Читать интересную книгу Первые цивилизации - Вадим Массон

Вместе с тем очевидно, что весьма архаический по формальным показателям орудийный комплекс дал столь эффективные результаты благодаря общественной организации производства, широкому и масштабному применению простой кооперации. Американские исследователи давно обратили внимание на этот аспект олмекских древностей. Р. Хейцер предложил вполне убедительные оценки, согласно которым строительство и функционирование храмового комплекса в Ла Венте должны были обеспечивать несколько тысяч человек, прокормить которых затерянный среди болот островок был не в состоянии (Heizer, 1968). По-видимому, этот центр возник и существовал как организованное сосредоточие усилий целой группы общин, объединенных системой социального и хозяйственного управления. По оценкам М. Ко, хотя, быть может, и несколько завышенным, для транспортировки гигантских блоков для каменных голов или самих голов требовались усилия не менее 1000 человек.

Рис. 66. Олмеки. Каменная голова.

Специализация деятельности в ремесленной сфере безусловно имела под собой экономический фундамент в виде эффективной системы производства продуктов питания. К сожалению, эта сторона функционирования олмекского общества мало изучена. Скорее всего, кукуруза, проникшая в эти низменные районы из горных массивов еще в начале II тыс. до н. э., дала в новых условиях ряд генетических мутаций (Lamberg- Karlovsky, Sabloff, 1979, p. 252), составивших селекционный фонд для развития интенсивного подсечно-огневого земледелия. Наличие на ряде памятников дренажных канав допускает возможность и каких-то работ ирригационного характера.

По основным параметрам, имея в виду ремесленную специализацию и развитие монументальной архитектуры, равно как, добавим, и монументальной скульптуры, олмекское общество явно представляло собой активно развивающуюся цивилизацию. Правда, иероглифическая письменность появилась лишь в комплексах майя, и одна из стел с текстом, датируемым 31 г. до н. э., найдена, кстати, на поселении Трес-Сапотес, бывшем важным центром в более раннюю, собственно олмекскую эпоху. В последнее время появились разработки, показывающие, что в олмекском искусстве, безусловно ориентированном на сложную и устойчивую систему символов, могла быть заложена иероглифическая иконография как своего рода предтеча письменности майя (Marcus, 1976). Однако, разумеется, это были лишь провозвестники грядущих открытий. Безусловно, олмекское общество обладало сложной социальной структурой. Его социально-политическую систему обычно реконструируют как предгосударство чифдом, или теократию (Jennings, 1983, р. 42; Lamberg-Karlovsky, Babloff, 1979, p. 245). Имеются и еще более яркие характеристики, говорящие о полуобожествленных царях, происходящих от мифологического брака женщины и ягуара и воплощенных в колоссальных головах со шлемами (Weaver, 1981, р. 83). Реальных данных по этим вопросам не так уж и много. Совершенно ясно, что масштабная организация труда выдвигала лидеров, закреплявших свое положение культовой и бытовой обособленностью. Кто бы ни был персонифицирован в гигантских головах — небожители или земные владыки, наличие боевых шлемов весьма показательно. Недаром на олмекских рельефах, найденных на периферии олмекской метрополии, имеются триумфальные сцены, где изображены победители и поверженные пленники, которым отсекают головы. Парадные головные уборы, так называемые троны, почетные паланкины указывают на внешние признаки институализации власти. Социальная дифференциация и становление сложных политических структур, как и повсюду, сопровождали в олмекском обществе формирование цивилизации.

Происхождение олмекской культуры, естественно, было предметом различных дискуссий и построений. Попытки вынести решение этого вопроса за рамки Нового Света и, в частности, подчеркивание сходства стиля жадеитовых изделий олмеков и иньского Китая (Jairazbhoy, 1974) в целом при внешней эффективности мало убедительны. Как отмечают исследователи, весьма странно, что были импортированы лишь определенные художественные каноны и был забыт колесный транспорт и металлургия (Jennings, 1983, р. 354), не говоря уже о том, что гипотетические иньские культуртрегеры странным образом перемахнули перешеек и обосновались на его атлантическом, а не тихоокеанском побережье. Более перспективны поиски внутренних движущих сил, в числе которых назывались и торговля, и религиозная идеология, и высокоэффективное земледелие (Lamberg-Karlovsky, Sabloff, 1979, p. 252 — 254). Видимо, подобные факторы должны рассматриваться не изолированно, а в сложном взаимодействии. Едва ли не существеннейшую роль играло плодородие речных почв, возобновлявшееся при периодических разливах. В условиях эффективной экономики идеологические инновации получили блистательное воплощение, были созданы архитектурные, скульптурные и художественные каноны и концепции, во многом определившие облик последующих цивилизаций мезоамериканского региона. В этом отношении вполне правы исследователи — от эмоционального М. Коваррубиса (Гуляев, 1972, с. 79) до аналитического М. Ко (Сое, 1977), видящие в олмеках базовый эталон последующей эволюции. Олмекские вещи, олмекский стиль, олмекские воздействия широко распространены в Мезоамерике.

