Дак он месный, по-мойму, как говорили… шо он месный, но очень пил, и потом он заблудилса ф сваей жизни и решил вот искупить9.
Он бутто бы… там вот детей убивал, вот…10
Информант: Он [св. Никита] <…> сам себя просил – ево связали, и ево комары… и искусали до смерти.
Собиратель: Он умер от этого?
Информант: Да.
Собиратель: А зачем он это сделал?
Информант: А зачем он зделал – вроде чево-то он зделал нехорошее, и вот он сам себя наказал.
Собиратель: И он попросил, чтобы его связали?
Информант: Да, связали и «пусть у меня, эта, крофь выпьют с меня, и я умру своей смертью»11.
На формирование наиболее яркого образа убийцы повлиял и тот эпизод жития, когда Никита увидел в котле с готовящейся пищей части человеческих тел. Этот эпизод изображен и на фреске в воротной арке надвратной церкви, так что ходящие в монастырь могут наблюдать ее. Поэтому рассказ М.Г. Дурыниной дополнен соответствующей деталью:
Информант: Ну он же людей убивал и фсё такое.
Собиратель: Кого?
Информант: Ну, детей, как гъворят: стал, он стал обедать, у нево уже кажеца ручка децкая там шо… он, гъворит, убивал – так говорят, а вить я не знай [?]. Собиратель: Где кажется ручка детская?
Информант: Эта… ну, в супу там.
Самый известный жителям окрестных деревень житийный эпизод – это сюжет о самоистязании святого, отдавшего себя на съедение насекомым. В нем существенными для устной традиции оказываются следующие составляющие: во-первых, место действия. Оно обязательно конкретизируется, отмечается, что дело происходило не в каком-либо болоте, а в конкретном, которого сейчас уже нет, но которое старые жители Никитской Слободы хорошо помнят и единогласно указывают рукой за монастырь, в направлении Плещеева озера. По словам наиболее сведущих, болото находилось непосредственно за монастырем, так что его было видно из церковных окон. Болото и деревню, таким образом, разделяет обитель. Один раз нами зафиксирован топоним «Никита-болото». В житии святого тоже указывается конкретное местоположение болота – «о десную страну монастыря»12, что не соответствует указываемому местными жителями расположению.
Во-вторых, значимыми оказываются причина такого поступка и обстоятельства его. В отличие от определения места действия мотивировки не всегда однозначны, хотя основная версия близка к тексту жития: Никита раскаялся в грехах и, чтобы их искупить, отдался на съедение комарам:
Информант: А Никита вот он тоже, наверно, ушол вот в болото… в болото-то ушол тоже так же, наверно, это, как иё…
Собиратель: У него тоже грехи были? (До этого в качестве параллели к житию св. Никиты информант рассказывал о Марии Египетской, которая за грехи обрекла себя на жизнь в пустыне.)
Информант: Дак наверно. Наверно, тоже гре… (смеется). Наверно, грехи были, вот. Наверно, тоже грехи были, и он ушол вот на съеденье комарам13.
Согласно иной версии, это был не добровольный поступок – «ево это… он… приговорили на съедение, вот он на комарах»14 – эта интерпретация в меньшей степени основана на знании жития, а более ориентирована на характерный для собственно фольклорного восприятия святого мотив противостояния его враждебным силам. Отголосок такого же восприятия видим в рассказе упоминавшейся уже П.Г. Дворниковой из с. Конюцкое о своем дяде, якобы прозванном «Никита святой»:
Собиратель: Говорят, этого Никиту комары покусали?
Информант: Никита святой. А у нас тоже Никита был, так ево и прозвали Никита – комары закусали. Это щё до миня: ево наголо роздели, е… о… ево… ево комары скусали, и он… это… до нас было фсё.
Собиратель: До вас – это когда?
Информант: Да, эт когда было, уш ф каким году-то, дедушко ушол ф той мир… уш… я живу ис… уш сколько годоф есь, уш дивяносто, сынка, дивяносто есь, с четырнцто году – вот так <…>.
Собиратель: Вы сказали, Никиту связали и бросили в болото?
Информант: Да.
Собиратель: Зачем?
Информант: Да ёво… за хулиганство, што ли… он… я не знаю, как-то заблудилса, што ли, он сам што ли это зделал. Это раньше дедя сказал. Это он сам зделал чево-то, он вить помишался, наверно, он больно читал.
Собиратель: Что?
Информант: Читал… много.
Собиратель: Читал?
Информант: Да. Фее книги, фсё он… читал больно много, фее святыи, фее. Да, дочитался.
Собиратель: Это кто?
Информант: Мой он… как тибе сказать-то… дедин [дедушкин] сын… Никита. Вот ево и назвали Никита святой15.
