий голову несуразному и непропорционально вытянутому кухонному крану.

ГЛАВА 99

ЗООПАРК: Шиш Брянский

АВТОСАЛОН: лысая резина

ТРАНКВИЛИЗАТОР: водка и виски

Снег наглел, как мировой экстремизм, смешивал краски. Тыкался в лобовое стекло мокрой субстанцией. Я крутил непривычную после «Дэу» кондовую баранку и вспоминал, как шесть лет назад Отец жаловался на лысую резину. Тогда лысая резина от начала до конца являлась продуктом деятельности воспаленного и перетруженного обывательскими ценностями мозга Отца, а теперь вот продукция Ярославского шинного завода действительно давала сбои на скользкой трассе. Её время вышло — любое время когда-нибудь выходит, приходит или переходит в другие состояния.

Надо было ехать на «Дэу», на которую я заблаговременно поставил зимний «мишлен». Ноя не мог ехать на «Дэу» на встречу с Чикатилой — это выглядело бы как-то неправильно, фальшиво, что ли.

Хотя я мог ошибаться, и на самом деле фальшью было именно то, что я делал в тот момент, пытаясь разглядеть сквозь эту долбаную стихию хотя бы намёк на очертания трассы. Человек, который везде ездит на «Нексии», приезжает на бенефис Чикатилы на забытой «копейке», которую не сдаёт в металлолом только из глупой верности прошлому. Какая-то дешёвая, банальная ситуация. Встреча старых друзей, один из которых стал преуспевающим «молодым и энергичным», а другой — мошенником европейского уровня. Мушкетёры двадцать лет спустя — двадцать лет или пятнадцать месяцев, какая разница. За год ведь иногда может произойти столько всякого дерьма, сколько у других не происходит за двадцать, за тридцать и за сорок.

Я едва не проглядел синий указатель с надписью «Перелески» — каприз природы зашифровал его почти идеально, как и всю остальную реальность. Я по-педерастически деликатно, чтобы не занесло, дал по тормозам, и «копейка» остановилась метрах в двадцати за нужным поворотом. Пришлось сдавать назад.

Чикатило говорил, что огни дома отдыха «Перелески» замаячат от самого поворота, но в такую погоду вообще ничто нигде не маячило, все маяки отправились в отпуск до конца этого треклятого форс-мажора. Я нащупал в кармане розовые таблетки для кролика — сам не знаю зачем, я ведь прекрасно знал, что они там.

Кролику моей сестры шёл уже седьмой год, он редко перебирал ногами и круглые сутки половой тряпкой валялся в углу, смиренно ожидая великого перехода в свою кроличью Шамбалу. Он был старым, как скелет птеродактиля, и по животным меркам считался долгожителем: шесть лет у них обычно — верхняя граница, предел, upper point. Как стольник у воркующих горцев, пасущих овец в лермонтовских местах.

Я осознавал, что с начала нашей с Чиком трудовой деятельности успела пройти чья-то жизнь. Это осознание существовало вне зависимости от контекста, отвлеченно и индифферентно — без плюсов и минусов, вообще без всякой эмоциональной окраски. От отсутствия этой самой окраски иногда начинало депрессовать, но ненадолго.

Чикатило позвонил — вот странно-то — не ночью, а во вполне реальные 20.00, а может, 20 с «копейками». Не важно. Он начал издалека, а точнее, с этих самых заячьих витаминов, спросил, жив ли ещё старый кролятина и кормят ли его до сих пор розовым наркотиком «пинки». Я ответил, что только благодаря этому наркотику кроль ещё не отдал богу душу, и тогда Чик перешёл к главному.

— Отлично, — сказал он, — да это же просто великолепно. Здесь так много уродов, и я ломаю свою фиолетовую голову на тему: какой острый юмор можно с ними учинить…

— Я не понял… — На самом деле я прекрасно понимал, а точнее, чувствовал территориальную близость Чикатилы (так бывает со старыми друзьями), но боялся в это поверить. — Ты что… ты здесь, что ли?