Жадеитовые изделия как эталон престижного статуса надолго определили культурогенез от центров импульсивного развития до далекой периферии (Creamer, 1984). Однако не одна только гениальность и исключительность олмеков была тому первопричиной. Олмекский культурный комплекс, созданный в условиях наибольшего экономического благоприятствования, отразил процесс, который К. Фланнери назвал кристаллизацией культурных эталонов в условиях, когда целый ряд обществ мезоамериканского региона независимыми путями шел к формированию классового общества (Flannery, 1968) и, добавим, государственных структур. В приморских низменностях Вера-Крус и Табаско была создана культурная, а быть может и социо¬культурная, модель, воплотившая основные тенденции спонтанной трансформации, подобно тому как это имело место для переднеазиатского региона в Шумере и для перуанского в Чавине. Были созданы первые пирамиды цивилизации, и общество, пройдя качественный рубеж, продолжало поступательное движение, сложный и противоречивый характер которого, пожалуй, лишь усилился с возрастанием неравномерности развития в масштабах макрорегионов и целых материков.

Просуществовав около семи веков, олмекская цивилизация пришла к упадку, главные ее центры запустели и оказались заброшенными. В Сан-Лоренцо раннеолмекские статуи и рельефы, например, были помещены в ров, подвергнуты нарочитым поврежедениям и засыпаны. Следы подобных действий имеются и в Ла Венте. Возможно, вооруженные столкновения в сочетании с внутренними кризисными явлениями привели, как это, видимо, имело место в перуанском мочика, к упадку и дезинтеграции. Высказывалось, правда, мнение даже о социальной революции, будто бы сокрушившей авторитарный режим олмекских правителей, но конкретных данных в пользу такого заключения практически нет. На территории олмекской метрополии в первых веках до нашей эры, в так называемое постолмекское, или эпиолмекское, время продолжается активный процесс культурного и социально-экономического развития мезоамериканских обществ, идущих по пути цивилизации. Они не только были социологическими преемниками олмекского населения, но и прямо сохранили многие культурные модели и эталоны, созданные в эпоху колоссальных голов.

Не считая ацтеков, наследовавших подобно перуанским инкам традиции высокоразвитых предшественников, можно говорить о трех основных цивилизациях мезоамериканского региона: цивилизации майя, цивилизации Монте-Альбана, или сапотеков, и цивилизации Теотехуакана. В них повсеместно мы находим монументальные комплексы, частично развивающие приемы, выработанные олмеками, но намного превосходящие их своими масштабами; высокоразвитые ремесла, спектр которых расширяется; и как новое явление иероглифическую письменность, памятники которой более обильны в областях майя, но известны практически по всей мезоамериканской ойкумене. Рассредоточенный характер расселения (Ashore, 1980) вызвал значительные дискуссии по поводу наличия поселений городского типа и породил известную концепцию, что собственно равнинные майя являются цивилизацией без городов. Этот вопрос подробно рассмотрен В. И. Гуляевым в специальной монографии (1979), и автор этих строк полностью разделяет его позицию. Коль скоро мы должны учитывать функциональные характеристики соответствующих центров, перед нами явно поселения городского типа.

Эффективная система производства продуктов питания,, обеспечивающая стабильность этих обществ, судя по всему, варьировала по отдельным областям, и, пожалуй, здесь, как и в эпоху становления производящей экономики, должна приниматься во внимание система микрозон. Безусловно, в тропических лесах, учитывая климатические условия и характер осадков, исключительно эффективной была система подсечно-огневого земледелия, известная как мильпа. Она, в частности, базировалась на четком аграрном календаре, обеспечиваемом астрономическими наблюдениями, и на поразительных успехах мезоамериканских селекционеров. Эта система позволяла получать значительный прибавочный продукт и обеспечивала высокие демографические параметры (Cowgill, 1962; Гуляев, 1972, с. 191 и след.). Вместе с тем оказалось, что применялись и более эффективные системы земледелия, связанные так или иначе с ирригационными работами. Давно стали известны оросительные каналы в долине Оахако, этой нуклеарной части цивилизации Монте-Альбана. Вместе с тем оказалось, что искусственное орошение в тех или иных формах применялось и у равнинных майя. Здесь были найдены устроенные на склонах каменные террасы с особой системой увлажнения почвы. На коренных землях равнинных майя проводились каналы с мелиоративными целями, столь существенными в условиях болотистых низин (Гуляев, 1982). Такие мероприятия безусловно требовали налаженной системы общественного производства, объединявшей усилия ряда общин. Оросительные каналы и система оригинальных плавающих огородов, так называемый чинами, существовали в долине Мехико, естественном центре теотехуаканской цивилизации.