Наконец, в-третьих, в обоих типах интерпретации не только преобладает тема мученичества Никиты, но и само слово «мучить» оказывает непосредственное влияние на формирование народного восприятия св. Никиты Столпника. То обстоятельство, что монастырь назван в честь двух подвижников по имени Никита, один из которых биографически связан и с обителью, и с местом, где она построена, а другой – святой IV века, про которого жителям окрестностей монастыря ничего не известно, приводит к сближению, а то и отождествлению их. Самоистязания преп. Никиты Столпника трактуются как «мучение» («его мучили»), следовательно, он сам воспринимается как мученик:
Собиратель: Кто такой Никита Столпник?
Информант: А это святой, вот, святой, это, мученик, и вот с их это… в этой… Вот весенний Никитын день у нас шестово числа июня – вот это вот Никита Столбник. <…> Старые люди говорили, вот, где Никиту мучили вот тамо-де, вот часовенка-то это… и… это… болото и часовенка-то была, и комары тамо-де ка и кругом.
Вот и скаът, Никиту это, мучили, на съядение комарам. Вот токо так вот скажут ко-посам [?], наверно вот, людям, и ходили там-де. Вот. Ис церквы ходили там службу… это вот… панихиду служили там фсё.
Собиратель: Не слышали, что св. Никита сидел на столбе?
Информант: Ну… этово (нрзб.) не слы… не слыхал.
Собиратель: А что его вериги были серебряными?
Информант: А это вот мучили вон. Вот там-де – вы были в монастыре?
Собиратель: Были.
Информант: Вот это… во… летняя церквы там внизу-то, вот рядом с ней тамо-де, он, наверно, тоже фсё обделано: в под… часовенка такая и подвальчик – вот там-де цепи и вот такие толщины лёжали на столики и огромные камни. Вот. Вот. Так ево закалывали в эти вот це-цепи и ка… и как заставляли вот таскать эти вот вериги там назывались вот, вериги, как гърят, как камни-то. Вот эти.
Собиратель: Никита Мученик и Никита Столпник – разные святые или один? Информант: Один и тот же16.
Тенденция к объединению двух святых Никит просматривается и у более знакомых с письменным житием информантов. В этом случае не происходит собственно отождествление двух персонажей, но они сближаются во временном и пространственном отношении. Так, Т.Н. Иванушкина, пересказывая эпизод покаяния Никиты Столпника и его приход в Никитский монастырь, назвала настоятеля монастыря, отказавшегося сразу принять Никиту в братию, Никитой Мучеником: «Он [Никита Столпник] сюда [в монастырь] пришол, а здесь был Никита Мученик – он ево не принял: „О-ой, стой три дня в воротах и проси у всех прощенья“»17. Тенденция к сближению/объединению двух Никит обусловлена и общим именем, и одним монастырем, к которому оба святых имеют отношение, и, как уже было отмечено, соотнесением эпитета Никиты Готфского «мученик» с добровольными (согласно житию, но отнюдь не всегда согласно народному восприятию) мучениями Никиты Столпника. Такое отождествление тезоименитых святых вообще характерно для народной традиции. Так происходит, например, со св. Параскевой Римской и св. Параскевой Сербской18. Праздники в честь Никиты Столпника и великомученика Никиты назывались «Микита Мученик» и «Микита Столпник». Такая «симметрия» часто находит отражение в народном календаре: ср., например, «Иван Купала» (или «Ивандень») и «Иван Постный» («Иван Покровный»); «Никола Вешний» и «Никола Зимний» и т. д. Нередко такие праздники выстраиваются в единую систему, знаменуют начало и конец какого-либо периода или просто между ними устанавливаются соответствия («от Миколы до Миколы двадцать две недели» – так измеряется протяженность зимнего периода19). Кроме того, в окрестностях монастыря почитаются Никитские источники – у каждого свой. Источник Никиты Столпника уже упоминался; между д. Городище и д. Криушкино, у Александровской горы (связанной в местном предании с именем Александра Невского) имеется источник Никиты Мученика, почитаемый местными жителями наравне с источником Никиты Столпника, но неизвестный паломникам: «Микита вот столбник здесь. <…> Под Никитским [монастырем], а Микита мучиник вот под Александрофской горой»20. При этом, как видно из примера, имя святого не столько обозначает его обладателя, сколько используется как топоним. Такое «сворачивание» сюжета вообще крайне характерно для народного сознания: сохраняется только маркер этнографического факта (обряда, мифа, содержания праздника, ритуального запрета и т. д.) в виде топонима, хрононима, фразеологизма и пр., которые затем могут «разворачиваться», причем зачастую совсем иным способом, в иной сюжет, с иным смыслом, более актуальным для данного контекста21.