— Ну, не совсем здесь… Я в какой-то подмосковной перди, которая называется домом отдыха «Перелески». Если ты приедешь сейчас же с витаминами для кроликов, мы здорово посмеёмся. Я тебе звонил — что-то около недели, я был настойчив, как отбойный молоток, но твой телефон так же настойчиво игнорировал мои скромные звонки…

— Я знаю. Нас не было дома, только приехали. Всё никак не соберусь купить аппарат с автоответчиком. Мы уезжали на две недели — на Эльбрус со сноубордическим туром…

— Bay. Ты научился ездить на доске.

— Я вообще на многом научился ездить. На людях, например.

— Фи, батенька, я не хочу общаться на эту тему. В вашем голосе слышится нескрываемая депрессия и злая ирония по отношению к самому себе. Забейте на все и дуйте сюда.

Потом Чикатило долго объяснял, сколько и по какому шоссе ехать, где сворачивать и как отличить огни «Перелесков» от других огоньков, обитающих по соседству. Настя курила одну за одной с видом брошенной болонки, потому что понимала, что в ближайшие несколько дней семейный очаг понесет временные пятидесятипроцентные потери — я буду находиться в другом месте, скорее всего, пьяный или обдолбанный. А может быть, пьяный и обдолбанный одновременно. Такие предчувствия обычно проскакивают в девичьих головах шальной искрой, из которой впоследствии разгорается пламя семейных скандалов.

— Я буду ждать вас на крыльце. Я буду ходить взад-вперёд, как обкуренный маятник, и ждать вас, — проорал напоследок Чикатило и бросил трубку. Он плевать хотел на мои семейные отношения.

…Я подъехал к слабо освещенному гадюшнику средней паршивости — из тех, в которых есть дорогой ресторан с местным бычьем, но финская сауна с девками работает только для своих, а в номерах со стен иногда сыплется засиженная тараканами штукатурка. Вообще-то я всегда предпочитал держаться в стороне от таких клоак. Чикатило, кстати, тоже, наверное, его загнало сюда что-нибудь экстраординарное, не иначе. Хотя его звонок (и тон) и так намекал на нестандартность происходящего. Я специально не стал ничего выпытывать по телефону. Если вам предстоит долгая и нудная дорога, которую нечем скрасить, — у вас почти всегда есть шанс скрасить её неизвестностью.

Фигуру Чика, оловянным солдатиком маячащую на крыльце, я заметил издалека, несмотря на погодные условия. По-моему, я заметил её даже раньше, чем само крыльцо, чем уныло-серый корпус, из которого оно вырастало каким-то неестественным шестым пальцем. Фиолетовая швабра (отросшая и начёсанная солнышком) светилась ярче всех тусклых лампадок, изображающих фонари — а может, мне просто так показалось-приглючилось, я не знаю. Первой моей мыслью было: почему никто до сих пор не дал ему здесь пи…ды? А второй мыслью я вдруг понял, что я безумно рад — просто до коликов. Я так соскучился по этому лохматому ублюдку.

Я издалека посигналил и пришвартовал «копейку» рядом с чьим-то до идиотизма огромным «навигатором». Чикатило запрыгал и запричитал какую-то радостную тарабарщину. Из-за шторы на первом этаже высунулось одутловато-опешившее лицо — по-моему, оно даже покрутило пальцем у виска.

— Здорово, придурок!

Мы прыгнули друг на друга, как пара кенгуру, претендующих на одну и ту же сумчатую секс-бомбу, и с минуту топтались живым комом. Лицо однозначно подумало, что мы — пара педерастов.

— Рад тебя видеть, хренов яппи.

— Аналогично, ушлый торчок.

— Я — не торчок, — объявил Чикатило. — Я — писатель, успешно дебютировавший и, можно сказать, вызвавший мини-сенсацию среди литературных фриков.

Я отцепился от Чикатилы и завис в пространстве как вкопанный.

— Что!? Ты… У тебя получилось?

Точно так же Шура Балаганов спрашивал у Бендера про блюдечко с голубой каёмочкой. В отличие от Остапа, правда, у Чикатилы не было никаких пошлых понтов — может, потому, что он заработал не миллион, а всего лишь что-то около пятидесяти штук.