Эмма пролетела через комнату, отперла дверь и застыла на пороге. Пол стоял у камина, низко склонив голову. Было видно, что душевные муки одолевают его.
– Пол…
Он поднял свою темноволосую голову и внимательно посмотрел на нее. Эмма медленно подошла к нему.
– Мне хотелось бы кое-что вам сказать.
Он кивнул головой, сочувственно глядя на нее.
– Я знаю, что возложил на вас бремя принятия решения, но только потому, что хотел быть абсолютно уверенным в вас и ваших чувствах. Мне хотелось бы, чтобы вы сами были уверены в себе.
Эмма протянула руку и тронула лацкан его мундира, ее губы дрожали, зеленые глаза потемнели. Она утратила дар речи и не осмеливалась заговорить с ним о своих чувствах. Пол схватил ее руку и, целуя пальцы, сказал:
– Какая маленькая любимая рука.
– О, Пол!
Ее лицо, пылающее любовью, сказало ему все без слов. Он прижал ее к себе и поцеловал долгим поцелуем в губы. Потом он подхватил ее на руки и отнес в спальню, ногой захлопнув дверь за собой. Он опустил ее на кровать и сел на край постели.
– Скажи это, дорогая! – хрипло приказал он. – Скажи!
Его горящие глаза в упор смотрели на нее.
– Я люблю тебя, Пол.
– И?
– Я хочу тебя!
– О, Эмма, Эмма. Ты всегда этого хотела, дорогая. Неужели ты сама этого не поняла? Этому суждено было случиться с того мгновения, как мы впервые взглянули друг на друга.
Он провел пальцем по ее щеке.
– Я знал это. Но ты тоже должна была это осознать сама, и только потому я не форсировал события этим вечером. Я хотел, мне было необходимо, чтобы ты пришла ко мне по своей собственной воле.
Он встал, расстегнул портупею и швырнул ее в сторону. За ней последовали мундир, галстук и рубашка. Пока он раздевался, Эмма неотрывно смотрела ему в лицо, ее страх рассеивался, и она подумала: „Я никогда раньше не видела перед собой полностью обнаженного мужчину. У него превосходное тело, загорелое и мускулистое, широкие плечи и грудь, длинные ноги, плоский живот”.
– Снимай свой халат, любовь моя, – мягко сказал он, шагнув к ней.
Он накрыл собой ее тело и, сжимая в объятиях, улыбнулся прямо в ее ожидающее лицо.
– Как жаль разрушать это экзотическое сооружение, – проговорил он, вынимая шпильки, которыми были сколоты ее волосы.
Распущенные волосы заструились по хрупким, как бесценный фарфор, плечам Эммы, слегка розоватым в теплом свете ламп, и ее очарование как никогда полно раскрылось Полу. Он погрузил пальцы в тяжелые пряди и, пропустив пальцы под ее шею, приподнял голову Эммы. Их губы встретились, и он смаковал теплоту и свежесть ее губ. Они оба были охвачены страстным желанием, подавляемым долгие недели. Пол переместился губами в ямочку у основания шеи, осыпая поцелуями ее плечи, груди, глубокую ложбинку между грудями. Его сильные пальцы скользили по ее гладкой коже, лаская каждый уголок ее тела до тех пор, пока он не ощутил, что она охвачена таким же неистовым желанием, что и он сам.
Эмму заливало непривычное тепло, все ее существо горело в огне. Ее тело выгнулось дугой и устремилось к нему. Оно жаждало принадлежать ему, слиться с его телом. Эмма наслаждалась его телом и своим собственным, она была удивлена, с какой легкостью улетела прочь ее холодность, будто ее никогда и не было. Она с охотой отдавалась ему Целиком, без остатка, страстно отвечая на его поцелуи и подчиняясь каждому его движению.
С некоторой долей удивления Пол обнаружил почти полное отсутствие у нее сексуального опыта. Это глубоко тронуло его и вызвало новый прилив возбуждения. Казалось, что он первый мужчина, обладающий ею. Но одновременно Пол ощутил глубоко спрятанную в Эмме чувственность, и он удвоил усилия, чтобы разбудить дремавшую в ней страстность, доведя ее желание до такой степени, что она отвечала своим телом на каждое его прикосновение, громко повторяла его имя, отдавая ему свою любовь.
Наконец Пол с рвущейся наружу страстью овладел ею, но его нетерпение гасилось неизмеримой нежностью. Шелковистые руки и ноги обвили его. Мягкие и невесомые, они увлекали его все глубже и глубже, пока он не погрузился с головой в голубые волны, пропитанные солнечным светом. Быстрее вниз, в темные зеленые глубины цвета ее глаз, еще глубже в бездонный океан. Волны сомкнулись над ним. Удары сердца гремели в его ушах, ему казалось, что он теряет сознание, уходя вместе с нею в бесконечность. Он чувствовал теплую обволакивающую мягкость ее плоти, ее бедра и напрягшиеся груди крепко прижимались к нему, бархатистые пряди волос струились между его пальцами. О Боже! Вот в чем единственный смысл в жизни! В слившихся друг с другом мужчине и женщине, в полном единении двух тел, двух любящих душ. Завершились, наконец, его бесконечные искания. Бескрайнее счастье, так долго обходившее его стороной, теперь вздымалось в нем, возрожденном в своей любви к ней. Он всплывал, увлекая ее за собой на поверхность. Назад, к солнечному свету! Но она сама тот свет, чистый золотой свет!
Пол открыл глаза и взглянул на Эмму. Он увидел нескрываемое удовлетворение, написанное на ее лице, бьющуюся на шее жилку, широко распахнутые зеленые глаза, с обожанием смотрящие на него. Ее лицо казалось таким невинным и беззащитным, что глаза Пола неожиданно наполнились слезами. Он прижал ее к себе и нежно поцеловал, клянясь, что ни за что на свете не расстанется с нею. Эмма лежала, положив голову ему на плечо, ослабевшая от пережитой эйфории, она купалась в своей любви к нему. Умиротворение после впервые пережитого чувства переполняло ее, и ее глаза выражали удивление, когда она вспоминала о той перемене в себе, которой он сумел добиться; радость, принесенную ей Полом, а ее сердце разрывалось от любви к нему. Ее рука покоилась на его груди, и, глубоко зарывшись пальцами в покрывавшие ее черные густые волосы, Эмма подумала: „Казалось бы, он самый обычный мужчина, но я с ним совершенно иная”.
Пол провел рукой по ее пышным волосам и, целуя их, думал о том, что до нее у него было немало женщин, но, подобно тому, как недавно ему подумалось, что он – первый мужчина, овладевший ею, сейчас он чувствует, что она – единственная, кому он по-настоящему принадлежит. Она вошла в его плоть и кровь, и он теперь никогда не освободится от нее. Свет в его потемневших глазах померк, и он угрюмо смотрел в пространство перед собой.
– Эмма, любимая…
– Да, Пол?
– Я женат.
Рука, лежавшая на его груди, не дрогнула, и она осталась лежать совершенно неподвижно в его объятиях. Но Эмма почувствовала, что ее как будто хлестнули по лицу, и ощутила щемящую боль где-то в области желудка. Наконец, тихим голосом она промолвила:
– Надо сказать, что ты выбрал не очень подходящее время для этого ошеломительного признания.