Разумеется, под ней она была полностью одета. И если это само по себе, вероятно, не сильно бы встревожило ее невестку, то соображение, что надетые на Пэйтон наряды принадлежат самой Джорджиане, могло бы вызвать определенное удивление у жены Росса. Хотя Джорджиана чрезвычайно щедро одалживала свои личные вещи, она могла полюбопытствовать, с чего это Пэйтон посчитала необходимым изо всех вещей взять ее самую широкую накидку. Эта накидка так мешковато сидела на Пэйтон, что девушка выглядела в ней на несколько стоунов тяжелее, да и шлейф волочился сильнее, чем считалось модным.
Но, конечно же, все это было необходимо, чтобы придуманный Пэйтон ночью план сработал. Правда он был не особенно-то и хорош. Определенно, не из лучших ее задумок. Он не решал ни одной из множества проблем, с которыми ей, проснувшись сегодняшним утром, пришлось столкнуться, — например, то, что братья пытались заставить ее выйти замуж за мужчину, который только что избежал вынужденной женитьбы на другой. Однако это была единственная проблема, средства решения которой, как было известно Пэйтон, находились в ее распоряжении. И так как она не могла решить свои собственные затруднения, ее осенило, что было бы весьма разумно по крайней мере попробовать решить чьи-то еще. Выбравшись из кровати, она подошла к кушетке и достала из-за нее шляпку, которую она также взяла из комнаты Джорджианы. Надев ее, Пэйтон надежно завязала под подбородком широкие желтые ленты и опустила белую муслиновую вуаль, которая крепилась шелковой полосой к шляпке. Не то чтобы муслин не давал видеть, он просто делал это весьма затруднительным, и Пэйтон стало любопытно, с какой стати женщины носят такие штучки, если только их задача не уберечься от комаров.
И все же ей удалось достичь выходящих на балкон французских дверей. Понадобилась всего секунда, чтобы перекинуть ноги через балюстраду, а затем спуститься вниз по бугенвеллии, что так обильно росла вдоль всего дома. Ее приземление вышло не самым грациозным, и оно хорошенько встряхнуло ее, но Пэйтон почти сразу же оправилась. Она уже не столь юна, подумала младшая из Диксонов, какой была, когда в последний раз прыгала с этого самого балкона. Не столь юна, и также совсем, совсем не столь невинна.
Но, несмотря на невинность, Пэйтон всегда прекрасно ориентировалась в многолюдном, кишащем пиратами Нассау. Будучи девчонкой, в каждое свое пребывание в городе она развлекалась лишь тем, что шлялась по докам, заглядывала в ящики с грузами из трюмов странных заморских судов, слушала неправдоподобные россказни моряков, которыми они перебрасывались, словно индийскими мячами из каучука, да и просто напрашивалась на неприятности. Вот откуда ей было отлично известно, где находится тюрьма Нассау, перед которой она оказалась через какие-то десять минут после того, как покинула пределы владений своего брата.
Когда Пэйтон постучалась, тюремщики как раз наслаждались полуденной трапезой. Столь же выносливые, как и их заключенные — им приходилось быть такими, иначе, учитывая, какие отбросы человечества оказывались в тюрьме Нассау, побеги превратились бы из того, чем они были на самом деле — исключения — в частое явление — они не очень любезно отнеслись к тому, что их потревожили. Но увидев, что их посетитель — леди, и не просто леди, а самая известная в Нассау, та, что восстала из мертвых и которую окружал больше, чем легкий налет дурной репутации, тюремщики стали много сердечнее.
И когда «воскресшая» леди заявила о цели своего визита, они превратились в саму учтивость. Мисс желает посетить узника? Ну разумеется! Комендант тюрьмы сам проводил Пэйтон к камере. Из-за особенных обстоятельств, окружавших пленника, которого желала повидать Пэйтон, этот самый пленник был помещен не в тюрьму, как то пристало сделать, а в соседнее помещение ¬— городские конюшни. Конечно же, некоторые зароптали было, что так не следовало поступать, но, как объяснил комендант, ни в каком другом месте невозможно было разместить эту особу… если только в его собственном доме, но, пошутил комендант, его жена воспротивилась этому!
Пэйтон не думала, что конюшни — это так уж и плохо. Определенно, запах в них стоял много лучше, чем в тюрьме. А морды, прижимающиеся к решеткам, что закрывали окна, хоть и были такими же волосатыми, отличались изрядно большим дружелюбием. Дверь в камеру узника охранял приятный паренек с впечатляющими манерами, который вскочил и отвесил Пэйтон низкий поклон, стоило той только войти. И это еще до того, как он узнал, что она достопочтенная мисс Пэйтон Диксон («ага», заверил его комендант, «та, про которую думали, что она умерла»).
Сторож весьма любезно согласился разрешить короткий визит, но только после того, как он серьезно предупредил Пэйтон о чрезвычайной опасности своего подопечного. Она не должна позволять обманчиво невинной внешности узника ввести себя в заблуждение.
И с этим последним предупреждением, заверив, что он будет за дверью, что ей следует лишь позвать, и он придет, сторож открыл дверь стойла, и Пэйтон вошла в залитый солнечным светом закуток, чей пол был усыпан соломой.
Мисс Ребекка Уитби, несомненно, слышала все, что было сказано за дверью стойла, в котором ее содержали. Поднявшись с тюфяка, который кто-то предусмотрительно принес для нее, Бекки уставилась на Пэйтон, даже не пытаясь скрыть то презрение, что испытывала к младшей из Диксонов.
— Ба, — сказала она резким голосом, столь непохожим на те мелодичные звуки, которые Пэйтон привыкла от нее слышать, — да ведь это достопочтенная мисс Пэйтон Диксон, восставшая из мертвых. Ты, должно быть, стала знаменитой. В этой части света не слишком часто случаются воскрешения. — Бекки отбросила свои рыжеватые волосы. — Я невероятно польщена, что ты нашла время и нанесла светский визит такому скромному созданию, как я. Надеюсь, ты простишь меня, если я не предложу тебе освежающих напитков. В этом учреждении наблюдается прискорбное отсутствие удобств.
Пэйтон откинула белую муслиновую вуаль, стремясь лучше видеть женщину, которую она презирала столь долгое время. Мисс Уитби было необходимо заключить в таком месте, какое позволило бы держать ее отдельно от сообщников-злоумышленников, и теперь Пэйтон легко могла понять, почему. Восьми неделям тюрьмы оказалось не под силу приглушить блеск красоты Бекки Уитби. Пожалуй, она была даже прекраснее, чем раньше. Проникавшие сквозь зарешеченное окно за ее спиной солнечные лучи заставляли ее густые рыжие волосы вспыхивать живым пламенем и подчеркивали кремовый оттенок ее кожи. Беременность уже была заметна, но она скорее не столько утяжеляла фигуру молодой женщины, сколько придавала ей определенную жизнерадостность и зрелость, которую не по силам было скрыть даже бесформенному хлопковому платью, подаренному ей надзирателями.